Александр Ханин - Рота, подъем!

• Название: Рота, подъем!
• Автор: Александр Ханин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

– На нее, родимую.

– Если у тебя кто из солдат на нее же упал – получишь десять суток губы. Ясно?

– С удовольствием, – отреагировал я.

– Почему же так?

– Отоспаться дадут, да помоюсь заодно.

– Ты достал со своей баней, – рявкнул ротный.

– А я не про баню, товарищ старший лейтенант, я про устав внутренней службы и заботу командира о личном составе…

– Хватит трындеть. Стрелять из БМП с таким глазом можешь? – спросил комбат.

– Синяк не мешает.

– Тогда: в машину! Мне экипажа для офицерских стрельб не хватает, заодно и тебя проверю.

Я полез в указанную твердой рукой командира БМП, неся в руке пулеметную ленту, которую мне вручил один из стоящих около вышки солдат. Выполнил все так, как сам сутки назад учил солдат: шлемофон к рации, ленту в пулемет, выстрел в орудие и, прижав к горлу микрофоны, прокричал: "Вышка, я третий – к бою готов".

– Вперед, – раздалось в наушниках, и машина дернулась.

Вентилятор вытяжки не справлялся, но я прилип к видоискателю орудия. "Вот она мишень, стоит, родненька", – увидел я в прицельную сетку мишень танка. Палец большой руки сам нажал на копку. Выстрел ушел вперед, и мишень легла. Ручку вниз. Выстрел в ствол. Закрыть.

"Сетка". Второй выстрел положил следующую мишень. Я повернул немного башню и увидел стоящие мишени для стрельбы из пулемета. Прицелился, нажал большим пальцем левой руки на кнопку… ничего последовало. Я нажал снова. Та же реакция. Пулемет молчал. "Неужели не загнал патрон в ствол?" – подумал я, открывая на ходу пулемет. Нет. Капсуль виднелся в стволе, и лента свисала оставшимися сорока девятью патронами. "Предохранитель перегорел", – мелькнуло у меня в голове, и я сжал микрофоны у себя на горле.

– Вышка, я третий. Вышка, я третий.

– Что у тебя, третий? – послышался в наушниках голос комбата.

– У меня предохранитель перегорел, не могу стрелять из пулемета,

– прокричал я под шум ревущей машины.

– Ну и катись так… – буркнул комбат в наушниках.

"Ага, щас", – подумал я и положил руку на пулемет. Если оттянуть зажим, то можно вручную нажать на верхнюю гашетку пулемета, и я посмотрел в видоискатель. Мишени были прямо передо мной, как на ладони. Я поправил направление и нажал пальцем на гашетку. Мишени упали и поднялись вновь. "Ага, есть!" – обрадовался я и повторил процедуру.

– Прекратить стрельбу, – раздалось в шлемофоне. – Разряжай.

– Вышка, я третий, оружие разряжено, – доложил я, разрядив пулемет и проверив отсутствие выстрела в столе орудия.

– Возвращайтесь.

Не снимая шлемофона и держа ленту с остатками патронов в руке, я подходил к наблюдательной вышке.

– А говоришь, что "предохранитель перегорел", – передразнил меня комбат, выходя навстречу.

– Он и перегорел. Механик меняет, – показал я рукой на машину, где механик влезал в люк наводчика.

– А как же ты стрелял? – поднял брови майор.

– Вручную… Рукой прижал и на гашетку…

– Вручную? И так прицельно? Ну, ты даешь, Ханин. Баню ты точно заслужил. Ротный, сегодня третий взвод возвращается в часть. Взвод отправить в баню. Скажешь, что мой приказ.

– Есть, – махнул рукой к фуражке старлей.

Я отошел к солдатам, перед которыми стояли два командира взвода.

Салюткин и его верный друг лейтенант Воронов объясняли подчиненным двух взводов то, как они будут вступать с ними в "половые" взаимоотношения в случае малейшего непонимания. Воронов держал в руке самодельные нунчаки – две деревянные палочки, связанные между собой холщовой веревкой. Нунчаки должны были изображать боевое японское оружие, главным специалистом по которым в Советском Союзе считался Брюс Ли по демонстрируемым в видеосалонах фильмам. Еще в девятом классе такие самопальные нунчаки, которые я вырезал на станке после урока труда, меня спасли от приставания солдат стройбата, копавших траншею для кабелей на нашей улице. Нунчаки я носил на боку за поясом и, когда передо мной появился непонятной для меня национальности парень в армейской форме, сделал шаг назад и отказался отдавать имевшуюся в наличии мелочь. На мои возражения, встал еще один солдат, и тогда я достал нунчаки. Я не выпендривался, как это делали мальчишки, вытаскивая ножи или кастеты, я не пытался сделать сложные, отрабатываемые неделями упражнения. Я крутил только переднюю и заднюю "восьмерки", но этого было достаточно, чтобы пройти между стройбатовцами, даже не рискнувшими двинуться навстречу этому, запрещенному уже в то время к свободному ношению, холодному оружию.

Нунчаки, которые держал в руке Воронов, я уже видел в роте у рядового Ли, выпиливавшего их для лейтенанта.

– Ли, нунчаки же короткие, – сказал я ему, примерив длину палочки. – Работать будет неудобно.

– А лейтенант все равно ничего в этом не понимает. Сказал, раз ты кореец, значит должен знать, как сделать. Я сделал. Из чего было – из того и сделал.

– Из ножек стула?

– Ага, из них.

– Лейтенант-то безголовый, кому-нибудь треснет и…

– Мне приказали – я выполнил приказ, товарищ сержант.

– Это верно…

Воронин крутить нунчаки действительно не умел. Неуклюжая

"восьмерка" на вытянутой руке демонстрировала о знаниях, полученных скорее по голливудским фильмам, чем на тренировке.

– А кто меня не будет слушать, тот получит вот этим по своей дурной башке. Или по заднице, – и лейтенант хлопнул стоящего рядом солдата несильно по ягодицам.

– Ой, – отскочил, подыгрывая ему, солдат. – Больно же, товарищ лейтенант.

– А будет еще хуже, – пообещал Воронин, размахивая в стороны нунчаками.

– Товарищ лейтенант, – подошел я поближе, – разрешите посмотреть?

– Смотри, – продолжая крутить в руке "восьмерку", время от времени прерывая ее рывками в сторону, улыбался гордый взводный. -

Видел такие?

– Такие еще нет, – протянул я руку.

Взводный прекратил крутить нунчаки и, чуть подумав, протянул их мне.

– Оцени.

Я подкинул нунчаки чуть вверх, перехватил вторую палочку, сделал несколько движений "передней восьмерки", перехватил другую сторону, нунчаки пошли "восьмеркой", закрывая меня сзади. Я пропустил палочку под рукой, поймав вновь первую палочку оружия над плечом, и отправил их вниз через другое плечо, а затем двойной петлей вокруг пояса. В свете фонаря нунчаки двигались быстро, и я знал, что они выглядят устрашающе, то появляясь, то исчезая на свету. Еще несколько движений, и я, перехватив вторую палочку, протянул нунчаки ошалевшему лейтенанту:

– Для меня короткие.

– Для тебя?

– Да. Должны быть сантиметров на пять длиннее. Но все равно, спасибо. Давно не крутил.

Лейтенант взял в руки нунчаки, осмотрел их, как будто бы видел впервые, и аккуратно, поглядывая на меня, убрал в сумку.

– Чего уставились, бойцы? – повернул он голову к солдатам. -

Строиться. Рота выдвигается в расположение части.

В баню взвод пошел в этот же день. Старшина, имевший приказ командира, договорился, и нас пустили мыться с ротой третьего батальона. После ужина я вел солдат, держащих подмышками свертки с полотенцами, мылом и мочалками к низкому белокаменному зданию, из трубы которого шел низкий дымок. На плацу стояла шестая рота и слушала старшину. Мы начали обходить строй сзади и увидели незабываемую картинку. Тамарка, прапорщик медслужбы, обогнув нас, быстро подошла к старшине.

– Ты где шлялся? Ты где шлялся, я тебя спрашиваю?!

– Том, солдаты тут…

– Солдаты постоят. Ты где шлялся?

– На директрисе я…

– На ком? – Томка, которая была на две головы ниже мужа, подскочила и ткнула ему кулаком в нос.- Ну-ка, еще раз повтори на ком?! Как эту стерву зовут?

Старший прапорщик, старшина шестой роты, кавалер двух орденов

Красной Звезды стоял как нашкодивший мальчишка, у которого не было двух копеек позвонить маме домой.

– Ты будешь отвечать, кобель?! – и Тамара снова ткнула ему маленьким, но жестким кулачком в нос.

– Имран, солдат в баню, я догоню, – кинул я фразу солдату и подбежал к семье "кусков", как называли в армии, прапорщиков.

– Товарищ гвардии старший прапорщик, разрешите обратиться к товарищу фельдшеру? – поднял я руку к пилотке.

Тамара медленно повернулась ко мне.

– Том, – тихо сказал я ей, – у тебя за спиной сто пятьдесят "духов".

Глаза татарки стали злые и въедливые.

– Вали отсюда. Тебя не спрашивали, – и она снова повернулась к мужу.

– Так я роту отпущу? – тихо посмотрел я на старшину. Он глубоко вздохнул и ничего не ответил.

– Есть, товарищ прапорщик! – опять козырнул я и повернулся к солдатам шестой роты. – Рота! Равняйсь, смирно. Напра-во! В расположение роты бегоооооооооооом арш!!

Солдаты, похихикивая, побежали в казарму. Я пристроился в хвост колонне и догнал свой взвод.

Баня была не просто славной, а являлась верхом наслаждения.

Я стоял под душем и тер себе спину, в то время как солдаты в горячем пару мучались с шайками. Под душ их пускали только ополоснуться. Мыться стоя под душем была привилегия сержанта или старослужащего.