Стефани Блэйк - Тайные грехи

• Название: Тайные грехи
• Автор: Стефани Блэйк
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• ISBN: 5-237-04613-4

Это – история трех поколений женщин семьи Тэйт. Трех женщин, носивших одно и то же имя. Они создавали империи и разбивали сердца. Они рисковали всем и побеждали там, где победа казалась невозможной. Они были решительны и прекрасны, горды и неукротимы. Они обладали странной волшебной властью над мужчинами, и перед их чарами не в силах был устоять никто. Одно и то же имя – и три разные, равно невероятные судьбы…

---

Он одним духом опорожнил бокал с мартини.

Мара обвила его шею руками и прижалась губами к пульсирующей артерии у него на шее. При этом она бормотала:

– Перестаньте принижать себя, Макс. Вы блестящий, остроумный, добрый, способный понять и посочувствовать и…

– И тоже чертовски привлекательный. Я и Гэйбл – мы просто как близнецы-братья. Нас всегда путают и принимают друг за друга.

– Вы для меня на особом месте. Вы мне очень дороги.

– Да, я как раз тот самый мистер Славный Малый, верно?

Он не удержался и поддался мелочной ревности и дешевому импульсу:

– Готов пари держать, что вы этого не говорите О’Тулу, стройному, поджарому, с львиной гривой, гибкому, модно одетому О’Тулу. Он на меня всегда смотрит свысока, и кажется, что сейчас протянет мне свой пиджак и скажет: «Укоротите мне рукава, Макс, и как следует отутюжьте».

Мара рассмеялась и обняла его еще крепче.

– Это несправедливо. Вы ходячий предрассудок. А на самом-то деле Льюис полон глубокого уважения к вам.

– Так я вам и поверил.

– Я не хочу говорить о Льюисе или о ком-нибудь еще, имеющем отношение к «Т.И.И.». Идемте со мной, дорогой.

Она взяла его за руку и повела по коридору в свою спальню. Когда она нажала на выключатель, спальня осветилась бледно-зеленым сиянием – свет исходил из встроенных ламп, скрытых в широком бордюре на потолке.

– Какой цвет вам кажется самым сексуальным? – спросила она. – Зеленый, синий, красный, оранжевый? Говорите.

Чтобы показать, что ей подвластны все эти цвета, она повернула выключатель снова, и зеленый свет сменился нежно-голубым, потом темно-синим, пурпурным – цвета переливались, накладываясь друг на друга.

– Я выбираю красный.

Его взгляд блуждал по роскошной комнате, богато обставленной и в то же время хранящей отпечаток своей женственной обитательницы, ее непогрешимого вкуса.

Его заинтриговала приборная доска у изголовья кровати.

– Это что-то из области Бака Роджерса и двадцать пятого века.

– Все в высшей степени функционально – телефон, музыка, телевизор, пища, напитки. Хотите шампанского и икры? Они в холодильнике. Нажмите только на красную кнопку.

– Нет, спасибо. Я предпочел бы хорошую музыку.

Она стояла, прямая как стрела, одну руку положив на бедро, другую прижав к сомкнутым губам.

– Постойте… Какая музыка может пробудить в вас зверя? А, Макс?

– Этюды Шопена.

– Получите их, приятель.

Она нажала на деревянную панель, и та скользнула к противоположной стороне консоли, открыв устройство вроде тех, что установлены на музыкальных автоматах с перечнем записей. Мара нажала на одну из кнопок, и мягкие звуки фортепьяно заполнили комнату, наплывая на них со всех сторон.

Фидлер вздрогнул:

– Нельзя ли сделать потише? У меня такое ощущение, будто я оказался внутри репродуктора.

Она убавила громкость и села на постель.

– Никаких отговорок, Макс. Вы уже взяли на себя обязательство.

Не смущаясь, она развязала пояс своего домашнего платья и сбросила его к ногам.

Как он и подозревал, под ним она оказалась совершенно обнаженной. Он ошеломленно смотрел на нее, пожирая полными желания глазами. Она была верхом совершенства, пределом мечты всякого мужчины. Когда она подняла руки над головой, чтобы развязать ленту и распустить волосы, ее прекрасные груди приподнялись и соски соблазнительно отвердели.

Она медленно опустилась на покрывало, а волосы ее веером разметались по подушке. Улыбаясь, она протянула к нему руки.

– Люби меня, дорогой. Я ужасно хочу тебя, отчаянно.

Фидлер никогда еще не чувствовал себя таким неуклюжим, таким неловким, даже в свою первую брачную ночь. Его непослушные пальцы шарили по ширинке, безуспешно пытаясь расстегнуть молнию. Одна рука запуталась в рукаве рубашки; пытаясь освободиться от брюк, он споткнулся и упал на колени.

Мара пришла в восторг. Смех ее был сердечным, необидным и вполне земным.

– О, Макс, я вас обожаю! Вы очаровательны. Идите же ко мне, вы, неуклюжий мозгоправ.

Он лег рядом с ней и, положив руку ей на грудь, наклонился поцеловать. И – о чудо! – его беспокойство, волнение и неуверенность прошли сами собой. Он опасался оказаться не на высоте рядом с этой восхитительной женщиной, которая с первой минуты показалась ему совершенством, воплощением женственности, эфирным созданием, которое можно только боготворить.

Но теперь, когда Мара лежала рядом – грудь к груди, бедро к бедру, – она стала реальностью из горячей крови и плоти, готовой ответить на каждое его нежное прикосновение к ее соскам, животу, бедрам… Она издала громкий стон, когда его пальцы принялись ласкать самую сердцевину ее тела. Извиваясь, она просила:

– Макс, дорогой, возьми меня! Я не могу больше!

Ее руки вцепились в его член и потянули к себе так требовательно, что он был вынужден обуздать ее:

– Моя прелесть, если ты будешь продолжать тянуть его с такой силой, то вырвешь с корнем!

Пьяный и почти обезумевший от желания, он с невероятной нежностью и осторожностью позволил себе овладеть ею; его член скользнул между ее трепещущими бедрами, позволив ее рукам вести и направлять его. Он не удержался и застонал, когда она принялась ласкать и гладить его отвердевшие яички.

Ее любовные конвульсии начались до того, как он вошел в нее, и, как ему показалось, продолжались бесконечно. Впервые, сколько Макс себя помнил, он испытал оргазм дважды, почти один за другим.

– Я тебе угодил? – спросил он потом, когда она нежилась в его объятиях и мурлыкала, как довольный котенок.

– В высшей степени! Четыре раза испытать оргазм – это хорошо даже для меня. А как ты?

Глаза его чуть не выкатились из орбит, в изумлении он возвел их к потолку.

– Ну и женщина! Я – только два, и то чувствую себя призовым жеребцом!

– Моим собственным жеребцом!

Она ласкала его теперь мягкую мужскую плоть.

На лбу его обозначилась морщинка недовольства. «Запоздалый гость, последнее приобретение для ее конюшни, – подумал он. – Брось. Перестань страдать как мальчишка, который впервые овладел любимой девушкой и узнал, что она не девственница».

Даже Рут откровенно сказала ему, что он был не первым мужчиной в ее жизни.

«Не раздувай из этого бог знает что! Ты как Золушка на балу жизни. Так радуйся, наслаждайся, потому что скоро наступит полночь – и это так же верно, как то, что завтра утром взойдет солнце и ты окажешься на своей кушетке и снова будешь отряхивать пепел и сажу с человеческих душ».

Глава 4

Мара крепко уснула. Она казалась такой спокойной и такой ангельски красивой, что у Фидлера не хватило духу разбудить ее. На его часах было без десяти девять. Еще ранний вечер. Если он окажется дома до полуночи, ему придется отражать нападки и отметать обвинения жены.

«Да черт с ней, с Рут!»

Он пытался замаскировать бравадой чувство вины.

«Врачу, исцелися сам!»

Он был страшно голоден. Одевшись и натянув носки и башмаки, он тихонько вышел из спальни и отыскал путь на кухню. Сквозь стеклянную дверь микроволновой печи он увидел омлет по-эльзасски, но решил дождаться, когда она проснется. Открыв дверцу холодильника, он занялся поисками каких-нибудь остатков. При виде половины жареного цыпленка под пластиковым колпаком рот его наполнился слюной. Он вытащил его, налил себе стакан обезжиренного молока и, захватив еду, направился по коридору в кабинет. Он поставил все это на большой кусок зеленой промокательной бумаги, включил трехфазовый выключатель на самый яркий свет и некоторое время стоял у окна, глядя на город.

Ночью Нью-Йорк превращался в сказочный город, грязные потеки скрывались под покровом темноты. Стальные жесткие конструкции небоскребов облагораживались ярко освещенными окнами, их огни сияли тысячами светляков, горели маяки на башнях, то ярко зажигаясь, то угасая, как звезды над лесом гигантских рождественских елок.

Ветер бросил в окно горсть мокрого снега и завыл погребальную песню, задув в один из углов крыши, от сильного порыва бури задрожали кусты в саду на террасе Мары. Он задернул шторы, подошел к книжному шкафу и, взяв один из последних томов истории Тэйтов, принялся его просматривать.

Пережевывая ножку цыпленка, он откинулся на кожаную спинку кресла и принялся читать с того места, где остановился, когда был здесь в последний раз. Эта часть книги охватывала период с 1910 года по настоящее время. В основном это было довольно нудное чтиво, дотошное описание светской жизни. Странно, думал он, как азарт и изобретательность рассказчика по мере развертывания полотна жизни, описания того, как положение семьи Тэйтов укреплялось, как они богатели и занимали все более высокое положение в обществе, иссякали и рассказ становился все более вялым.

Старый Дрю Тэйт был прав: когда со сменой поколений кровь разбавляется, разжижается более слабой, истощается и плоть истории самой семьи.