Розмари Роджерс - Ложь во имя любви

• Название: Ложь во имя любви
• Автор: Розмари Роджерс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014367-2

Юная испанская красавица Мариса встречает пирата и бунтовщика Доминика, блудного сына английского лорда, хладнокровного покорителя женских сердец. И вскоре оба они уже не могут понять, что за сила ведет их из страны в страну, с континента на континент, из наполеоновского Парижа в прерии Нового Света – то ли всесокрушающая ненависть, то ли всепобеждающая любовь.

---

«Какая же я трусиха!» – в отчаянии подумала она и вздрогнула от неожиданности.

Жозеф Фуше был непревзойденным мастером постановки подобных сцен. Он собрал всех, кого требовалось, привел их сюда и теперь мог спокойно наблюдать за их реакцией, мысленно отмечая все, достойное его внимания.

– Вот вы где, сеньорита! – игриво произнес он. – Сочувствуя вашим мукам жажды, я принес шампанского, прихватив с собой одного господина, мечтающего познакомиться с вами. Может быть, вам о чем-то говорит его имя? Сеньор Педро Ортега!

Мариса приросла к месту, глядя на насупленную физиономию испанца. За ним стоял с серыми, как дым от адской жаровни, глазами Доминик Челленджер, сложив руки на груди. За него цеплялась тетя Эдме. Рядом с тетей стоял устроитель бала принц Беневенто с обычной циничной ухмылкой на устах.

Он и нарушил затянувшееся молчание, проговорив нараспев:

– Дорогой мой Фуше, я надеюсь, у вас есть веские основания для устройства этого театрального действа. В противном случае я буду вынужден назвать это крайней бестактностью.

Профиль Филипа Синклера выглядел как профиль мраморной статуи, залитой лунным светом. Он медленно сжал кулаки.

– Ах, Мариса! – с упреком выдохнула Эдме.

Педро Ортега грозно наклонил голову:

– Весьма сожалею, сеньорита, что вы предпочли убежать от меня. Если бы я знал, что вам так отвратителен мой костюм, то обязательно сменил бы его на другой.

Мариса собиралась с силами, чтобы ответить. Она чувствовала себя загнанным в угол зверьком и решила никого не щадить, в том числе и себя.

– Вы опоздали со своими сожалениями, сеньор. Полагаю, вы искали простушку-жену помоложе годами, зато с хорошим приданым. Мне повезло: я подслушала, что вы говорили на сей счет приятелю, тоже здесь присутствующему. Крайне удивлена, что у вас хватает наглости смотреть мне в глаза после имевших место событий, в которых вы приняли непосредственное участие!

Он покраснел и промямлил:

– Dios mio![15] Откуда мне было знать?.. Мы все думали, что вы всего лишь цыганка…

– Чрезвычайно интересно! – протянул Талейран, щурясь. – Непонятно только, при чем тут мы? Не могу себе представить, чтобы прошлое этой дамы представляло угрозу национальной безопасности, дружище Фуше. Зачем вы привели нас сюда как свидетелей вполне личной встречи?

К изумлению Марисы, конец неприятной сцене положил Доминик Челленджер. Сбросив руку тети Эдме, он выступил вперед и, схватив за руки Марису, притянул ее к себе.

– Ни спорить, ни секретничать больше нет причин, поскольку ретивые шпионы герцога Оранского, судя по всему, докопались до истины. Педро совершенно правильно напомнил, что Мариса переоделась цыганкой, каковую я сделал своей любовницей. Во Францию она приплыла со мной. – Его тон становился все более язвительным. – Есть ли возражения у присутствующих господ? Сознался ли я в преступлении против вашей Республики, досточтимый герцог?

Эдме вскрикнула, словно ее ударили кинжалом; Педро Ортега насупился, но промолчал; Филип Синклер издал невнятный горловой звук, напоминающий предсмертный хрип.

Один Тайлеран засмеялся, чем усугубил расстройство Фуше:

– L’amour![16] А вы что нафантазировали, дружище? Роялистский заговор? Тайные козни? Судя по всему, вы извлекли наружу всего лишь некие деликатные обстоятельства, в которые нам совершенно не следовало совать нос. Примите мои глубочайшие извинения, сеньорита, а также все присутствующие.

Фуше почувствовал, что почва уходит у него из-под ног, и совсем потерял голову.

– Прошу прощения, сударь, – крикнул он, – но это еще далеко не все! Скажем, месье Синклер – англичанин, родственник герцога Ройса, его отец – член английского кабинета министров. Сеньорита, вхожая в наши правящие круги, определенно отдает предпочтение его обществу. А как быть с тщательно скрываемым родством между месье Синклером и вот этим господином, именующим себя американцем?

– Я не просто именую себя американцем, ваша светлость, но и являюсь гражданином Соединенных Штатов. Желаете доказательств? Если угодно, обратитесь за ними к господину Ливингстону. Что касается упомянутого вами родства между мной и Синклером, то, уверяю вас, ни ему, ни мне нечего скрывать. Могу честно сказать, что я – законнорожденный бастард.

Мариса попыталась освободиться, но оказалась пленницей Доминика Челленджера, который крепко прижал ее к своему гранитному телу. Одна его рука повелительно легла ей на талию.

– И ты еще смеешь… Значит, ты признаешься?.. – пробормотал Филип Синклер.

– При чем тут законнорожденность – незаконнорожденность? – не выдержал Фуше, расставшись со своей обычной бесстрастностью. – Главное в другом: кто бы ни были его настоящие родители, месье Челленджер – никакой не Челленджер, а виконт Стэнбери и, не исключено, будущий герцог Ройс. Англичанин, прикидывающийся американцем, – разве не любопытно? – Он снизил голос до зловещего шепота. – Что вы теперь скажете о своей связи с этой юной дамой, подданной Франции по матери, которую вы, по вашему собственному признанию, лишили невинности?

Даже Талейран поморщился от этих безжалостных слов и хотел было упрекнуть Фуше в жестокосердии, но Доминик Челленджер опередил его, хрипло рассмеявшись:

– Невинность дамы осталась бы в целости и сохранности, если бы она позаботилась сказать мне, кто она такая! Однако ввиду всех этих публичных разоблачений и моей заботы о ее… репутации я изъявляю готовность исправить положение. Ты, Педро, можешь потом, если пожелаешь, потребовать удовлетворения, а сейчас ответь: тебе действительно посулили хорошее приданое? Эдме, любовь моя, вы, кажется, опекунша этой вруньи?

Удерживая железной хваткой извивающуюся Марису, Доминик ехидно улыбнулся и оглядел ошеломленных и не верящих своим глазам и ушам зрителей. Потом он перевел взгляд на Эдме и сказал проникновенным тоном:

– Обещаю, дорогая, что окажусь не очень капризным мужем. Вы не возражаете?

Глава 16

Он выкинул это с единственной целью – досадить Филипу. Однако, чем бы он ни руководствовался, сделав свое скандальное заявление, вопреки ее отношению к происходящему он связал себя по рукам и ногам, а репутацию Марисы раз и навсегда уронил в глазах общества.

День шел за днем, и, к своему вящему ужасу, Мариса все яснее понимала, что ей некуда деваться. Она была обречена на брак с Домиником Челленджером независимо от своего истинного к нему отношения и своего желания найти Филипа и все ему объяснить…

Она оказалась в ловушке без всякой надежды на бегство. Она постоянно была окружена людьми, ни в грош не ставившими ее протесты и слезы негодования. Тетка по-прежнему глядела на нее с упреком и твердила бесцветным голосом о выпавшем на долю племянницы счастье. Мариса не могла взять в толк, как Эдме мирится с самой мыслью о том, чтобы выдать племянницу замуж за своего любовника, однако не сомневалась, что тетка и Доминик продолжают встречаться – не иначе как для обсуждения приготовлений к предстоящей свадьбе!.. Думая об этом, она скрежетала зубами.

Даже Наполеон, сразу ставший холодным и неприступным, благословил ее на брак, а крестная всплакнула, желая ей счастья. Уж не сочла ли она, что главная опасность миновала?

Вплоть до дня и часа венчания Мариса не могла поверить, что свадьба состоится. Она убеждала себя, что брак по принуждению с тем, кого она презирала и ненавидела больше всех на свете, – всего лишь кошмар, которому придет конец, когда она откроет глаза. Она ни разу не видела Филипа после той ужасной ночи, когда он отвернулся от нее и зашагал прочь; герцог Оранский предпочел поступить таким же образом.

Совершенно неожиданно для себя она оказалась облаченной в белый шелк и кружева, взбитые ворчуном Леруа; в волосах и на шее сияли бриллианты. Роль посаженого отца была предназначена самому принцу Беневенто.

Гортензия Бонапарт провела с Марисой два последних часа, помогая ей одеваться и шепча слова утешения. Ласковые карие глаза Гортензии, так похожие на глаза ее матери, были наполнены слезами сочувствия, которые она тщательно утирала, не желая огорчать подругу еще больше. Среди всех одна лишь Гортензия понимала, что значит выходить замуж по принуждению и без любви, с сердцем, отданным другому.

Мариса то и дело приходила в негодование, не обращая внимания на попытки подруги ее успокоить.

– Не хочу! Ему меня не сломить! Из всех мужчин на свете он последний, чьей женой мне бы хотелось стать. Как я могу смириться и позволить выкручивать себе руки? Я откажусь отвечать на вопросы священника. Пускай все знают, какое отвращение вызывает у меня подобный союз!

Лицо, смотревшее на нее из зеркала, казалось чужим. Она видела белую как полотно, насмерть перепуганную незнакомку; красные пятна на щеках и ярко подведенные губы делали из нее жалкое подобие куклы Коломбины. Только огромные сверкающие глаза говорили о том, что жизнь в ней еще не угасла.