Георгий Гуревич - Темпоград. Научно-фантастический роман

• Название: Темпоград. Научно-фантастический роман
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: “МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1980

Гуревич Г. Темпоград: Научно-фантастический роман. / Художник В. Бай. М.: Молодая гвардия, 1980. — (Библиотека советской фантастики). — 288 стр., 90 коп., 100 000 экз.

Роман о городе физиков будущего, об ученых и исследо­вателях, решающих проблемы завтрашнего дня, прокладыва­ющих новые пути к знанию.

Миру планеты Той грозит катастрофа — родное солнце взорвется через два месяца. Для решения неотложных научно-технических проблем создается микроскопический городок Темпоград, обитатели которого живут в ускоренном времени: за сутки у них проходит год, а два месяца растягиваются соответственно на 60 лет. Срок вполне достаточный для спасительной операции… Любители строгой НФ наверняка оценят описание путешествия «в дебри атомов» — в мир стремительно уменьшающихся масштабов и столь же стремительно нарастающего темпа. Экспедиция не возвращается, и вот почему: на поверхности одного из встреченных микрообъектов ее участники обнаружили жизнь: оказалось, она возникла… благодаря им самим — их «темпоскаф» стал своеобразным солнцем этой «микропланеты». Что делать? «Придется светить и дальше», — радирует руководитель экспедиции…

---

Сидя на дальнем конце скамейки, президент краем глаза рассматривал знакомо-незнакомый профиль. Иными глазами смотрел: сквозь призму житейского опыта, из перспективы возраста. Такое свеженькое личико, бархатные щеки, носик, немного вздернутый — дитя еще, прелестный ребенок. И ротик чуть приоткрытый, такой простодушный, такой добрый. Самоотверженная доброта — так аттестовал бы сейчас он девушку. А глазенки грустные, и веки чуть припухшие. Плакала! Из-за него, чурбана, плакала. А он сомневался еще, не понимал, какой клад ему достался. Обижался, дулся самолюбиво. А Винета жила суматошно от доброты, потому что всем бросалась на помощь очертя голову. Зачем медлил, почему колебался? Ну отлучился бы из Т-града на денек для свадьбы. На худой конец по радио посватался бы, выписал бы Винету… И прожил бы всю жизнь со славным человеком. Не превратил бы свою квартиру в келью, в картотеку ученых трудов.

— Вы что вздыхаете? Вам плохо?

Вот и бросилась на помощь.

— Ничего, девушка. Так, мысли.

— Но я вижу, вы за сердце держитесь. У вас боли, этим не надо пренебрегать. Вы к какому лекарству привыкли? Я принесу, у меня дома аптечка. Можете доверять мне, я будущий врач, учусь на кафедре Штеккера. Наверное, вы знаете эту фамилию, выше нет никого в гериатрии.

Вот положение: любимая девушка тебя спасает. Не ты ее, она тебя.

— Боли! — проворчал президент. — Конечно, и боли есть, но я привык. У стариков всегда что-нибудь болит. Не стоит их лечить, время тратить.

— Вы напрасно отчаиваетесь. Наука делает сейчас чудеса. Мой шеф считает, что можно продлить жизнь до ста лет всем поголовно.

— Что толку растягивать увядание? Все равно человек немощный, ущербный. Вот вы, девушка, вы же не влюбитесь в старика.

— Вероятно, влюбиться не смогу, — сказала Винета честно. — Но я учусь у стариков. У меня есть друзья преклонного возраста — очень интересные люди. Их с удовольствием слушаешь.

— Лечить интересно. Букет болезней.

— Да, и лечить интересно. И очень приятно, если умному, опытному, умелому человеку ты возвращаешь работоспособность. Мои пациенты, а у меня уже есть пациенты, рассказывают мне о своих делах. И я горжусь, словно я сама принимала участие. Вы тоже расскажете… потом, когда перестанете держаться за сердце.

Так, в разговорах о больном сердце, и прошел вечер — свидание президента с юностью. И, прощаясь, Винета потребовала, чтобы собеседник ее пришел на следующий вечер, пришел и обязательно принес анализы. Она сведет его со Штеккером, выше нет никого в гериатрии. Пусть обещает, пусть даст слово, пусть не увиливает от лечения. К организму надо относиться внимательно, с уважением.

И упорхнула. А президент еще долго сидел, вздыхая и улыбаясь, сначала блаженно и умиленно, потом с грустной иронией: «Приходите на свидание с анализами! Анекдот! Нет, завтра скажу ей всю правду».

С того вечера началась странная, тройная жизнь Льва Январцева. Три позиции, три настроения: утреннее, дневное, вечернее.

Утром он был президентом Темпограда. В 7:00 ему доставляли сводку событий за сутки, за темпоградский год. Бегло просмотрев таблицы, президент убеждался, что идея Ван Тромпа, увы, утверждается. Продолжается процесс превращения Т-града в Город-консилиум, клиники — в поликлинику, научных институтов — в учебные. Президент считал, что все это — стрельба из пушек по воробьям.

И, распалившись, разобидевшись за униженную пушку, он летел (на глайсере) в Академию Времени, врывался в кабинеты яростный, убеждал возмущенно и язвительно, что неторопливость неуместна, даже преступна. Если есть возможность мчаться, нельзя плестись шажком. Надо мчаться, надо поспевать за авангардом, надо мир приравнивать к темпам быстрого времени, а не вожжи натягивать, придерживать взлеты мысли.

— Дайте же нам обсудить ваши предложения, — взывал Ван Тромп.

— Обсуждайте в Т-граде! — кричал Январцев. — Там есть время для размышлений. Давайте перенесем туда Академию Времени. Не хотите? Давайте хотя бы сессию проведем для начала.

— Но сессию надо подготовить, — возражал Ван Тромп. — Собрать материалы, доклады написать.

Неторопливость собеседника, его ленивый говор с растянутыми гласными приводили Январцева в бешенство:

— Да что готовить, что готовить, собственно говоря? Материалы у нас разработаны. Возражения? Неужели вы всерьез собираетесь обсуждать статью этого поэта, любителя бить стекла на собственной террасе?

— Нет, конечно, мы против крайностей. Но он не одинок. Вот вчера пришло письмо от некоего Шаурина, тоже литератор, но прозаик. Он предлагает законсервировать Темпоград, как только мы доведем до конца работы на планете Той, и открывать город в чрезвычайных обстоятельствах, всякий раз после всемирного референдума.

— Вот именно, блестящая идея! Чрезвычайные обстоятельства и всемирный референдум! Для ускорения дела, что ли? Начинается эпидемия, и тут же всемирный референдум, надо ли срочно искать лекарство. А вы сами не могли объяснить этому Шаурину, что Темпоград строился не из-за космической катастрофы. Строился, чтобы все все получали по потребности без отсрочки, не ждали обещанного три года. Но если ваш прозаик предпочитает ждать…

К середине дня, израсходовав запал, усталый и разочарованный, президент возвращался в Москву. Днем он был уже не ученым, не государственным человеком, а семейным, не то мужем, не то отцом, не то опекуном болезненной, недовольной, требовательной и очень капризной женщины. Жужа упрекала его и отчитывала, а он терпел и молчал, считая, что обязан терпеть все прихоти матери его будущего ребенка.

Но потом приходил летний вечер… и следовала экскурсия в страну воспоминаний. Лучшее из них сидело в том же саду, в том же белом платье с голубым поясом, милое, свежее, цветущее. И не было рядом зеркала, чтобы напоминать президенту о его возрасте. Он же был Львом Январцевым, он и чувствовал себя Львом, смотрел на девушку, в которую был влюблен Лев, и сердце билось, как в юности, кровь струилась живее, лицо горело, даже голова кружилась слегка. Пусть воображаемое счастье, но все-таки счастье, пусть временное, но возвращение в молодость, пусть бесперспективное, но все-таки продолжение первой любви.

И хотя президент приходил под предлогом лечения, но разговоры о самочувствии пресекал. Не хотелось подчеркивать немощи рядом с цветущей. Он предпочитал рассказывать о приключениях мысли, о победах над тайнами времени и тайнами мозга, о подготовленной, пока еще не осуществленной атаке на зловредную взрывчатую звезду, обо всех своих любимых осях, устремленных в бесконечность. Но о Темпограде президент не упоминал. Нарочно откладывал признание, тянул удовольствие встреч.

— Вам не скучно от всей этой учености? — спросил он как-то.

— Нет, вы очень хорошо рассказываете. У вас удивительно ясный ум. Все освещено, все расставлено, все взаимосвязано. У меня в голове хаос был, а вы как-то разложили все по полочкам. Такое умение нечасто встречаешь, наверное, оно прирожденное. У меня был друг, — добавила она, чуть краснея. — Он студент, совсем еще мальчик с вашей точки зрения. Но тоже умеет все прояснять. Не так хорошо, как вы, но похоже.

— Вы любили его, этого друга? — не без труда выговорил президент. — Простите за нескромность, но постороннему легче признаться.

— И сейчас люблю, — сказала Винета просто. — Даже больше люблю, с тех пор, как мы расстались. Пока рядом был, как-то не ценила. Я ужасно неорганизованная, хватаюсь за одно, другое, третье, ничего не успеваю, пропускаю самое важное. Я и встречи с ним пропускала, а он человек самолюбивый, с большим внутренним достоинством. В общем, как-то бессмысленно потерялись. Но я жду… и все думаю о нем. Все больше уважаю его… и люблю. Вот и сейчас: сижу с вами, а думаю о нем. Вы не обиделись?

— Ничуть, с какой стати? — сказал президент, горько улыбаясь. Конечно, ему было обидно. Но смешно же ревновать к самому себе. Или тот, девятнадцатилетний Лев, не он на самом деле?

И опять он не сказал правды Винете. Совсем было собрался, а в последний момент подумал: «Надо ли вмешиваться в естественный ход жизни? Время все сотрет постепенно и безболезненно».

На следующий день, это было во вторник, 2 июля, президент выступал по телевидению. Сразу же, в первый час по прибытии, он потребовал организовать это выступление, чтобы через головы неповоротливых сотрудников Ван Тромпа обратиться ко всем людям Земли, всем сразу объяснить, что бессмысленно и преступно плестись босиком по дороге, закинув котомку через плечо, когда на старте стоит ракета, готовая рвануться в будущее.

Передачу вел Ван Тромп, и перед началом он подпортил настроение президенту. Перед самым выступлением спросил:

— Есть деловое предложение. Приближаются решающие дни на планете Той. В свое время вы проектировали Астромеч, вы незаменимый мастер, наши скороспелые специалисты не могут сравниться с вами по опыту, могут наделать непоправимые ошибки. Вы не согласились бы на небольшое космическое путешествие, всего на две недели? МЗТ сейчас работает безотказно…