Николай Лесков - Божедомы

• Название: Божедомы
• Автор: Николай Лесков
• Жанр: Русская классическая проза

---

— Что? Я особенного ничего не знаю, — отвечал учитель.

— Как ничего не знаешь, а ты чем-то вчера хвалился, когда мы шли туда, к Порохонцевым.

— Ну, ведь я это и сказал, — отвечал Омнепотенский. — Я слышал только, как он, всходя на крыльцо церкви, сказал к чему-то: «Дурак». Я думал, что он это Ахилле.

— Да, ну это, брат, немного. А я было думал дать тебе два поручения, чтоб открыть игру с оника. Ну да ничего: мы, как говорят, за благослови Господи, во-первых, сейчас подымем дело об оскорблении Ахиллою того мещанина, которого он на улице за уши драл. Как его фамилия?

— Это комиссар Данилка, — сказал Омнепотенский.

— Почему это он комиссар? Комиссар или Комиссаров?

— Комиссар. — Да почему-у?

— А кто его знает, почему. Так его все зовут: он по комиссии городничего у его тестя лошадь для смеху ходил красть, да его так крапивой высекли.

— Да; вот видишь! Стало быть, есть причина, почему его зовут комиссаром. Теперь, как же его фамилия?

— Да комиссар Данилка, да и все.

— Да разве это фамилия, «комиссар Данилка»? Как его настоящая фамилия?

— Я не знаю, как его фамилия. У него никакой фамилии нет.

— Полно врать, разве бывает человек без фамилии?

— Да, у него фамилии нет.

— Эх, чурила! Ни до чего с тобой не договоришься. Ну да все равно. Вели ему, чтоб он вечером сюда пришел, а между тем сам все это как следует изложи на бумаге. Мы это отошлем.

— Куда?

Термосёсов посмотрел еще раз внимательно на Омнепотенского и сказал:

— Да тебе не все ли равно, куда? Ведь тебе надобно только Туберкулова своротить.

— Нет, не все равно, — отвечал Омнепотенский. — Я помню, что вы мне вчера говорили — куда писать про Туберозова. Я его ненавижу, но я доноса писать не стану.

— Отчего же это ты не станешь?

— Оттого, что это не мое дело, оттого, что это низко.

— А с тобой не низко поступают?

— Да пускай со мною поступают низко, но я все-таки доносчиком не буду. Они все подлецы, он про поляков доносил, но зачем же, чтобы и я был такой же, как он.

— Да, а кто же тебе сказал, что это будет донос?

— А что же это будет?

— Служение своему делу.

Омнепотенский подумал и отвечал, что он и на служение делу таким приемом не согласен.

— Ну, так напиши это для газеты.

— А, для газеты?

— Да.

— Да ведь что же: в какую вы газету пошлете?

— В «Новое время».

— Ну вот!..

— Что такое?

— Какое же у нее направление?

— А тебе что за дело?

— Да и у нас почтмейстерша все распечатывает.

— Да что вы все со своей почтмейстершей. Прекрасная женщина, а вы все на нее: «Распечатывает, да распечатывает». Ну, хорошо, ну боишься почтмейстерши, ну мы другим манером отправим. Ты только напиши, а там уж не твое дело. Я знаю, как отправить.

Варнава опять задумался и на этот раз согласился сегодня же к вечеру принести обстоятельно изложенное описание всех предосудительных поступков старогородского духовенства и доставить его Термосёсову вместе с живым комиссаром Данилкой. И все это в точности исполнил.

Литературное произведение Омнепотенского, назначавшееся в «Новое время», Термосёсов взял к себе, а комиссара Данилку представил судье Борноволокову и, изложив перед ним обиду, нанесенную Данилке дьяконом Ахиллой, заключил, что Данилка просит судью разобрать его с его обидчиком. В этом изложении Термосёсова прикосновенным к этому делу как соучастник вышел и протопоп Туберозов, назвавший Данилку «глупцом».

— Это и будет наше первое дело здесь, — сказал Термосёсов на ухо судье. — Прикажете завтра их вызвать?

— Да, — отвечал судья. — Послезавтра.

— Ну, послезавтра, — согласился Термосёсов и, оборотясь к Данилке, сказал:

— Приходи послезавтра. Ты только того, смотри, — внушал ему Термосёсов, выпроводив его за двери, — ты лупи бесчестья рублей триста. Больше не спрашивай, а триста. Я тебе говорю, что уж мы тебе это вытребуем.

Термосёсов сам продиктовал Омнепотенскому прошение от комиссара Данилки на имя судьи и заставил Данилку подписать эту просьбу и подать ее.

При подписании просьбы оказалось, что у Данилки действительно была своя фамилия, что он называется мещанин Даниил Сухоплюев.

Когда все это было как следует улажено и Даниил Сухоплюев выпровожен вон, Термосёсов вложил сочинение Омнепотенского в конверт, запечатал его и, не надписывая никакого адреса, отослал с Ермошкой на почту. Мальчишке было строго наказано, чтобы он, отнюдь не отдавая этого письма никому в руки, — просто бросил бы его в почтовый ящик.

XIV

В восемь часов следующего утра Термосёсов был пробужден от сна Ермошкой, который подал ему небольшой billet-doux[29] от Тимановой. Почтмейстерша извещала Термосёсова, что есть обстоятельства, которые требуют немедленного его прибытия. Термосёсов не заставил долго ждать себя. Он встал, оделся и отправился по требованию.

Термосёсов отлично знал, в чем заключались эти экстренные обстоятельства. Тревогу подняло брошенное в ящик без адреса письмо Омнепотенского. Оно было утром рано вынуто и, будучи распечатанным и прочитанным, привело почтмейстершу в недоумение — как ей поступить с ним? Она решила, что ей необходимо знать: как будет смотреть на это дело Андрей Иванович Термосёсов?

Андрей Иванович прочел известное ему сочинение Омнепотенского с удивлением и на вопрос почтмейстерши: «Как быть с этой бумагой: давать или не давать ей дальнейшее движение?» — сказал:

— Да какое же вы ей дадите движение, когда она никуда не надписана?

— То-то я и говорю: это, верно, на тот свет, — сказала почтмейстерша.

— Нет; это совсем другое значит. В провинциях у многих есть поверье, что если кто хочет что сообщить по тайной полиции, то опускает письмо без адреса. «Тайна», знаете, — ну тайно и идет.

— Что за глупость такая!

— Ну вот видите; а есть дураки, которые этому верят и думают, что все письма, которые не надписаны, — туда идут.

— Надо надписать? — спросила почтмейстерша.

— Нет. Да мы еще посмотрим, хорошо ли это, что они там будут, оттуда мешаться, с высоты своего величия. Там Туганов теперь в Петербурге будет, — пойдут вступничества, да заступничества… Нет; это звон велик. Дайте лучше это письмо мне. — И Термосёсов взял письмо себе, но по дороге домой обронил его перед училищем.

Через час весь город знал, что учитель Варнавка написал какое-то сочинение о Туберозове.

Слух этот, конечно, не преминул скоро дойти и до отца Савелия. Протопоп не сказал никому ни слова. Вечером в тот же день его посетил Термосёсов, приглашая его завтра освятить воду во вновь открываемой камере мирового суда. Туберозов святил воду, а на следующий день после этого водоосвящения получил повестку, на которой было написано: «Протопопу Туберкулову», потом слово Туберкулов было перечеркнуто и воспроизведено «Туберозову». В повестке этой, с явным умыслом оскорбить старика, между печатным текстом о каре за неявку, было прописано, что «протоиерей Туберозов должен явиться для дачи свидетельских показаний и по личной прикосновенности к делу об оскорблении им и дьяконом Десницыным господина мещанина Даниила Лукича Сухоплюева».

Протопоп сначала не верил своим глазам и потом расходился:

— Я просто Туберозов, да еще и Туберкулов на подкладке, а Данилка «господин мещанин». Скажите, пожалуйста, что это за новые шутки?

И прежде чем Савелий нашелся, как объяснить себе эту шутку, — ему предстал совершенно перепуганный Ахилла. У дьякона в руках дрожала точно такая же повестка, которою он тоже приглашался к суду за оскорбление «господина мещанина Даниила Лукича Сухоплюева».

Дьякон был не только встревожен, не так как Туберозов, — он просто трепетал. В глазах Ахиллы мировой судья — это было что-то титаническое, всемогущее, всепопаляющее и всеистребляющее. Получив повестку, что этот титан первого кличет его, Ахилла так растерялся, что на него вдруг всею неодолимою тяжестию пала боязнь смерти, и он со всех ног бросился скорее бежать к Туберозову.

Протопоп выслушал испуганный лепет дьякона как мог хладнокровнее и, взяв шляпу, кликнул за собою Ахиллу. Оба они с повестками в руках, молча и торопливо шли к начальнику уезда Дарьянову.

XV

Протопоп желал сообщить поскорее обо всем этом Дарьянову, для того чтобы Дарьянов как юрист дал ему совет, как отнестись к этому вызову по делу, в котором старик Туберозов не видел ровно никакого дела. Дарьянов был тех же мнений, как и отец Савелий, и тотчас же отправился к Борноволокову, который перед этим делал ему свой визит.

Дарьянов был совершенно уверен, что Борноволоков принял жалобу Данилки к разбирательству по неопытности, не разобрав, в чем заключается суть ничтожного происшествия, бывшего поводом к этой жалобе.