Николай Лесков - Статьи

• Название: Статьи
• Автор: Николай Лесков
• Жанр: Публицистика

---

Главным борцом в этом деле, как и можно было ожидать, выступил “Русский вестник”, журнал, еще в очень недавнее время пользовавшийся весьма почтенною репутациею и общественным доверием. Недовольство редакции этого журнала петербургскою прессою стало выражаться с начала прошлого 1861 года. Сперва оно высказывалось только против свистунов, осмелившихся рассматривать с своей точки зрения и по своей манере заповедные теории и коренные положения “Русского вестника”; затем, принимая все более и более желчный характер, недовольство это касалось и других петербургских изданий, а к концу года выразилось презрительным отзывом о всей петербургской среде. В течение этого года, в котором мы имели случай следить за возрастающею яростию почтенной редакции, нам нельзя было не заметить, что ярость ее возрастала пропорционально числу живых дел, совершившихся в разных концах нашего отечества и вызвавших со стороны петербургских изданий отзывы, встречавшие в обществе более сочувствия, чем отзывы о тех же делах, произнесенные московскими изданиями. Упреки, которые давно делали “Русскому вестнику” за его постоянное и упорное стремление к англизированию русской земли, испытывающей все неудобства привития иностранных элементов, в истекшем году показали всю свою основательность. Первые проблески жизни, первые ее проявления в тех событиях, которыми ознаменован истекший год и которых многие из нас были близкими свидетелями, озадачили ученую редакцию и показали ее несостоятельность к спокойному созерцанию обстоятельств и неуклонному созиданию сообразной им теории. Живущая идеями “Times”'a, она изобличила полную политическую наивность в тех случаях, которые приходилось обсуждать, не дожидаясь голоса английской газеты. Слепо послушная авторитетам, она забыла один из великих политических авторитетов, заповедавших придавать несравненно больше важности явлениям, которые представляет общее состояние страны, чем особенным случайностям, как бы они ни казались значительными; она упустила из виду, что есть времена, в которые люди не могут считать себя господами событий. Изучая народный дух и народную жизнь по книгам, она упустила из виду, что такой способ изучения не ставит людей в ряды лиц, способных сказать в известную минуту слово, могущее осветить общий характер времени и направить внимание массы к целям благим и существенным. Она забыла, что Токвиль и другие политические люди, руководившие в известной мере идеями своего времени, почерпали их не из печатного чтения, а обращались при обработке их исключительно к самим источникам.

Забвение всего этого подорвало авторитет журнала, ставшего на видное место благодаря чужой политической теории, рассказанной им русскому обществу в 1855 году.

Развитию этой теории “Русский вестник” предавался с таким сосредоточенным вниманием, что не заметил, как она теряла интерес новизны и вместе с тем открывала много таких сторон, которые не могли привлекать ей большого числа поклонников. Люди, мало-мальски владеющие политическим смыслом, успели взглянуть на другую сторону медали, которую “Вестник” продолжал показывать с одного бока. Правильный взгляд некоторых наших журналов на характер последних европейских событий и на побуждения лиц, принимающих участие в этих событиях, довольно ясно доказали, что не все то золото, что блестит, и что политическая наука, точно так же как и все другие науки, никогда не стоит in statu quo,[183] что у нее не может быть постоянных теорий, удобоприменимых во всякое время и на всяком месте. Все это разновременно приходилось доказывать “Русскому вестнику”, но он этому не верил: Англия по-прежнему остается его бессменным идеалом, по которому он хочет пересоздать нашу коренастую Русь. Между тем несогласия петербургской прессы с старческою упорностью “Русского вестника” вызвали редакцию этого журнала на такие поступки, которые изобличили в ней даже недостаток той выдержанности, которою отличается журнальная литература боготворимой ею страны. По мере того как “Русский вестник” входил в полемику, он терял свой покойный джентльменский тон, прибегал к таким приемам, которые сам ставил в вину свистунам, начал нападать на личность, а не на мнение, употреблял довольно странные каламбуры вроде того, что коснуться г. Кускова значит ущипнуть журнал “Время” “сзади”, наконец стал непоследовательным и неверным своим собственным тенденциям, и неверность эта выражалась таким образом, что, чем ближе казалась вероятность осуществления какой-нибудь части проводимого этим журналом учения, он в каком-то ужасе начинал пятиться назад, бледнел, лепетал о том, что еще не готова какая-то подкладка, и с новою яростию накидывался на органы, не намеренные противоречить естественному развитию общественных стремлений. В заключение “Вестник” публично оскорбил всю петербургскую среду, обвинив ее в сплетничестве, пассивности, бессилии и готовности помогать каким-то известным ему ловким интригам.

Это недостойное, гуртовое обвинение не может оскорблять среды, которая хорошо знает всю его неосновательность, и оно, конечно, не заслуживало бы никакого ответа, ибо такие слова… “ветер носит”; но так как оно выражено журналом, еще в недавнее время представлявшим орган целой партии, верующей, что солнцу должно всходить из Москвы, а Петербургу надлежит провалиться в гнилое болото, на котором он выстроен, то мы нашли уместным поразмыслить о правах московской прессы относиться о петербургской литературной и общественной среде так, как относится передовой московский журнал. Сравнивая заслуги здешних журналов с заслугами московских изданий, мы, во-первых, намерены говорить только о последних 5–6 годах, а, во-вторых, мы не будем касаться “Дня” как органа чисто славянофильского, ожидающего зеленых изумрудов из черноземной грязи полей и не имеющего с нашими стремлениями ничего общего, кроме любви к простому народу. Не будем также мы относиться в подробности ни к “Московским ведомостям”, ни к “Русской речи”, потому что эти издания составляют пространство, в котором раздается эхо от сладкозвучных песен “Русского вестника”,[184] и, относясь к московской прессе, будем держаться только этого журнала. Прежде всего нерасположение “Русского вестника” к петербургским журналам проистекает из несогласия последних в превосходстве проповедываемой “Вестником” политической теории и из крайнего самолюбия последнего, оскорбленного этим несогласием. Затем другие обвинения петербургской прессы высказаны в редакционной статье, помещенной в ноябрьской книжке этого журнала. Они заключаются: 1) в самонадеянности, с которою литература берется за обсуждение разных предметов, и в невежестве; 2) в недостатке всякого стремления к истине и критической оценке событий; 3) в бессилии, пассивности, сплетничестве и склонности служить проискам ловких интриганов и 4) в неумении спорить о мнениях, не относясь обидным образом к личности своего оппонента.

По порядку мы должны прежде всего сказать наше мнение насчет основной причины, воспитавшей теперешнее нерасположение “Русского вестника” к петербургским журналам, то есть о теории, проповедуемой им в тридцати шести томах своего издания. Осязательный недостаток этой теории, по нашему мнению, заключается уже в том, что она очень неясно высказывается в 36 томах, составленных под редакциею людей, не обиженных замечательною силою диалектики и симпатизирующих полноте и ясности изложения вопросов; но главнейшим из ее недостатков мы почитаем ее неподвижность и ее крайний консерватизм, не соображающий своих положений с движением человеческой мысли и состоянием среды. Более же всего мы не можем уважать эту теорию в том виде, в каком она приводится в “Русском вестнике” и его анемической сопутнице — “Русской речи”, потому что их пропаганда имеет все неудобства одностороннего учения и потому не может принести никакой пользы обществу, не знакомому с обратной стороною медали. “Русский же вестник” и его московские сподвижники считают почему-то совершенно неуместным переворачивать медаль обеими сторонами, как это делается в самых маленьких и дешевеньких книжечках, в которых тот же предмет рассматривается за границею (например, в “Politischer Katechismus für das frei Deutsches Volk”). Обратная сторона медали, хорошо представленная в этих маленьких трехгрошовых брауншвейгских изданиях, дает возможность видеть в идеалах “Русского вестника” такие черты, которые не могут возбуждать в себе общественных симпатий; а самому невиннейшему из петербургских журналистов небезызвестны хоть эти дешевенькие немецкие издания 1848 года, и потому понятно, что петербургская журналистика не может принимать некоторых положений “Русского вестника” за основное начало политической теории, сообразной настоящему духу и направлению европейских обществ. Она не может смотреть на них с тем раболепным доверием, с которым принимали эти теории читатели первых книжек “Русского вестника”, и не считает нужным скрывать свое сомнение насчет дальновидности политических публицистов этого журнала. Отсюда происходит недовольство “Русского вестника” всеми, не принимающими его пропаганды за последнее слово цивилизации, и недовольство самим временем, которое в большинстве совершающихся событий показывает участь известных взглядов и неудобоприменимость их в вопросе о счастии народов. Чтобы вредить своим противникам — он старается профанировать и подрывать их кредит в обществе, утверждая их политическое невежество в таких вещах, которых не ведать нет никакой возможности и которые могут представляться в радужных красках разве только самым невиннейшим или самым виновнейшим почитателям ученого журнала. Дальнейшее распространение об этом пункте мы считаем неудобным и излишним, полагая, что для тех, кого интересует этот вопрос, мы выразились довольно ясно.