Леонид Панасенко - Мастерская для Сикейроса (сборник)

• Название: Мастерская для Сикейроса (сборник)
• Автор: Леонид Панасенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

Панасенко Л.Н. Мастерская для Сикейроса: Сборник научно-фантастических рассказов и повестей. / Худож. А. Семенов. М.: Молодая гвардия, 1986. — (Библиотека советской фантастики). — 271 стр., 80 коп., 150 000 экз.

Планета запрограммирована как произведение искусства… Больная совесть материализуется вдруг в Черного человека, а разумный Смерч влюбляется в земную женщину… Повести и рассказы, включенные в сборник, отличаются вниманием к загадочным явлениям природы и мотивам поведения героев в экстремальных ситуациях в век НТР, психологизмом и лиричностью.

---

— Вы льстец, — прервала его излияния графиня. — И, судя по всему, преуспеваете в этом занятии больше, чем в своей профессии. Разве вы не видите, что я уже позирую?

— Момент, момент, сударыня! — Жюль схватил картон, уголь. — Я уже работаю. Ловлю, ловлю ваши черты, божественная Натали.

Молодая женщина стояла, полуобернувшись к окну. Марселю Делабару она показалась продолжением света, который пробивался через пыльные стекла, чем-то даже еще более чистым; так иногда, когда перестараются подмастерья, возносится к закопченному потолку кузницы голубое пламя, чтобы тут же исчезнуть.

Он одевался медленно и немо, стараясь даже случайным шорохом не спугнуть прекрасное видение. Его сжигали одновременно и стыд, и непонятная радость, будто подсмотрел недозволенное. Нечто похожее Марсель испытал в четырнадцать лет, когда пошел на речку позвать сестру и вдруг сквозь вербовые заросли увидел несколько нагих девушек, которые гонялись друг за дружкой, брызгались в воде и визжали от восторга.

— Да, искусство выбирает достойных, — со значением сказал Жюль, заканчивая очередной набросок. — Просто красоту — это ничто. Ваше достоинство оттеняет вашу красоту, наполняет ее скрытым смыслом…

«Как он говорит, — позавидовал Делабар и по-детски удивился: — Неужели Она так же ест, спит, как я или Жюль, неужели Она может, например, плакать или кого-нибудь обнимать? Неужели ее можно любить?»

Он устыдился своих мыслей и шагнул поближе к свету. Графиня стояла неподвижно, будто решила превратиться в изваяние без помощи скульптора. В сторону Делабара она даже не глянула.

— Сначала я всегда ловлю линию. — Жюль старался развеять молчание. — Ловлю настроение. А с камнем работаю потом, по памяти.

— У каждого ремесла свои тайны, — согласилась госпожа и досадливо передернула плечами. — Моя кухарка, например, часами может рассказывать, как она варит луковый суп.

Жюль оскорбленно замолчал. Заметив, как сияют глаза Делабара, он покачал головой. Не для тебя она, приятель, говорил его жест. И не терзай себя понапрасну, и думать про нее забудь.

Когда госпожа Натали ушла, Жюль бросил эскизы в угол и отправился к мадам Боннэ.

— Вот! — возвестил он, возвратясь в мастерскую, и потряс двумя бутылками вина. — Мне эта чертова кукла подпортила настроение… Сравнила — луковый суп! — проворчал скульптор, разливая вино. — А ты и уши развесил. Бархатных туфелек не видал?

Эту ночь Делабар спал плохо. В сновидениях его бродили какие-то тени, хозяин ругался и говорил, что надо больше молотом махать, а не бегать по мастерским художников, а затем, уже под утро, когда он выпил полкружки воды и снова уснул, дверь кузницы тихонько скрипнула, и к Делабару явился светлый ангел.

«Это вы? — прошептал Делабар. — Осторожнее, вы измажетесь. Здесь так грязно и много дыма. Как вы решились?»

Госпожа Натали загадочно улыбнулась, поманила его рукой: «Иди же ко мне, дикарь. Не бойся, иди! Я узнала, что в небесах назначено нам быть вместе. Всю жизнь. Иди же!»

Он ступил было к ней, но из горна вдруг взвилось пламя, преградило дорогу.

«Луи, Раймон, — позвал он друзей, — погасите огонь. Скорее. Меня зовут».

В ответ — хохот. Хохотали стены, черный потолок, смеялось и плясало пламя.

«Поторопись же, Делабар! — топнула ножкой Натали. — Я — судьба твоя».

«Она смерть твоя, — возразило пламя. — И вечная мука».

Делабар отстранил его, решительно шагнул к возлюбленной.

Пламя прыгнуло ему на грудь. Делабар вскрикнул и проснулся. Лицо жгло, будто крапивой, тело сладко ныло, и никак нельзя было понять: объединил или разъединил их во веки веков грешный и ясный пламень.

С утра зарядил нудный дождь. В мастерской стало еще темнее, а на южной стене проступило пятно от сырости. Ругая на чем свет стоит мадам Боннэ, Жюль собрал по углам щепки и разный хлам, разбил один из ящиков, в которых хранил эскизы, и с помощью Делабара растопил печку.

— Ты заметил вчера, какие у нее глаза? — спросил скульптор, устраиваясь на колченогом табурете. — У этой гранд-особы. Не заметил? Черные у нее глаза, приятель. Нехорошие! У меня теперь вся работа из рук валится. — Он глянул на Делабара, улыбнулся. — А ты чего такой хмурый? Может, «Шейка приснилась, а? Да ты не красней, не красней. Я за показ деньги не беру. Любуйся, коль есть охота, но что толку? Вот моя Луиза…

Звякнул колокольчик. Жюль, тотчас забыв о своей Луизе, побежал открывать дверь.

Наверное, этот ненастный день графиня из прихоти посчитала солнечным. Она не только заметила Делабара, но даже поздоровалась с ним. Делабар просиял. Он смотрел на нее, будто пес, преданно и влюбленно. Может, и вправду их души встречались во сне?

— Господин Жюль, — деловито заявила графиня, поправляя корону прически. — Я сегодня сокращаю сеанс. У меня ожидаются гости, кроме того, мне надоело позировать. Весьма бессмысленное занятие. Я думала, что это будет интересней.

— Смысл есть, — хмуро возразил Жюль. — Разве вас не радует мысль, что ваше изображение украсит ратушу?

— Ах, — сказала госпожа Натали, — когда это еще будет. Да и кто будет знать, что Кариатида — это я!

«Я! Я буду знать! — едва не воскликнул Делабар. — Вместо церкви я буду ходить теперь к ратуше, госпожа!»

Графиня заметила его пылкий взгляд, холодно кивнула в сторону Делабара:

— Ваш подмастерье, господин Жюль, изнывает от скуки. В моем доме слуги всегда при деле и не пялят глаза на гостей. Тем более на дам.

Делабару от обиды свело скулы.

— Вы ошибаетесь, сударыня, — с ехидцей сказал Жюль. — Господин Делабар, правда, беден, но он не подмастерье и не слуга. Он свободный человек. И так же, как и вы, позирует для ратуши.

— Вы шутите?! — воскликнула графиня. На ее щеках зажегся гневный румянец. — Чтобы этот мужлан — и рядом со мной? В кошмарном сне — это еще куда ни шло. — Она на миг смутилась. — Но на площади, рядом со мной?! Ни за что! Вы просто шут, господин Жюль! С меня довольно. Прощайте!

Делабар замер.

«Она сказала — сон! Значит, было! Был огонь! Ведь только любящим сердцам провидение посылает одинаковые сны».

Хлопнула дверь.

— Вот и кончилась твоя любовь, приятель. — Жюль пожал плечами. — По этому поводу я схожу к мадам Боннэ за бутылочкой вина. Помянем все святое.

Сырое полотно с шумом полетело на землю.

— Надо отойти дальше, — посоветовал скульптор.

Мэр города рассмеялся:

— Ничего, господин Жюль. Перспективу мы позже посмотрим. Наверное, недаром говорят: художники показывают свои работы издали, чтобы скрыть изъяны и недостатки. Ну, ну, не обижайтесь. С заказом вы справились. Право, как живые.

Он запрокинул голову, всматриваясь в фигуры Атланта и Кариатиды.

— Мне нравится! — заключил мэр. — Вон какая она воздушная да капризная: ишь, отвернулась, не подступись, будто знатная дама.

— А как вам Атлант? — спросил скульптор, и довольная улыбка озарила его лицо.

— Глаз с нее не сводит, — засмеялся мэр. — А ему следует балкон поддерживать.

— Значит, поймал я их линию, — загадочно сказал скульптор и повернулся к мэру: — Означают ли ваши слова, сударь, что я могу получить вознаграждение?

— Сполна, мой дорогой, — ответил тот, любуясь Кариатидой. — И дополнительное тоже. За высокое умение, которое оживило сей камень.

Над черепичными крышами катилась полная луна. Часы, расположенные слева от балкона, который поддерживали Атлант и Кариатида, ударили с тупой и мертвой силой, возвещая полночь.

Низкий тугой звук толкнул Атланта и разбудил его. Тихий ток жизни вошел в каменное тело, и белый мрамор чуть-чуть порозовел. В следующий миг он увидел Кариатиду и вздрогнул от неожиданности — от уступа, на котором он стоял, откололся кусок штукатурки и обрушился вниз. Вне всяких сомнений, мастерство господина Жюля скрыло ток жизни и в изваянии Натали. Вне всяких сомнений, ее каменному сну тоже пришел конец, но — гордая и надменная — она не подала и виду. Серебристый свет луны нерешительно касался ее обнаженной груди (господи, Жюль, зачем ты открыл ее всему миру?), струился по складкам мраморной одежды. Атлант поспешил отвести взор и впервые ощутил окаменелость своего нового тела, увидел нелепые бугры мускулов. Мысли его двигались крайне медленно. Прошла не одна неделя после пробуждения, пока он почувствовал и осознал свет и мрак, собственную неподвижность и многоликую жизнь города, которая протекала где-то там внизу — непостижимая и мучительно знакомая. Но то, что Натали по-прежнему не замечает его, презирает даже тень Атланта, он понял сразу, как только увидел ее рядом, с другой стороны балкона.

В этой жизни все было иначе. Время текло по улицам, здесь же, на уровне крыш, оно дремало, угадывалась только смена времен года — по наряду деревьев да еще по тому, что пролетало мимо балкона — дождь или снег. Годы здесь менялись чаще, чем дни. Настоящая жизнь измеряется событиями, сюда же только птицы залетали да иногда, весной, собирались на балконе кошачьи компании — петь серенады.