Ёко Такахаси - Я люблю дождь

• Название: Я люблю дождь
• Автор: Ёко Такахаси
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

Героиня Ёко Такахаси сродни хэйанским придворным дамам, не только своей житейской необремененностью, но также и чуткостью к тонким и тончайшим движениям души, пониманием «очарования вещей», ощущением грустной прелести любви и человеческого общения, особо драгоценных из-за своей мимолетности.

---

Я люблю звуки в воде. Когда, затаив дыхание, бросаешься в воду, уши сначала пронзает какой-то металлический звук. Но стоит нырнуть поглубже, как давление на ушные стенки доходит до предела, и кажется, что ты балансируешь на грани жизни и смерти.

Тогда выпускаешь из ушей воздух и в тот же миг снова испытываешь нестерпимую радость.

Делается это так: одной рукой зажимаешь нос, рот закрыт, скопившийся в горле воздух выталкиваешь через уши.

Небольшое усилие – и в ту же минуту вместе со звуком, напоминающим хлопок, выходит воздух. И тогда боль в ушах проходит, и ты как бы растворяешься в голубой воде.

Вода с беспредельной нежностью обволакивает тело. Каждый волосок на коже пританцовывает. Мелкие пузырики воздуха пробегают по коже. Провожу по телу рукой. Искрящаяся пена разлетается во все стороны.

Совершенно освоившись в воде, можно потихоньку перевернуться на спину. Руки и ноги движутся в воде свободно, точно водоросли. Подобно рыбе, делаю на дне мертвую петлю. Из легких выходит последний воздух, и я опускаюсь на песок.

Приятно, когда спина касается песка. Его поверхность гладкая, прохладная.

Смотрю вверх. Там, на поверхности воды, покачиваются солнечные лучи. Этот расплывчатый пучок света, подрагивая, скользит по воде – туда-сюда.

Водоворот лучей проникает в воду и постепенно доходит до меня.

Протянув к нему руку, резко взмахиваешь ею – и тогда с каким-то странным звуком: «фокон-фокон» – возникают самые разнообразные пузыри, крупные и мелкие.

Они цепляются ко мне и вскоре, вырастая и вытягиваясь, взвиваются ввысь. Смотрю им вслед, и такое чувство, будто Погружаюсь в сон.

Там, наверху, он, наверное, со скучающим видом перебирает веслами. Растворившись в воде, их всплески доходят до меня уже каким-то невыразительным хлюпаньем.

Пока я вот так резвлюсь в воде, он сидит в лодке и, наверное, от нечего делать курит.

Когда из этого подводного мира смотришь вверх, почему-то люди на берегу представляются какими-то гротескными существами с возмущенно поднятыми плечами.

Милый, ты, наверное, не знаешь: вода – это сон. Этот мир – сон. Иначе разве могли бы безрукие и безногие рыбы вести здесь свою утонченную жизнь?

Ты, сражающийся на земле. Я хочу, чтобы после смерти ты стал водой. Здесь спокойно и тихо.

Да, ты будешь тихо жить здесь, под сенью скалы. А я время от времени буду к тебе приходить.

Ты будешь открывать рот и проглатывать принесенный мною корм.

Когда-то мы с тобой ходили в океанарий. Глядя на темный аквариум с глубоководными рыбами, ты рассмеялся: какие у этих рыб веселые глаза.

У рыб детская душа. Чем глубже погружаешься в воду, тем более похожим на ребенка становишься.

Всякий раз, ныряя в воду, я молодею. Прямо пропорционально глубине, на которую опускаюсь.

В самом деле. С каждым новым движением вода привносит в мой дух все больше и больше детского. Голова постепенно освобождается от мыслей.

Интересно, какой мир я увидела бы, нырнув на сто метров?

Быть может, то, что видела, еще не родившись, когда находилась в материнском чреве?

Да, тебе тоже следовало бы когда-нибудь нырнуть глубоко-глубоко и почувствовать себя в материнском чреве.

Тогда тебе уже ничто не будет страшно.

Позабыв о времени, я недвижно лежу в воде.

В совершенно стихшей воде раздается какой-то гул. Как будто прокатилась волна. Меня подхватывает течение.

Даже теряя равновесие, я отчаянно стараюсь удержаться на месте, виднеющееся же вверху дно лодки перемещается, переставая быть для меня надежным ориентиром.

Надо же, здесь, под водой, куда спокойнее, чем там, думаю я, и в тот же миг у меня неожиданно сводит тело. Видно, я слишком долго задерживала дыхание. Мне страшно.

Что есть мочи отталкиваюсь от дна. Вода с невероятной быстротой выталкивает меня. Только что не говорит: прочь отсюда!

Я вверяю себя воде. Снова вскипает пена. А я продолжаю тихо молить бога о том, чтобы выплыть.

Сегодня по пути домой я купила маленький подвесной колокольчик. «Зачем тебе это?» – рассмеялся было он, но я настояла на своем, и теперь колокольчик висит под карнизом крыши и мелодично позванивает.

Подставляя ветру обгоревшую кожу, рассеянно гляжу в окно.

– Поешь чего-нибудь? – доносится из глубины дома его голос. Когда он так спрашивает, можно не сомневаться, что он уже занят делом.

– Все-то ты умеешь! – кричу ему в кухню. – Вообще-то сегодня и я могла бы приготовить еду.

– Ладно, тебе не нужно ничего делать. Сиди спокойно. Ну вот и готово.

Он появляется, величественно держа в руках тарелки. Приготовив какое-нибудь блюдо, даже самое нехитрое, он с гордостью ставит его передо мной, как изысканнейшее лакомство на свете. Даже если это просто лапша из пакетиков или яичница-глазунья.

– Надо есть, пока горячее.

Сегодня у нас в меню опять что-то приготовленное на скорую руку, но он употребил немало выдумки, покрошив в еду лука и колбасы. Стоит мне отправить в рот первый кусок, как он заглядывает мне в лицо и спрашивает:

– Ну как, вкусно?

– Вкусно, очень вкусно, – отвечаю я, еще не успев проглотить, и тогда он, улыбнувшись одними глазами, придает своему лицу обычное выражение.

Когда я остаюсь с ним, почему-то всегда так выходит.

Ни разу не было, чтобы я приготовила ему еду или убрала в комнатах. Не то чтобы я не хотела – просто он не позволяет. Кроме того, мы ни разу не бывали вместе больше двух дней, а этого слишком мало, чтобы женщина могла почувствовать себя хозяйкой в доме. Во всяком случае, он во всем меня опережает. То говорит: «Можешь принимать ванну, вода уже согрелась». То сообщает: «Сегодня я постелил в дальней комнате, там будет прохладнее спать». А мне остается лишь произнести дурацкое: «Хорошо» – и воспользоваться его услугами.

Сидя перед зеркалом, Макико занимается своим лицом.

– Ну как на море? – спрашивает она, оборачиваясь ко мне.

– Замечательно.

– Это и видно. Вон какой у тебя красный нос.

– Неужели я обгорела? – Подхожу к Макико и заглядываю в зеркало. Два лица, совершенно несхожие между собой. Одно – покрытое бело›й пудрой, с отчетливыми очертаниями, другое – красновато-коричневое, мальчишеское.

Намазанные помадой губы запорхали:

– Послушай, а ничего, что ты загорела? Ведь в вашей профессии это, кажется, запрещено.

– В таких пределах не страшно. Ой, до чего же у меня невзрачное лицо! – мрачно говорю я и усаживаюсь поглубже на диван. Не теряя ни минуты, Макико произносит:

– Ты не права. Если за тебя как следует взяться, ты будешь красивая. К тому же женщине необходимо бывать на людях.

– Что это значит – бывать на людях?

– Ну как тебе сказать? Бывать там, где тебя заметят.

Конечно, я не имею в виду, скажем, универмагов. Речь идет, например, о фешенебельных ресторанах. Впрочем, и эта гостиница сойдет. Здесь публика нарядно одета, но и на тебя тоже смотрят. Если постоянно бывать в таких местах, на тебе сам собой появится лоск.

– Ах, вот оно что…

– Конечно. Нужно, чтобы на тебя смотрели. Разумеется, наличие возлюбленного тоже очень важно, но это еще не все. Нужно находиться в поле зрения многих людей. Чем больше взглядов обращено на женщину, тем красивее она становится.

– Но такие женщины бывают несчастливы.

– Опять ты за свое! Что за ерунду ты городишь? Мы говорим о разных вещах. Ведь часто случается так: какая-нибудь певица-дебютантка, поначалу настоящая простушка, по прошествии нескольких месяцев становится такой красоткой, что ее и не узнать. Вот о чем я говорю. – Макико понесло, и все это время она без передышки накладывает косметику. Наконец с лицом закончено. Я уже не слушаю ее, просто– наблюдаю за тем, как она одевается.

– Кстати, куда ты собираешься? – пытаюсь приостановить изливающийся на меня поток красноречия.

– На Гиндзу. Мы встречаемся в клубе. А оттуда пойдем куда-нибудь пообедать. Может быть, составишь нам компанию?

– Что ты! Посмотри, в каком я сегодня виде.

– Ничего, такой ты моему знакомому даже больше нравишься.

Вернувшись с моря, я не успела переодеться, на мне все та же широкая блуза из махровой ткани и вылинявшие джинсы. Когда я входила в гостиницу, швейцар даже покосился на меня.

– Между прочим, мой приятель, оказывается, как-то видел тебя.

– Да? Где же?

– На Акасаке, в заведении, где играют в патинко [6]. Сначала он решил было тебя окликнуть, но, во-первых, до этого он виделся с тобой всего только раз, и потом – ну не забавно ли? – он говорит, что у тебя было такое сосредоточенное лицо. Впрочем, вскоре тебе перестало везти, и ты ушла.

– Надо же, правда?

– Да. И вообще, во время всякой игры, будь то патинко или сиена, ты становишься невероятно серьезной, ну просто озадачиваешь своим видом.

– Неужели?

– Честное слово, посмотри как-нибудь на себя в зеркало. Между прочим, ты его тогда совершенно очаровала. Одета ты была в своем обычном стиле. Ты ведь любишь облачиться в мужскую рубаху и джинсы или надеть охотничью шляпу. Он говорит, что в своей мешковатой рубахе ты была похожа на мальчишку и… – ну просто очень мила.