Клод Фаррер - Цвет цивилизации

• Название: Цвет цивилизации
• Автор: Клод Фаррер
• Издательство: Вече, РИПОЛ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0196-0

Клод Фаррер (1876–1957) принадлежит к числу самых ярких писателей Франции, под чьим псевдонимом скрывался потомственный морской офицер Шарль Эдуард Баргон, отслуживший во флоте два десятилетия. И прославился он благодаря не только его увлекательным приключенческим романам, но и не менее захватывающим романам любовно-эротической направленности, сюжетное развитие которых позволяет по праву отнести их к произведениям авантюрного жанра.

В романе «Цвет цивилизации», удостоенном Гонкуровской премии, автор сделал удачную попытку на экзотическом фоне салонной жизни показать бытовое разложение разочарованно-пресыщенной молодежи бодлеровского толка.

---

– Замолчите вы!

В клетке все кончилось. Тигр уселся в четырех шагах от самки, которая продолжала лежать: он сидел безмолвный, надменный, глядя перед собой невидящими глазами.

– Вы пешком? – спросил Фьерс.

– Нет, что вы! Мой экипаж в аллее. А ваш?

– Я пришел пешком. Я гуляю.

– Но не можете же вы вернуться пешком, по этому солнцу?

– Что делать, придется.

– Но это безумие! Вы упадете, как муха. Если б вы не были в форме, я предложила бы вам место в моем экипаже, но…

– Почему не теперь?

– Черт возьми, ведь вас все увидят…

– Что же из этого?

– Серьезно, это вас не стеснило бы?

– Какая глупость!

В экипаже он обнял рукой талию Элен, – «чтобы расправить складки корсета».

– Куда вас отвезти? – спросила она.

– К вам. Вы возвращаетесь к Раймонду?

– Ничего подобного. Я возвращаюсь в мой отель, на улицу Катина.

– Прекрасно. Значит – улица Катина. Экипаж продолжал свой путь.

– И Раймонд отпустил вас так рано, на восходе солнца?

Она сделала презрительную гримасу.

– Едва ли он сумел бы не «отпустить» меня. Я его оставила таким сонным, что он, наверно, даже не заметил моего ухода.

– Серьезно? Вы его утомили до такой степени?

– Представьте. Впрочем, это вас не касается.

Она улыбалась уголками губ в то время, как рука Фьерса ласкала ее плечи. Они смеялись оба, думая об одном и том же.

– Смешно, в самом деле, – пробормотала Элен. – Он молод, крепок, силен… и…

– И все-таки, он скоро устал?

Она утвердительно наклонила голову, опуская стыдливо ресницы.

– Бог мой, – сказал Фьерс, – он молод, если вам угодно. Ему тридцать лет, моя дорогая.

– В самом деле?

– … Тридцать лет, несколько интриг… Я не хочу поддерживать в вас иллюзии, утверждая, что вы были его первой любовью… Несколько интриг там и здесь… Он не совсем нов, как бы то ни было. Товар, который красуется на выставке, скоро утрачивает свежесть.

– В тридцать лет?

– Увы! Мне только двадцать семь, и представьте, у меня бывают очень утомительные ночи.

– Полно, полно, что вы мне рассказываете! Мне самой тридцать лет, сударь. Это еще возраст хоть куда. Могу вас уверить, мои тридцать лет нисколько не тяжелее, чем двадцать…

– На это, разумеется, отвечать нечего…

– … И я знаю людей очень солидных… Скажем, зрелых… Ну, да! Людей пятидесяти лет, которые стоят большего, чем ваш приятель.

Фьерс сделал знак, обозначавший, что с этим ничего не поделаешь, и не нашел никакого ответа. Да, жизнь подобная той, которой живут они – Мевиль, Торраль и он сам – старит человека быстро. В его воображении с отвратительной ясностью встал образ Роше. И чтобы прогнать его, он крепче сжал плечи своей соседки. Легкий трепет пробегал по их нервам. И ему было приятно чувствовать себя молодым и сильным перед этой красивой женщиной.

Коляска остановилась.

– Я прощусь с вами здесь? – сказала Элен.

– А зайти к вам не разрешается?

– Конечно, можно! Но только у меня беспорядок… Я – на бивуаке, не более.

Номер отеля не казался кокетливым. Оштукатуренные стены были голы, пол без циновок. Но жесткая постель с тонким и свежим бельем выглядела очень комфортабельно под своим пологом от москитов из прозрачного тюля, и на тростниковом плетеном кресле в великолепном беспорядке были разбросаны шелковые платья.

– Вы позволите? – сказала Элен Лизерон.

Стоя перед зеркалом, с поднятыми руками, она откалывала свою шляпу. Он сел и смотрел на нее. Сквозь рыжие волосы полная белая шея просвечивала, как сквозь сетку из чистого золота. Обнаженные руки, казалось, расцветали над короткими рукавами, и капли пота, словно роса, блестели перламутром на коже. Волосы, которые она поправляла, издавали аромат крепких духов.

В зеркале Фьерс увидел смеющиеся глаза и вызывающую улыбку. Тогда, совсем просто, он подошел к ней сзади и обнял выше талии. Она была изумлена, – или сделала вид, что изумляется.

– Ну? Что это с вами?

Он не отвечал ничего, покрывая жадными поцелуями золотой пушок на белой шее. Он держал ее всю, прижимая свои колени к ее ногам и сливаясь грудью с ее плечами. Она закричала:

– Пустите же меня!

Он поступил как раз наоборот: он ее поднял, как куклу, держа одной рукой за талию и другой под ляжками. И бросил ее на кровать, между платьев, которые зашуршали шелком. Она сопротивлялась, ради приличия, – но недолго.

– Довольно же!

– Я кончаю.

Он в самом деле кончил – на свой лад – и поднялся снова, очень медленно, безупречно корректный.

Не говоря ни слова, она возвратилась к зеркалу и распустила волосы. Потом она начала хохотать. Он стоял позади нее и шутливо пощипывал губами завивающиеся кольца волос на затылке.

– А как же Раймонд? – вдруг спросила она.

– Что Раймонд?

– Вы не чувствуете угрызения совести?

Он ответил очень галантно:

– Вы слишком прелестны.

Она сделала польщенную и недоверчивую мину.

– Но ведь вы большие друзья с ним?

– Большие.

– А если б он знал? Он пришел бы в ярость.

Фьерс едва удержался от смеха. Ревность чужда цивилизованным людям. И Мевиль, наверное, бесконечно мало интересовался изменами какой-либо из своих подруг.

Она смотрела на него нежно, ожидая поцелуя. Было видно, что она относилась очень серьезно к измене Фьерса своему другу. И тяжесть этого преступления, совершенного ради нее, приятно льстила ее самолюбию. Он поцеловал ее снисходительно и не без тени иронии. Теперь, после того, как он обладал ею, она была совершенно для него безразлична. И чего это, собственно говоря, ему сейчас вздумалось?..

В полдень он возвращался на борт завтракать. Рулевой ожидал его, чтобы передать только что подписанный приказ. Он прочел:

«Контр-адмирал, командующий второй дивизией китайской эскадры,

Приказывает:

С сегодняшнего дня элементарная школа и гимназия на судах дивизии закрываются. Гг. командирам вменяется в обязанность привлекать всех людей экипажа к упражнениям в артиллерийской стрельбе, обыкновенным и генеральным попеременно.

Каждый вечер, после команды «койки наверх», производятся сверх того упражнения в ночной стрельбе.

Адмирал придает особенное значение вышеуказанным упражнениям и надеется, что усердие и патриотизм всех будут способствовать усилению действительной боевой мощи судов, вверенных ему Республикой.

Дан на борту крейсера «Баярд» сего 27 декабря 19…

Д'Орвилье».

«Так, – подумал Фьерс, – начинаются глупости».

X

Восемь дней спустя Фьерс, встав утром, облокотился на борт.

По капризу сезона ночью шел дождь, – короткий ливень, какой выпадает не более раза в месяц в период жары. И воздух еще сохранял весеннюю свежесть, хотя небо уже пылало в лучах солнца. Фьерс смотрел на левый берег Донаи, покрытый зеленью. Внизу, склоняясь над водою, росли тростники, банановые деревья, карликовые пальмы, тесно нагроможденные друг на друга, сливающиеся вместе, без одного просвета в их густой изгороди. Над ними магнолии, бананы, акации, тамаринды чередовались со связками бамбука, в необыкновенно красивых сочетаниях цветов: нежно-серые оттенки бамбуков, яркая зелень мандариновых деревьев, темные металлические тона бужемеля с круглыми листьями. Мириады цветов испещряли листву: белых цветов, желтых и красных преимущественно – огненных маков, карминовых гибисков. Наконец, еще выше, пальмы всех пород качали своими тонкими ветвями, вырисовываясь, как причудливые фантастические тени на сверкающем небе. Арековые пальмы переплетали свои длинные листья с широкими опахалами веерных пальм и ажурными – кокосовых пальм, отягченных плодами. И все они возвышались над лесом пышными букетами на вершинах стволов, тонких и белых, как ионические колонны.

Под бортом крейсера желтая вода омывала его корпус. Она текла быстро, увлекая наполовину затонувшие стволы деревьев, листья, доски, обломки, приплывшие издалека – отбросы великой неведомой Азии. Солнце одевало реку ослепительным блеском, за которым нельзя было различить черных впадин водоворотов, подхватывающих все, что плыло по течению.

– Как хорошо, – сказал Фьерс.

Он себя чувствовал прекрасно: накануне он не курил опиума.

Неделя была удачной. Сайгон оказался более гостеприимным, чем он ожидал: хорошее помещение, веселые ужины – и все остальное. Помещение – простая комната для сиесты, высокая, с голыми стенами, прохладная, меблированная только кроватью с волосяным матрацем, сеткой от москитов и опахалом, которое приводил в движение бой. За окнами цветущие деревья протягивали свои ветви и отряхивали цветы в комнату. Кругом был старый квартал Тюдюк, улицы наполовину китайские, темные и пахучие, оживленные множеством лавок и прачечных. Приятно было спать в этой прохладной комнате в полуденные часы, когда железная обшивка бортов крейсера, расширяясь от зноя, звенела, и ее белая окраска лупилась, выделяя капли смолы. Фьерс растягивался голым под завесой от москитов, с влажной кожей от частых душей, и мечтал о своей сайгонской жизни, стараясь избегать движений, потому что стоило только протянуть руку, как она тотчас же покрывалась потом.