О. Варьяш - Португалия: дороги истории

• Название: Португалия: дороги истории
• Автор: О. Варьяш
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-02-009017-4

Авторы пытаются дать ответ па сложные научные проблемы и драматические загадки истории. Точные данные исторического анализа переплетаются здесь с легендами седой древности. Читателю откроются перипетии борьбы с маврами, взаимоотношения королей с городами, самоотверженная борьба Португалии за свободу в конце XIV в. Он узнает, как рождаются графства, почему папа римский стал сюзереном Португалии, о таинственном исчезновении короля Себастьяна и причинах утраты страной независимости на долгие годы.

Для широкого круга читателей.

---

Лопеш предстает перед нами как «певец Португалии». Ему дорога независимость страны, он ищет и находит идеалы высокой доблести прежде всего в борьбе с посягательством на самостоятельность его родины. Особое значение и ценность приобретает у него выражение «истинные португальцы». Несоответствие этому идеалу, возможность иного отношения к общепортугальскому делу, в понимании Лопоша, – предательство.[101] Именно так Лопеш-человек ощущает собственную страну и свое место в пей.

Но прежде всего на страницах хроник предстает Лопеш-историк. В историографии до сих пор идут споры: что же такое труды Лопеша – средневековые хроники или исторические исследования? Кто он – хронист или историк? По многим признакам сочинения Лопеша близки средневековым хроникам. Об этом говорит и их традиционное название, и хронологическая привязка изложения, и использование концепции «возрастов мира». И создавались они по королевскому заказу, повелевшему «изложить в хронике истории королей, бывших ранее в Португалии, и деяния короля Жоана».[102] Сходство с хрониками традиционного типа особенно заметно в его работе по раннему периоду истории Португалии.

Но в трудах Фернана Лопеша есть черты, резко отличающие их от обычных средневековых хроник. Прежде всего имеются в виду попытки проблемного изложения событий. Так, например, повествуя об осаде Лиссабона и о роли некоего Дьогу Пашеку, Ф. Лопеш делает отступление на целую главу, чтобы рассказать, что за человек Дьогу Пашеку «и почему он оказался на стороне Кастилии».[103] Лопешу недостаточно просто пересказать прошлое, перечислить события, ему необходимо выяснить их истоки и связи, открыть причины, развеять сомнения и кривотолки. Внешне не противореча общему обли ку культуры своего времени, не отрицая роли неба в земных делах, он на практике ищет конкретные, реальные подоплеки явлений[104] и факты истории он пытается рассмотреть во взаимосвязи. Благодаря литературному таланту и историческому подходу описываемые Лопешем персонажи обретают объемность в пространстве воссоздаваемой им исторической действительности.

Лопешу чужда неточность или легковерность. Отношение к факту, к историческому материалу – это, пожалуй, самое главное в его методе, и одновременно это – водораздел между хроникой и исследованием. В стремлении к точности Лопеш пользуется методом сопоставления и приводит при этом различные версии и мнения, подвергает критике неверные, на его взгляд, точки зрения (например, по поводу численности войск в битве при Алжубарроте).[105]

Обилие используемого Лопешем документального материала тоже не случайно. В стремлении к исторической правде «всего нашего тщания, по словам Лопеша, недостаточно, чтобы установить голую истину».[106] Именно в этом, в установлении истины, видит Лопеш задачу историка, и потому считает необходимым использовать документы из многих хранилищ, сопоставлять сведения различных авторов, не доверяя ничему без многократной проверки. При оценке чужих взглядов, при встрече с непонятными сведениями Лопеша отличает реализм, ясность мысли, обстоятельность доказательств и изложения.[107]

Именно критическое отношение к документу и факту дает возможность защитникам Лопеша-историка считать его «основоположником, по крайней мере в Португалии, критической истории».[108] Возможно, в этом есть некоторое преувеличение. Суть же в том, что труды Лопеша нельзя оценивать только как хроники или только как исторические исследования. Очевидны бесспорные потери и в том и в другом случае. А своеобразие и уникальность творчества Лопеша в контексте как иберийской, так и мировой культуры именно в удивительном сосуществовании исследовательского подхода и прямого отражения исторической действительности. Такое переплетение – результат сложного, переломного характера эпохи Лопеша. Но нельзя не признать, что критический подход решительным образом выделяет Лопеша даже на фоне европейской современной ему историографии, и остается только сожалеть, что в истории исторической мысли он не занял пока подобающего места.

Преемник Лопеша на посту королевского хрониста Гомеш Эанеш де Зурара не отличался таким великолепным слогом, как Лопеш, которого читают с интересом и сегодня, но оставил после себя не одну хронику, из которых наиболее известна «Хроника деяний в Гвинее» – источник по истории заморских экспедиций. Хорошо знакомы историкам и хроники Руй де Пины, посвященные событиям в Португалии XV в. И Зурара и Руй де Пина несомненно испытали воздействие творчества Лопеша и были, подобно другим знаменитым португальским историографам – Дамиану де Гоиш, Жоану де Барруш, – в сущности, наследниками его дела.

Эпоху средневековой португальской историографии завершил многотомный труд «Лузитанская монархия», созданный в начало XVII в. историками Антониу Бранданом и Франсишку Бранданом. Открыв любую книгу «Монархии», можно встретиться с теми же характерными чертами исторического подхода, что и в хрониках Лопеша: документы, относящиеся к излагаемым событиям, приводятся в оригинале и переводе; если факт или документ вызывает сомнения автора, он по скрывает этого, подробно разбирая все «за» и «против». Да и в концепции единства и независимости Португалии в этом труде, созданном в эпоху испанского господства, – а может быть, именно поэтому – прослеживается явная связь с идеями Лопеша.

Не случайно «Хроники» Лопеша вновь привлекли внимание португальцев и были изданы сразу же вслед за восстановлением независимости страны в XVII в. Не случайно в начале XVII столетия Португалия была наводнена политическими трактатами и памфлетами в защиту суверенного существования королевства, аргументация которых строилась в значительной мере на исторических данных, пусть не всегда достоверных. Не случайно «Лузиады», поэма великого Камоэиса, лучшего поэта Португалии, пронизана Историей, историей страны и ее народа, составляющей основу поэтического замысла и философского смысла поэмы.

Чем же объяснить такое неожиданно бурное и непропорциональное, в сравнении с остальными гуманитарными областями развитие исторического знания в Португалии XV в. и его значение на протяжении последующих столетий, отличающее, на наш взгляд, португальскую культуру того времени от всех других европейских стран, причем не только в количественном, но и в качественном отношении? Ответ на этот вопрос, видимо, надо искать в событиях конца XIV в., когда сплетение социальных и политических условий породило и пробудило силы национального самосознания португальцев, сделало собственное историческое прошлое желанным элементом общественного сознания и помогло обрести единство страны. Позже, в период великих географических открытий и испанского господства, в соприкосновении и столкновении с иными землями, народами и государствами это сознание крепло, требуя и одновременно вырабатывая новые подтверждения глубинного единства народа. Именно это стало внутренним двигателем португальской историографии XV–XVII вв., у истоков которой стоял хронист и историк Фернан Лопеш.

Португалия за кормой

Великие географические открытия… и со школьных лет за пунктирами бледных океанов ученических атласов чудятся дыхание морского ветра и жар экваториального солнца, линялые соленые паруса, отбрасывающие на доски палубы спасительную тень, туземцы в длинных долбленых лодках у берегов неведомой земли.

Мы привыкли, говоря о Великих географических открытиях, рассуждать об их воздействии в основном на те страны и земли, которые были открыты, забывая о тех, кто открывал. А ведь за кормой уходящих в океан кораблей оставалась земля, пославшая их, страна, на которую путешествия в заморские дали оказывали немепынее влияние, чем вторжения европейцев на новые континенты.

До сих пор этот прорыв в неизвестность на первый взгляд представляется неожиданным. Но вернемся мысленно к векам, предшествующим этой эпохе. Стремление к освоению новых земель всегда имеет в основе потребность и желание жить лучше, свободнее, богаче. Это обстоятельство позволяло полководцам и капитанам собирать под саои знамена солдат и матросов. Эти устремления в сочетании с давними традициями мореплавания и кораблестроения обещали многое. Указы короля Диниша, законы о льготах при постройке крупнотоннажных кораблей короля Фернанду исподволь готовили будущее морское величие. Корабли португальских купцов бороздили моря, доставляя португальское вино и зерно, пробку и соль в Гамбург, Лондон, Арфлер в обмен на полосатое сукно, металлические изделия, меха и др. Судя по таможенному тарифу, изданному Афонсу III в 1253 г., экспорт и импорт товаров был достаточно широк,[109] тем более что португальские купцы уже тогда осуществляли транзитную торговлю, связывая мусульманский мир Северной Африки и европейские страны.

К этому надо добавить, что многие члены привилегированных групп населения охотно участвовали в торговых операциях. В португальских городах XIV–XV вв. можно было встретить кавалейру, не брезговавших ремеслом купца и купцов, получивших статус кавалейру. Члены королевской семьи и сам король были заинтересованы в торговле, причем не только как покровители ее, но и как непосредственные участники. Опустошительные эпидемии, кризисные явления в сельском хозяйстве в XIV в. – падение урожайности, запустение земель, рост цен на сельскохозяйственные продукты и рабочую силу – все это не только толкало сеньоров на повышение ренты или изобретение новых повинностей, что неизбежно приходило в столкновение с традиционными нормами и зачастую оказывалось невозможным, но и заставляло искать новые источники дохода. Нередко подобные поиски приводили нх к типично городским видам занятий, в том числе к торговле. После событий 1383–1385 гг., которые вывели городской патрициат на самый высокий уровень политической жизни, доступный феодальному государству, стало возможным подлинное соединение интересов купечества и части дворянства. Это стало явным в 1415 г., когда Португалия предприняла свой первый захват территории вне Европейского континента – знаменитое взятие Сеуты.