А. Казанцев - Мир приключений 1962. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

• Название: Мир приключений 1962. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
• Автор: А. Казанцев
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО “ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1962

Мир приключений №7: Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов / Москва: Детская литература, 1962.

СОДЕРЖАНИЕ:

А. Казанцев. Внуки Марса. Рисунки Г.Макарова……3.

Г. Голубев. По следам ветра. Рисунки Е.Мешкова……81.

Е. Рысс. Остров Колдун. Рисунки М.Хабленко……131.

О. Бердник. Пути титанов. Рисунок О.Коровина……205.

С. Гансовский. Хозяин бухты. Рисунок И.Прагера……253.

А. Кулешов. Сплетенные кольца. Рисунок Л.Дурасова……264.

Ю. Давыдов. Забытые путешественники. Рисунок Ю.Ракутина……285.

Н. Коротеев. По ту сторону костра. Рисунок Л.Дурасова……301.

---

Я все время поглядывал на Вальку. Мне хотелось, чтобы она скорей заснула. Не почему-нибудь, а просто на всякий случай: вдруг еще устроит какой-нибудь скандал. Но Валька, как назло, и не думала спать. Она лежала спокойно, с открытыми глазами и смотрела на меня. Подумав, я решил, что так даже лучше: пусть попозже заснет — больше надежды, что не проснется утром, когда я буду уходить. Потом мне стало стыдно, что мы ее так обманываем. Я подошел к ней и сказал:

— Знаешь, Валька, ты на меня не сердись. — Валька молчала. — Я ведь не виноват, — продолжал я. — Да и потом, понимаешь, раз мы здесь живем, так все равно раньше или позже тебе придется поплавать. Вот подрастешь немного и пойдешь в рейс на том же «Книжнике», а может, и на большом каком-нибудь судне, куда-нибудь далеко-далеко. Я ведь тоже был когда-то маленьким, и мне многое не позволяли, и тоже я огорчался и думал, что никогда это не кончится. А теперь видишь стал большим… ну, не совсем большим, но все-таки. Так и с тобой будет. Так что ты не сердись на меня.

А про себя я добавил: «И еще не сердись за то, что я тебя обманываю и завтра уйду, не простившись».

Хотя Валька и не слышала этих моих последних слов, а все-таки мне стало легче.

— Ладно, — сказала Валя. — Подожди еще. Я вырасту и не в такое плавание пойду. Я окончательно не решила, но, может, я моряком буду. Очень просто. Бывают женщины-капитаны, я знаю. Мне рассказывали.

Я ее похвалил, что она собирается выбрать себе такую интересную профессию, и лег спать.

Хоть я и знал, что завтра она на меня будет сердиться, а мне все равно было приятно, что мы с ней помирились. Не люблю ссориться.

Я только, казалось мне, заснул, как уже мама меня разбудила. Валя спала как убитая. Долго, наверное, вчера не засыпала. Я совершенно бесшумно встал, оделся и ушел в мамину комнату. Там мама начала мне объяснять, чего я не должен делать. Я прикидывался, что слушаю очень внимательно, и думал о своем. Все равно я знаю, что позабыл бы мамины нравоучения, как бы внимательно их ни слушал. Из того, что до меня доносилось, я понял, что нельзя все. Можно только сидеть, очень тепло укутанному, в трюме и говорить: «спасибо» и «пожалуйста». Не знаю, зачем родители так много не позволяют. Ведь это же все равно невозможно исполнить.

Наконец мы с мамой поцеловались. Я взял мешок и вылез в окно. До отхода бота оставался час. Теперь я уже меньше волновался. Валя спит, шума больше в комнате никакого не будет, и она, наверное, проснется в полдень. Я-то знаю, какая она соня.

Еще я подумал, каково придется бедной маме, когда Валька поймет, что ее обманули. Да, я должен быть очень маме благодарен- это не шутка принять на себя такой удар.

Размышляя об этом, я дошел до пристани.

Глава седьмая ПРОЩАЕМСЯ С ВАЛЕЙ

Я бывал на пристани каждый день, даже по нескольку раз, часто подолгу смотрел на море, и никогда мне не было страшно. А сейчас, представив себе, что на маленьком ботике мы уйдем далеко от берега, я испугался. Фома Тимофеевич, да и вообще все моряки считали плавание на «Книжнике» береговым плаванием, но я — то знал, что это только так говорится — береговое. Конечно, не за сто километров уйдем, а все-таки будем так далеко, что, может, даже и скроется берег из глаз и окажемся мы одни посреди пустынного, бесконечного моря. Я стал гнать от себя эти трусливые мысли, но они всё не проходили. Странная штука страх. Можешь сколько угодно знать, что никакой опасности нет, и все равно бояться.

Так, выйдя из дому в чудесном настроении, я подходил к пристани огорченный и недовольный.

Фома уже ждал меня. Он стоял на палубе бота и сразу заметил, что настроение у меня скверное.

— Ты не боишься ли, Даниил? — хмуро спросил он.

— Немного страшновато, — сказал я, глупо улыбаясь.

— Да ну, страшновато! — сказал Фома презрительно. — Это же разве судно? Это же плавучая лавочка: бережком, от становища к становищу, пожалуйста, покупайте книжки, тетрадки, перья, карандаши, понимаешь?

— Понимаю, — неуверенно согласился я.

— Ну, и что же? — хмуро спросил Фома.

Я тяжело вздохнул.

— Ничего особенного, конечно, а все-таки честно тебе скажу — немного боюсь.

Фома посопел, посмотрел на меня и с сомнением произнес:

— Так, может, тебе не идти? Скажем, что захворал или что.

По совести сказать, я и сам сомневался. Море кругом было, правда, тихое, небо чистое, ни облачка, а все-таки вспомнил я наши комнаты, и как там спокойно, и книжки лежат… почитать можно или погулять…

— Нет, пойду, — сказал я решительно, хотя и вздохнул, поняв, что теперь уже обратного хода нет.

Фома счел разговор конченым и заговорил о другом.

— Вот ведь странность какая, — сказал он: — Жгутов должен был всю ночь работать, а его почему-то нет.

Только он это сказал, как мы увидели Жгутова. Жгутов шел быстрыми шагами, держа в руке чемоданчик, и очень внимательно на нас смотрел.

— Вы когда же явились? — спросил он, перемахнув через борт. — Я ведь только ушел недавно.

— Мы сейчас и пришли, — ответил Фома.

— А капитана нет еще?

Почему-то Жгутов смотрел на нас подозрительно. Мне даже стало неприятно: в чем он мог нас подозревать?

— Сейчас придет, — сказал Фома.

— И Степана нет? — спросил Жгутов.

— Нет.

— Молодые морячки спешат на море! — Жгутов смотрел на нас улыбаясь. — И Глафиры нет? Значит, вы первые. Я-то ведь не считаюсь. Я целую ночь с мотором возился. Зато теперь хоть в Австралию отправляйся. Вот пришлось сейчас на рембазу сбегать. Кое-какие детальки захватить. Пусть лишнее будет, не помешает. А на рембазе у меня кладовщик знакомый, так разбудить пришлось. Зато уж теперь все в порядке, лучше быть не может.

Он еще раз улыбнулся нам и полез по тралу вниз.

— Пустяковый человек, — хмуро сказал Фома, когда голова Жгутова скрылась в люке. — Болтает, болтает, а зачем — неизвестно.

— Слушай, Фома, — спросил я, — а мы не опаздываем?

— Боишься, что Валя проснется? — сразу сообразил Фома. — Нет, уйдем вовремя. Дед у меня как часы, да и Степан человек аккуратный. Вот разве Глафира…

Только он это сказал, как появилась Глафира. Она нас не видела. Она даже и не смотрела на бот, она смотрела на море и шла как-то странно — два шага сделает, остановится и качнется, будто ее кто-то назад дергает. II что-то она про себя бормотала. Что она бормочет, нам не было слышно, но то, что ей очень страшно, было видно сразу. Прямо ее трясло от волнения. Когда она подошла ближе, мы даже могли разобрать ее бормотание.

— Ой, мамочка, мама! — повторяла она. — Ой, да что ж это такое, мамочка, милая!

Нам с Фомой стало смешно, мы фыркнули, и тут только Глафира заметила нас. Она громко и весело засмеялась.

— Вот смеху-то! — сказала она. — Иду, и будто меня сила какая держит. Ой, думаю, боюсь!

Рассмеявшись, она, видимо, приободрилась, взошла на бот совсем нормальной походкой и огляделась с очень веселым лицом, но, увидев бесконечную морскую даль, вдруг охнула, опустилась на люк и закрыла лицо руками.

— Вот ерунда какая! — сказала она. — Как увижу проклятое, так колени и подгибаются.

И она торопливо спустилась в трюм, наверное, для того, чтобы не видеть бесконечной морской дали и не думать о рыбах, крабах и всякой нечисти, которая водится под этой сверкающей водной поверхностью.

— Смешно! — сказал я. — И чего бояться, не понимаю.

Я сразу же покраснел. Это было просто удивительно глупо: только что я сам каялся, что боюсь, а теперь смеюсь над Глафирой. Фома посмотрел на меня исподлобья, но, увидев, что я красный от стыда, промолчал. И так все было обоим понятно.

Пришел Скорняков, отпер дверь конторы и раскрыл настежь окно. Показались Фома Тимофеевич и Степан. Фома Тимофеевич шел налегке, посасывая трубочку, неторопливый, важный, а Степан шагал с ним рядом, неся в руках два чемодана. Он решил оказать уважение старику, зайти за ним домой, помочь поднести вещи. Они прошли не торопясь по пристани, поздоровались со Скорняковым, сидевшим у открытого окна, за письменным столом, и поднялись на борт.

— Молодежь уже, значит, здесь, — сказал капитан. — Та-ак, это хорошо, что пришли вовремя, только ты что ж, Фома, не поел? Бабка-то ведь ругается.

— А я, дед, молока попил, — сказал Фома, — и хлеба съел во какой кусище!

— Так, — кивнул головой Фома Тимофеевич, — Жгутов здесь?

— Здесь.

— Кликни-ка его, Степан.

Но Жгутов уже сам вылез из люка.

— Все в порядке, Фома Тимофеевич, — сказал он, не дожидаясь вопроса. — Всю ночь возился с мотором. Теперь можно спокойным быть.

— Так ли? — хмуро спросил Фома Тимофеевич.

— Зря не верите, — заскулил Жгутов. — Целую ночь глаз не смыкал. Утром еще на ремонтную базу бегал, кое-что из запчастей взял, знаете, чтоб уж наверное было. А вы меня же ругаете! Обидно, Фома Тимофеевич!