Геннадий Андреев - Белый Бурхан

• Название: Белый Бурхан
• Автор: Геннадий Андреев
• Жанр: Исторические приключения

Приключенческий роман, написанный со значительной долей фантастики и авторского вымысла, история здесь — лишь канва, по которой проходит его прихотливая вязь. Автор очарован красивыми и страшными центральноазиатскими и тибетскими легендами, мудрыми аллегориями и философскими раздумьями Н. К. Рериха, иногда понимаемыми буквально.

---

«Нет-нет! — содрогнулся он. — Только не здесь… Только не сейчас… Ведь Кайонок еще такой маленький… О, Кудай! Помоги мне!»

И тотчас произошло чудо — скалы разошлись, образовав широкую щель, в глубине которой оранжевым лохматым пятном метался в вихрях снега жаркий и спасительный костер, вокруг которого топтались люди.

Яшканчи на негнущихся ногах направился на огонь, упал, споткнувшись о камень. Сильные руки подхватили его, поставили, подтащили к огню…

— Ну, счастлив твой бог, Яшканчи! — покрутил головой Доможак, разгибая его ледяные пальцы, чтобы втиснуть в них стеклянный граненый стакан с белой жидкостью на самом дне. — Хорошо хранят тебя, пастух, духи гор!

Подъехали Сабалдай с Кураганом, превратившиеся за эти полторы или две версты в сосульки: у старика отвис и побурел нос, а борода стала похожей на ком снега; парень непрерывно хватался за лицо, уши, нос, дрыгал ногами, будто хотел с них сбросить что-то тяжелое и липкое…

— Обморозились? У меня есть жир, — сказал Хертек, — мы им часто пользуемся в наших горах…

— Жир не поможет, — буркнул Доможак, — помогут только огонь и кабак-арака!..

За обломками скал царствовала непогода, а здесь было тепло и тихо. Уютно посапывал чайник, готовый закипеть. Дымили трубки в зубах. После выпитой кабак-араки у всех на душе было спокойно и печально.

— Спел бы ты нам, кайчи! — попросил Доможак. — Душа плачет по семье…

— Топшура нет, — хрипло обронил Сабалдай, — сгорел топшур. А новый мы купить не успели, кто-то нас опередил…

Доможак усмехнулся и протянул сверток:

— На, кайчи, возьми. Дарю тебе его на память.

Кураган схватил подарок, из глаз его брызнули слезы, которые он поспешно смахнул рукавом шубы.

— Спасибо, дядя Домоке! — прошептал он.

— Лучшая благодарность — песня! Пой, кайчи! Кураган положил ладонь на струны, сгорбился, как старик, упал головой на грудь. Сидел долго, не двигаясь. Потом выпрямился, зорко глянул куда-то вдаль…

Я пощупал смерть своими руками.
Она — холодна, постыла и не имеет лица.
Но я не боюсь ее, глупую,
Не она дает мне жизнь, хотя и отнимает ее…

Люди слушали и не верили, что у топшура всего две струны: они рычали, плакали, заливались смехом, стонали и кричали от боли и ужаса, тоски и надежды…

Мои черные, серые, красные горы
Видели все, что могут увидеть глаза.
Но они никогда не обливались слезами
И не видели слез на наших глазах…

Это была самая короткая песня Курагана, и Яшканчи даже не удивился, когда она кончилась:

Я умру, может быть, и исчезну навеки,
Но огонь моей жизни вспыхнет в душах других:
По яйлю идут и текут мои овцы
По Алтаю течет и бурлит моя кровь!

— Ты молодец, Кураган! — сказал Хертек глухо. — Но ты не знаешь настоящих песен. Тех песен, что заставляют браться за меч, чтобы сокрушить подлецов и паразитов!

Кураган растерялся, потом взглянул на друга отца, смутился:

— Я пел такие песни, но дядя Яшканчи сказал, что за них меня могут посадить в тюрьму, и сжег мой топшур!

Хертек пристально и осуждающе посмотрел на Яшканчи:

— Зачем мешать кайчи? Пусть поет!

— Но такие песни сейчас петь опасно! Повсюду шныряют русские стражники и люди в виде Бабинаса и Хомушки!

— Такие песни всегда было петь опасно! — резко сказал Хертек и коротко взглянул на жену, которая ждала его в Кош-Агаче и теперь присоединилась к мужу и его друзьям. — И стражники всегда ловили тех, кто пел такие песни! Значит, эти песни страшны для них? Они их пугают?

Яшканчи хмыкнул. У него не было слов, чтобы ответить Хертеку. Но у него был жизненный опыт, и он заставлял думать, что лучше Курагану не петь опасных песен!

Пурга улеглась, но мороз продолжал терзать почти голую землю. Если он продержится до вечера, то зимой пастухам можно не выгонять свой скот на тебеневку в эту долину — трава вымерзнет и даже будущей весной вряд ли поднимется снова. Слишком высоко поднята эта земля к небу, а небо всегда дышит холодом…

У переправы через Катунь долго ждали паромщиков. Людей на берегу было мало, и они не хотели гонять лишний раз свою посудину по канату, не забив ее до отказа.

На обоих берегах пылали костры. На них разобрали и ту русскую избу, где друзья провели первую ночь после встречи.

«Вот и еще один след человека навсегда стерт с лица земли! — подумал Яшканчи, и ему стало грустно. — А разве много их оставляет человек? Когда-то аилы в долинах лепились один к одному, как ласточкины гнезда, а теперь и одного жилища на много верст не найдешь!»

А что может быть драгоценнее памяти? Только сама жизнь!

И хотя след человека на земле зарастает почти сразу; и хотя даже могилы его недолговечны — пока не упадет дерево или не рассыплется груда камней память переживает века. На алтайских обжитых долинах, берегах рек и склонах гор встречаются сеоки, корни которых уходят в древнетюркские времена; есть семьи, которые помнят своих дедов и прадедов до седьмого и даже двенадцатого колена! И не только их имена, но их дела, что много важнее — только большим трудом и добрыми делами может обессмертить себя сам человек!

Потому и история народа оседает в его песнях, легендах и сказаниях, причудливо переплетаясь с фантазией и выдумкой каждого кайчи и сказителя. Сразу и не найдешь, где конец одной легенды и начало другой… У каждого кайчи — свой кай, у каждого сказителя — своя сказка!

Хертек прав: пусть Кураган поет свои песни, хотя это и опасно. Но, если песни Курагана подхватят другие кайчи, они никогда не умрут, хотя сам певец может и погибнуть из-за подлости и коварства того же Хомутки, того же Бабинаса, подобных им негодяев и подлецов…

К Яшканчи подошел Хертек, сел рядом. Долго смотрел на пляску огня в костре, потом спросил взволнованно и глухо:

— Ты не знаешь дороги к Белому Бурхану?

— Нет, Хертек. Но я знаю людей, которые выполняют его волю.

— Как их найти?

— Их не надо искать. Они сами находят нужных им людей.

Яшканчи вспомнил стычку на дороге, когда Хомушка сказал, что Хертека ловит Тува. За что может Тува ловить Хертека? На разбойника он не похож…

— Почему тебя ловит Тува, Хертек?

— Потому, что я не Хертек, Яшканчи. Я был батором Самбажыка. И срубил много дурных голов с жирных и толстых баранов…

Яшканчи кивнул: он слышал имя Самбажыка от отца. Но что было за этим именем? Почему Адучи тогда произнес его с искренним уважением?

На том берегу забеспокоились. Паромщики сняли оградительную жердь и подняли желтый флажок.

— Я не знаю дороги к Белому Бурхану и хану Ойроту, Хертек, — вздохнул Яшканчи, неохотно поднимаясь с насиженного места, — но я знаю людей, которые приведут тебя к ним. Для этого тебе придется проводить меня до Терен-Кообы.

Теперь все шестеро были почти одни на бесконечной дороге. Лишь иногда им попадались встречные всадники, идущие наметом. Но они вряд ли торопились к верховьям Чуи, где уже все закончилось неделю назад. К тому же, они были похожи друг на друга, как монеты: в коротких меховых куртках, перехваченных широким поясом, с неизменным ружьем за плечами, в шапках с кистями.

— По-моему, — сказал Хертек, проводив очередного встречного внимательным взглядом, — это воины.

Яшканчи вяло усмехнулся: воину Хертеку везде и всюду видятся только воины, как каму — духи. Просто в горах начинается охотничий сезон на пушного зверя!

Стыло небо над их головами, уже подернувшееся снежной белизной. Скоро и сюда придет зима из Курайской степи! Что она принесет и кого отправит на вечный покой? Стар Сабалдай, неосторожен и горяч Кураган, страшен в гневе Хертек, тенью ходит беда за спиной Доможака…

— Пора, — уронил Хертек, первым поднимаясь на ноги, — день кончается, а дороги наши только начинаются!

Мужчины молча соединили руки, встряхнули их, смотря в глаза друг другу.

Яшканчи поймал виноватые глаза Сабалдая:

— Ты прости меня за обиду. Ты правильно сделал, что сжег топшур и спас Курагана… Я не верил в силу его песен и подумал, что он тебе просто надоел.

Яшканчи улыбнулся:

— Может, весной откочуешь в долину Теренг? Там хватит места и для твоего скота!

— До весны надо еще дожить, Яшканчи… Сказал и тут же отвернулся. Зачем так сказал?

Книга вторая Боги, ставшие людьми

ЧАСТЬ 4 НАЧАЛО БОЛЬШОЙ ИГРЫ

Тот, кто бережет себя для себя одного, никогда не узнает, что такое настоящее счастье.

Алтайская пословица

Глава первая НОВЫЙ НАСТАВНИК

На стук никто не отозвался.