Александр Авраменко - Начало великих свершений… (другая версия)

• Название: Начало великих свершений… (другая версия)
• Автор: Александр Авраменко
• Жанр: Альтернативная история

Я очень не хотел выкладывать эту книгу, поскольку ДАЖЕ Я считаю её откровенно антисемитской и пропагандирующей человеконенавистнические идеи. Ещё раз заявляю, что я — не антисемит, а антисионист. Все главы от лица полковника Соколова принадлежат перу Б.Орлова, так же главы про генерала Де Голля и от лица армянского героя. Всё остальное — моё. Смотрите сами, где больше злобы и ненависти. Будут Боги мне свидетелем, я этого не хотел. Но после появления его версии мне не осталось выхода. Итак, это полный первоначальный, откровенно неудачный вариант.

http://zhurnal.lib.ru/a/awramenko_a_m/

---

…В аэропорту Пятигорска я сажусь в новенький лайнер Туполева. Краем уха я слышал, что Игорь Иванович Сикорский отошел от проектирования самолетов, переключившись на какие-то другие летательные аппараты. И теперь наши большие самолеты делают Туполев и Ильюшин. Что ж, я не против, тем более, что туполевская машина превосходит старые «Сикорские» и «Юнкерсы» и по скорости, и по дальности, и по комфорту.

Возле своего кресла я ставлю кофр, из которого торчит башка Танкиста. Из чемоданчика достаю одну из двух книг, подаренных Маяковским. На каждой он сделал надпись: "Победителю на войне и в мире! Желаю счастья! В. Маяковский". После той памятной игры он потребовал от меня объяснений. Как я мог отказать Пресветлому волхву? Я объяснил, и он понял. Понял! Я даже сперва не поверил. Виданное ли дело, чтобы большой человек умел слушать и понимать?! Но он все-таки великий человек. На следующий день он нас с Максом и семьями в ресторане угощал. И майора Леоне тоже. А потом книги свои подарил. А я ему — шахматы нефритовые. Так, прихватил в Лондоне на память, а они и пригодились. Правда, от Любаши потом досталось: вот, мол, всем все раздариваешь! Ну, да это ладно, я уже привык…

— Господин полковник, извините. Вашего кота не укачает?

А? Вот же, зачитался. Рядом со мной стоит бортпроводница, совсем еще девчонка, и разглядывает нас с Танкистом.

— Не укачает, не волнуйтесь, пожалуйста. Он в танке и не такое переживал. Да и на самолете летит не впервые.

— Вам что-нибудь принести? Обед будет через час.

— Спасибо, девочка, ничего не надо.

Она смотрит на меня обиженно. Еще бы, ее, такую взрослую, такую серьезную, назвали девочкой. Девочка, дорогая девочка, наслаждайся. Еще придет твое время урезать свой возраст, молодиться и притворяться ребенком. Так что не спеши и не обижайся на меня…

… Я углубляюсь в книгу. Под мерное гудение двигателей хорошо читается. Маяковский вспоминает о прошлом, о том, как вставала с колен страна, как поднимала голову Партия, как мы шли к победе. Я помню те годы, но он пишет так интересно и хорошо, что моя жизнь начинает представляться мне чем-то захватывающим, удивительно интересным. А ведь я думал, что жил как все…

— Соратники! Друзья! — голос девочки звенит, а личико — прямо светится! — Только что передали: в Англии последние части противника прекратили сопротивление! Победа!

Победа! Победа! Бортпроводницы разносят всем «Абрау-Дюрсо». В салон выходит летчик и, судя по погонам, это командир экипажа.

— Соратники! — он берет в руки бокал. — Выпьем за нашу победу и за ее вдохновителя, соратника Кутепова. Ура!

Я выпиваю вино. Слава Перуну, наконец они поняли бессмысленность сопротивления. Кончилась дурацкая, кровавая бойня. Британцы, конечно, сами во всем виноваты, но последний месяц это была уже не война, а библейское избиение младенцев…

… Москва сильно изменилась за время моего отсутствия. Ходынского аэропорта больше нет. И гидропорт на Москве реке закрыли. Теперь гидропланы садятся на водохранилище в Химках, а аэропорт перенесли в деревню Внуково. Здание аэровокзала впечатляет своими размерами и архитектурой. Море людей, улетающих, прилетающих, встречающих… Совсем рядом я слышу истошный детский визг "Папка! Папочка!" Нет, это не мне. Это девчушка лет 5–6 повисла на шее капитана-стрелка, который смущенно обнимает ее одной рукой, второй опираясь на палку. Вон пожилой чиновник попал в объятия многочисленной родни. Крепко обнимаются на прощание несколько флотских офицеров. Повсюду гул голосов, окрики носильщиков, призывы таксистов, приветствия, слова прощания. И перекрывая все звучит мелодичный женский голос: "Рейс на Харбин отправляется в 14 часов 7 минут по московскому времени… Пассажиров на Мюнхен просят пройти ко второму причалу… Надворного советника Чарушина, прибывшего из Рима, просят подойти к справочному бюро. Вас ожидают"…

… Дом, милый дом. Я вылезаю из такси, отклоняю предложение пожилого водителя донести вещи и вхожу в парадное. Как всегда чисто и витает тот самый, знакомый с детства, запах родного места. Лифт, третий этаж, а вот и моя дверь.

— Всеволод Львович, батюшка, — Марковна всплескивает руками.

— Здравствуйте, здравствуйте Марковна, родная. Если бы Вы только знали, как я соскучился по Вашим шанежкам. А вот это — Вам, — я протягиваю ей отрез на пальто и крупные янтарные бусы.

Марковна ахает, прижимает к груди подарок и вихрем уносится на кухню. Оттуда раздаются ее грозные окрики, звон посуды, топот ног прислуги. Успеть бы переодеться и помыться с дороги, прежде чем Марковна начнет процесс кормления…

… Успел. Чистый и свежий я выхожу из ванной комнаты в тот момент, когда две китаянки под чутким руководством Марковны, щедрой на брань и затрещины, заканчивают сервировку стола

— Всеволод Львович, пока закусите с дорожки, а там и шаньги доспеют.

Ах, милая Марковна! "Закусите!" Да тут продуктов на целую роту. И напитков — на батальон.

— Садитесь-ка со мной, Пелагея Марковна, да выпьем за победу, за Россию, тех кто не пришел с войны помянем…

Марковна отнекивается, но недолго. Эта сибирская крестьянка — из породы однолюбов. Когда в 23-м ее муж, уссурийский казак не пришел с войны, она осталась вдовой. В 1927 она появилась в нашей семье, да так и осталась. В Сибири у нее живут многочисленные братья и сестры, к которым наша Марковна ежегодно ездит в гости, навьючив на себя гору подарков. Возвращаясь, он ругательски ругает деревенское житье-бытье, что не мешает ей на следующий год снова отправляться к родне…-

— Помянем, — говорит Марковна, поднимая стопку — и Костеньку моего…

Одним махом она опрокидывает в рот водку на калгане, закусывает солониной, и тут же убегает на кухню, утверждая, что "эти распустехи все погубят!"

Мне удается уцелеть, несмотря на все усилия нашей Марковны отправить меня в мир иной от переедания. Из школы возвращается первоклашка Левушка, и тут же бросается ко мне. У него накопилась масса вопросов, ответить на которые может только отец. Битых два часа я рассказываю ему о войне, объясняю арифметику, экзаменую по Закону Божьему, выслушиваю бесхитростные истории о том, что "Петька Чернов ушами умеет шевелить, а Максим Антонов со мной вчера подрался, и теперь дуется". И так далее до бесконечности. Окончательно меня сражает загадка: "Руки-ноги есть, говорит — а не человек?" Попробуйте-ка сходу догадаться, что это — иудей! М-да, что-то у нас в школе, того-с… В гимназиях такого не было…

Бурная встреча вечером растягивается за полночь. А утром я уже у дверей ГУК дружинных частей. Новое назначение меня и радует и огорчает одновременно. Под Москвой создаются три тяжелых латных бригады, по образу и подобию "Александра Невского", но, разумеется, с совсем другой техникой. Мне поручено принять командование бригадой "Генерал Скобелев", расположенной неподалеку от Звенигорода, куда и предлагается срочно отбыть.

Однако, в интимной беседе, без чинов, соратник Кольцов сообщает, что отбывать-то, собственно говоря, некуда. Бригада существует только на бумаге. Поэтому, мне и моему штабу пока предлагается оставаться в Москве, вплоть до особого распоряжения. Конечно, остаться в Москве хорошо, но вот полевые, квартирные, и представительские где получать? В Москве их не дают. Да нет, я-то без них проживу, не заплачу, вот только Любаша опять браниться будет…

… В середине октября я отбываю, наконец, к своей бригаде. Вторая половина месяца проходит у меня в бесконечных делах и заботах, обычных во вновь сформированных частях. Чего-то не хватает, что-то не известно куда девать. Два блока казарм еще без печей, топлива завезли ровно в два раза больше, чем может принять наш склад. Половина личного состава — новобранцы, экипированные с иголочки, за то вторая половина — фронтовики-ветераны, у которых не то, что зимней формы нет, а и летняя — в таком состоянии, что мой начтыл лишь колоссальным усилием воли удерживается от самоубийства. В общем, если ты хоть раз принимал новый взвод, роту, батальон или полк, то ты знаешь, что таких бед тебе не избежать. А между тем, приближается 7 ноября — славная годовщина восстания патриотов в 25-ом. Неплохо бы парад провести, если, конечно, все удастся подготовить…

… Не удалось. Новые танки все еще не прибыли, а машины с капремонта… О, Господи, зачем же мне еще и это наказание! Двигатели только что не рассыпаются на ходу, сервоприводы барахлят у каждой второй коробки, а у каждой первой — вообще не работают. Короче говоря, выводить это на парад, даже в части, я не стану. Ничего, пройдет личный состав парадным маршем и хватит…

…Но мне не удается провести даже такой парад. То есть парад, разумеется, проходит, но без меня. Пятого ноября мне доставляют приглашение на парад в Москве. Забавно: я четырежды проходил по брусчатке Красной площади в строю колонн, но ни разу не сподобился на приглашение. Всегда по приказу. Что ж, посетим…