Александр Авраменко - Начало великих свершений… (другая версия)

• Название: Начало великих свершений… (другая версия)
• Автор: Александр Авраменко
• Жанр: Альтернативная история

Я очень не хотел выкладывать эту книгу, поскольку ДАЖЕ Я считаю её откровенно антисемитской и пропагандирующей человеконенавистнические идеи. Ещё раз заявляю, что я — не антисемит, а антисионист. Все главы от лица полковника Соколова принадлежат перу Б.Орлова, так же главы про генерала Де Голля и от лица армянского героя. Всё остальное — моё. Смотрите сами, где больше злобы и ненависти. Будут Боги мне свидетелем, я этого не хотел. Но после появления его версии мне не осталось выхода. Итак, это полный первоначальный, откровенно неудачный вариант.

http://zhurnal.lib.ru/a/awramenko_a_m/

---

…Но мне не удается провести даже такой парад. То есть парад, разумеется, проходит, но без меня. Пятого ноября мне доставляют приглашение на парад в Москве. Забавно: я четырежды проходил по брусчатке Красной площади в строю колонн, но ни разу не сподобился на приглашение. Всегда по приказу. Что ж, посетим…

— …Господин полковник, разрешите, — это Лагутин, мой денщик. — Ваш мундир. — На кровать ложится отглаженный китель. — Любовь Анатольевна ждут Вас в столовой.

Ну, насчет «ждут», это он, конечно, преувеличивает. Как и большинство женщин Любаша органически не умеет собираться быстро. Одеваюсь, натягиваю начищенные до зеркального блеска сапоги. Все, что Лагутин умеет делать хорошо, так это чистить сапоги и гладить мундир, да еще заваривать чай, но для денщика этого достаточно. Теперь «сбруя» — портупея и ремень с кортиком и кобурой.

— Ну что, Костя, как я выгляжу?

— Великолепно, господин полковник, просто великолепно. Я могу быть свободным?

— Свободен. Иди-иди, погуляй для праздничка. — я протягиваю ему десятирублевку. — Бери, но учти: попадешься патрулям в пьяном виде — с «губы» вытаскивать не стану. Отсидишь свое, а в бригаде я еще добавлю. Все понял? — я стараюсь быть грозным.

— Так точно, господин полковник — рапортует молодец и исчезает.

Он, конечно, напьется, и, конечно, попадет к патрулям. И, конечно, схлопочет пять суток гауптвахты. И, конечно, мне придется звонить начальнику «губы», моему старому знакомцу, подполковнику Бессонову, с которым мы учились в Академии… Самое интересное: мы оба это знаем. Ну, не могу же я, в самом деле, обойтись без такого замечательного, услужливого и исполнительного денщика…

— Родная, ты готова?

— Подожди, ты что не видишь, мне еще надо подкрасится.

— Милая, но ведь до начала парада осталось всего сорок минут, пускать на трибуны прекращают за пятнадцать, а ведь ты не сможешь идти быстро…

— Ничего, пропустят, — моя благоверная вынимает изо рта еще одну шпильку, вставляет ее себе в прическу и критически осматривает в зеркало результат, — покажешь им Знак Героя, и пропустят. Никуда не денутся.

За что я всегда любил свою супругу, так это за несгибаемую уверенность в том, что не она должна подстраиваться под людей, а люди — под нее…

…Мы мчимся по Александровскому саду. До парада — 19 минут. Ей-ей не пустят. Однако! И впереди, и позади нас торопятся такие же пары. И пусть меня повесят, если хоть один из мужчин не был готов минимум за час до парада…

… Ф-у-ух, успели. Держа свою благоверную за руку, я пропихиваюсь вперед. Для Героев России выделен отдельный сектор. Ну, соратник, соратник, что ж ты встал-то аки соляной столп? Нет, я здесь не останусь, мне во-он туда…

— Внимание, внимание. — разносится над площадью голос Левитана. — Работают все радиостанции Союза.

С неба падает легкий снежок. Затихли трибуны, замерли шеренги войск. Бой курантов на Спасской башне разливается словно над всей землей, над всем миром. С десятым ударом на трибуне мавзолея появляются руководители страны. Прищурившись, я различаю их знакомые лица. Вот идет министр по делам национальностей Джугашвили, в простой шинели и фуражке, вот министр среднего машиностроения Берия со знаменитым пенсне на умном и строгом лице, вон на трибуне стоит министр авиации Северский, а рядом с ним — министр здравоохранения профессор Менгеле. Русские, немцы, грузины, армяне — плечом к плечу стоят они, наши вожди. И в центре — человек, которого знает весь мир, тот, на кого с надеждой и любовью смотрят миллионы людей по всей земле, наш Александр Павлович Кутепов! На трибунах — безумство. Прямо над моим ухом кто-то отчаянно орет "Ур-а-а!", и лишь через несколько мгновений я понимаю, что это я ору. "Ур-а-а!" кричат рядом со мной Любаша и солидный человек в расстегнутом пальто, под которым виден знак Героя Труда, молодой немец в форме и широколицый монгол, высокий кавказец в статском мундире и летчик с обветренным лицом. Но вот трибуны стихли. Из ворот Спасской башни выезжают всадники. Командует парадом генерал-полковник Рокоссовский, принимает парад генерал-фельдмаршал Сахаров.

Генералы объезжают войска, и динамики голосом Левитана комментируют происходящее. Над площадью летит "Раз… двай!.. А-а-а-а!" Наконец, смотр войск окончен. Сахаров с адъютантом подъезжают к мавзолею. Он всходит на трибуну и встает по правую руку от Верховного. Александр Павлович чуть придвигается к микрофонам.

Вначале он поздравляет весь народ России с годовщиной первой попытки патриотов взять власть в стране. Потом говорит о нынешнем положении в мире.

— Наша Родина идет вперед уверенно и спокойно, точно могучий корабль разрезает волны бурного океана. И нет таких сил, что свернули бы нас с выбранного пути. Мы показали всему миру, что бывает с врагами нашего Отечества, когда миллионы патриотов берутся за оружие. Подлые наймиты плутократов в бессильной злобе потрясали кулаками, стремясь задавить, уничтожить вольную и могучую Россию. Где они теперь?

Я невольно расправляю плечи. Да, мы раздавили жидовскую гадину в Англии, Франции, Польше, Румынии, Турции, Китае. Мне есть что вспомнить. Как начиналась эта война, когда укрепления на Сунгари и КВЖД захлебывались в крови, когда погибал, но не сдавался Тихоокеанский флот, когда мы рвались через выжженную солнцем пустыню, мечтая о глотке воды больше, чем о жизни. Как война продолжалась, когда наши полки сражались, ломая врагам хребты, и платя за победу самой дорогой ценой на свете — своей кровью и дыханием. И как она кончалась, когда мы давили гусеницами японцев и англичан, когда при виде одного танка с молнией на броне сдавались десятки французов и сотни китайцев, когда мы мчались вперед, обгоняя бегущего врага, ротами принимая капитуляции дивизий…

— Но еще остались в мире те, кто точит свой нож, готовясь вонзить его нам в спину. От имени всей России, от имени всего нашего народа, от Вашего имени, братья и сестры, я говорю им: "Не выйдет!" Никогда не будет по вашему, господа. Чтобы остановить вас, мы не остановимся ни перед чем и, если нас к этому принудят, мы снова поднимем винтовки, встанем к орудиям, сядем в бронированные чрева танков и кабины самолетов, поднимем флаги на наших кораблях. И тогда — тогда берегитесь, ибо мы не дадим вам пощады!

Правильно! Так и надо! Позови меня, соратник, я им всем покажу!

— Парад, смирно! К торжественному маршу… — гремит голос Сахарова.

Над площадью взвивается бессмертная «Славянка» и, чеканя шаг, по булыжникам шагают войска. Левитан сообщает о каждой части, чем прославилась и кто командует. Но вот прошли последние стрелки, проскакали последние казаки. Гром марша сменяется зловещей барабанной дробью. И на площадь выходят солдаты, несущие в руках знамена поверженных противников. Шеренга за шеренгой они подходят к мавзолею и швыряют их к подножию, к ногам Корнилова и Кутепова. Свидетели былой славы захватчиков и насильников, бандитов и поработителей грязными тряпками лежат у всех на виду. Под этими знаменами вы ликовали под Смоленском и Севастополем, на Альме и в Китае — и вот достойный конец!

Красную площадь заполнила техника. Орудия на тягачах, орудия на грузовиках, грузовики и бронетранспортеры мотострелков. И танки — целое море танков!

— Вот они — наши славные броневые машины! — грохочет из динамиков Левитан. — Это те, кто раз и навсегда поставил точку в агрессивных планах японцев и поляков, французов и англичан!

Ну, это ты, соратник, приврал. Были бы у меня эти ЛК под Бэйпином, я бы и не обгорел. Да и во Франции малость другие машины были.

— Впереди колонны идет танк георгиевского кавалера, генерал-майора Махрова! Он командовал нашими славными машинами, когда Союз крушил военщину Франции!

Алексей Михайлович здесь? Надо будет отыскать его…

— Вот мимо мавзолея проходит боевая машина Героя России, подпоручика Айзенштайна. Он пришел в армию добровольцем, сражался в Манчжурии и Великой Монголии. Во время штурма Бэйпина он горел в танке, но выжил, и после госпиталя вернулся в свою часть.

Айзенштайн? И даже не позвонил! Встречу — задам ему по первое число!

Но вот прогрохотали последние танки. А гул между тем нарастает. А, вон оно что: низко-низко над площадью идут самолеты. С ревом проносятся детища Мессершмитта, ровно гудят моторами истребители Хейнкеля, Микояна, Картвелишвили.

— Эскадрилью наших соколов возглавляет Герой России подполковник Покрышкин. На его счету 142 сбитых самолета и более 300, уничтоженных на земле.

Я уже почти не слышу голос Левитана. Над площадью проходят бомбардировщики. Первыми идут штурмовики, затем пикировщики… Не может быть! С натужным ревом над головами проходят дальние бомберы. Левитан почти кричит от восхищения:

— Это — ударная мощь нашего Союза! Сводный полк дальней бомбардировочной авиации возглавляет машина, которую пилотирует Герой России, кавалер высших орденов Союза, полковник Российских ВВС, полковник Люфтваффе Макс Шрамм. Его машину помнит небо Испании и Маньчжурские поля, суровые волны Тихого океана и огненный зенит Британии!