Сергей Абрамов - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

• Название: МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
• Автор: Сергей Абрамов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: ISBN 5-08-000752-4

Мир приключений: Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов. / Сост. М. Александрова; Художник В.М. Лыков. — Москва: Детская литература, 1989. — 655 стр.

Литературно-художественное издание. Для среднего и старшего возраста.

СОДЕРЖАНИЕ:

СЕРГЕЙ АБРАМОВ

Стена. Фантастическая повесть… 3.

КИР БУЛЫЧЕВ

Конец Атлантиды. Фантастическая повесть… 58.

Речной доктор. Сказка… 135.

АЛЕКСАНДР ХЛЕБНИКОВ

Отблеск грядущего. Фантастический рассказ… 178.

ЕВГЕНИЙ КОРШУНОВ

Тайна «изогнутого луча». Повесть… 220.

АЛАН КЭЙУ.

Бишу-ягуар. Повесть. Перевод с английского А.Санина и В.Смирнова… 299.

ГАВРИИЛ ПЕТРОСЯН

Одиссея марок Сиданга. Повесть… 374.

СЕРГЕЙ УСТИНОВ

Проигрыш. Повесть… 406.

АЛЬБЕРТ ВАЛЕНТИНОВ

Последняя планета. Седьмое пришествие. Фантастические рассказы… 443.

ВАСИЛИЙ ГОЛОВАЧЕВ

Калиюга. Фантастический рассказ… 473.

ВИКТОР СУХАНОВ

Мини-футбол на Маросейке. Повесть… 510.

КОНРАД ФИАЛКОВСКИЙ

«Электронный мишка». Фантастический рассказ. Перевод с польского Н.Стаценко… 550.

ЮРИЙ ВИГОРЬ

Последний призрак графа Нарышкина. Рассказ… 565.

ЭЛЕОНОРА МАНДАЛЯН

Последний мальчик. Фантастический рассказ… 577.

АНДРЕЙ ЯХОНТОВ

Крошка Михель. Фантастический рассказ… 588.

ХЭРРИ КЕМЕЛМЕН

Прогулка под дождем. Рассказ. Перевод с английского Г.Дмитриева… 595.

ЯРОСЛАВ ГОЛОВАНОВ

Где живет «морской змей»? Когда исчезли мамонты? Очерки… 605.

---

— Пошел вон, — грозно прикрикнул старик.

Так ему показалось, что грозно. И что прикрикнул.

— Сейчас, — хамски заявил парень, — только шнурки поглажу… — Никуда он вроде и не собирался уходить. — Болен, что ли, аксакал?

— Тебе-то что? — Старик с усилием сел, натянул на худые плечи китайское одеяло.

Он уже не хотел, чтобы парень исчезал, он уже пожалел о нечаянном «Пошел вон», он уже изготовился к мимолетному разговору с нежданным пришельцем: пусть вор, пусть домушник, а все ж живой человек. Со-бе-сед-ник! Да и что он тут хапнет, вор-то? Разве пенсию? Нужна она ему, на раз выпить хватит…

— Грубый ты, дед, — с сожалением сказал парень, сбросил куртку на стул и остался в синей майке-безрукавке. — Я к тебе по-человечески, а ты с ходу в морду. Нехорошо.

— Нехорошо, — легко согласился старик. Славный разговорчик завязывался, обстоятельный и поучительный, вкусный такой. — Но я ж тебя не звал?

— Как сказать, как поглядеть… — таинственно заметил парень. — Слушающий да услышит… — Замолчал, принялся планомерно оглядывать квартиру, изучать обстановку.

Обстановка была — горе налетчикам. Два книжных шкафа с зачитанными, затертыми до потери названий томами — это старик когда-то собирал, читал, перечитывал, мусолил. Облезлый сервант с кое-какой пристойной посудой — от жены, покойницы, достался. Телевизор «Рекорд», черно-белый, исправный. Шкаф с мутноватым зеркалом, а в нем, в шкафу, — старик знал — всерьез поживиться вряд ли чем можно. Ну, стол, конечно, стулья венские, диван-кровать, на стене фотки в рамках: сам старик, молодой еще; жена, тоже молодая, круглолицая, веселая; сын-школьник, сын-студент, сын-инженер — в пробковом шлеме, в шортах, сзади пальма… Ага, вот: магнитофон с приемником марки «Шарп-700», вещь дорогая, в Москве редкая, сыном и привезенная, — сердечный сувенир из Африки. На тыщу небось потянет…

— Своруешь? — спросил старик.

Глаза его, когда-то голубые, а теперь выцветшие, блеклые, стеклянные, застыли выжидающе. Ничего в них не было: ни тоски, ни жадности, ни злости. Так, одно детское любопытство.

— Ты, дед, и впрямь со сна спятил. — Парень вдруг взмахнул рукой перед лицом старика, тот от неожиданности моргнул, и из уголка глаза легко выкатилась жидкая слеза. — Не плачь, не вор я, не трону твое добро. Мы здесь по другой части… — И без перехода спросил: — Есть хочешь?

— Хочу, — сказал старик.

— Тогда вставай, нашел время валяться, одиннадцатый час на дворе. Или не можешь? Обветшал?

— Почему не могу? — обиделся старик. — Могу.

Он спустил ноги с кровати, нашарил тапки, поднялся, держась за стену.

— Орел, — сказал парень. — Смотри не улети… Сам оденешься или помочь?

— Что я тебе, инвалид? — ворчал старик и целенаправленно двинулся к стулу, где с вечера оставил одежду.

— Ты мне не инвалид, — согласился парень. — Ты мне для одного дела нужен. Я к тебе первому пришел, с тебя начал, тобой и закончу. Понял?

Старик был занят снайперской работенкой: целился ногой в брючину, боялся промазать. Поэтому парня он слушал вполуха и ничего не понял. Так и сообщил:

— Не понял я ничего.

— И не надо, — почему-то обрадовался парень. — Не для того говорено…

Старик наконец справился с брюками, надел рубаху, теперь вольно ему было отвлечься от сложного процесса утреннего одевания, затаенная доселе мысль вырвалась на свободу:

— Слушай, парень, раз ты не вор, то кто? Может, слесарь?

— Если не вор, то слесарь. Логично, — одобрил мысль парень, но от прямого ответа уклонился. — А ты что, заявку в домуправление давал? Унитаз барахлит? Краны подтекают? Это мы враз…

И немедля умчался в ванную, и уже гремел там чем-то, пускал воду, чмокал в раковине резиновой прочищалкой.

Старик, малость ошарашенный космическими скоростями гостя, постоял в раздумьях, стронулся с места, добрался до ванной, а парень все закончил, краны завернул, «чмокалку» под ванну закинул.

— Шабаш контора, — сказал.

— Погоди, шальной. — Старик не поспевал за действиями парня, а уж за мышлением его тем более и от того начинал чуток злиться: торопыга, мол, стрекозел сопливый, не дослушает толком, мчит сломя голову, а куда мчит, зачем? — Я тебе о кранах слово сказал? Не сказал. В порядке у меня краны, зря крутил. У меня вон приемник барахлить начал, шумы какие-то на коротковолновом диапазоне, отстроиться никак не могу. Сумеешь, слесарь?

— На коротковолновом? Это нам семечки! — победно хохотнул парень и тут же слинял из ванной, будто и не было его.

В одной фантастической книжке — старик помнил — подобный эффект назывался нуль-транспортировкой. Да и как иначе обозвать сей эффект, если старик только на дверь глянул, а из комнаты уже доносился ернический говорок парня:

— А ты, отец, жох, жох! Короткие волны ему подавай… Небось вражеские голоса ловишь, а, старый? А ты «Маячок», «Маячок», он на длинных фурычит, и представь — без никакой отстройки…

— Дурак ты! — легонько ругнулся старик. — Балаболка дешевая…

Опять тронулся догонять парня, даже о чае забыл — так ему гость голову заморочил. Шел по стеночке — по утрам ноги плохо слушались, слабость в них какая-то жила, будто не кровь текла по жилам, а воздух.

— Вражеские голоса я слушаю, как же… Я против них, гадов, четыре года, от звонка до звонка, ста километров до Берлина не дошел… Буду я их слушать, щас, разбежался… Делать мне больше нечего…

— Извини, отец, глупо пошутил. — Парень стоял у тумбочки, а на ней, на связанной женой-покойницей кружевной салфетке, чистым бодрым стереоголосом молодого певца-лауреата орал подарок из Африки.

— А хочешь — так… — Парень чуть тронул ручку настройки, и певца-лауреата сменил целый зарубежный ансамбль, и тоже безо всяких шумов, без хрипа с сипом. — Или так…

И радостная дикторша обнадежила: «Сегодня в столице будет теплая погода без осадков, температура днем восемнадцать-двадцать градусов».

— Неужто починил? — изумился старик.

— Фирма веников не вяжет, — сказал парень и выключил приемник. — Еще претензии имеются?

— Вроде нет…

— А раз нет, сядем. Разговор будет. — Парень уселся на венский стул верхом, как на коня, из заднего кармана джинсов достал сложенный вчетверо листок бумаги, развернул его. Листок — заметил старик — весь исписан был. — Сядь, сядь, нет правды в ногах. Твоя фамилия Коновалов, так?

«Точно, слесарь, — подумал старик, усаживаясь на диван. — Иначе откуда ему фамилию знать?»

— Ну, подтвердил.

— Павел Сергеевич?

— И тут попал.

— Я тебе, Пал Сергеевич, буду фамилии называть, а ты отвечай, слышал о таких или не слышал. Первая: супруги Стеценко.

— Это какие же Стеценко? — призадумался старик. — Из второго подъезда, что ли? «Жигуль» у них синий, да… Этих знаю. Сам-то он где-то по торговой части, товаровед кажется, из начальников, а жена — учительница, химию в нашей школе преподает. Моя Соня, покойница, поговорить с ней любила.

— Про химию?

— Почему про химию? Про жизнь.

— Хорошие люди?

— Обыкновенные. Живут, другим не мешают… Соня как-то деньги дома забыла, а в овощном помидоры давали, так химичка ей трешку одолжила.

— Вернули?

— Трешку-то? А как же! В тот же день. Соня и сходила.

— Значит, говоришь, другим не мешают?

— Не мешают. А чего? Вон трешку одолжили…

— Большое дело, — то ли всерьез, то ли с издевкой сказал парень и что-то пометил на листке шариковым карандашом. — Подавший вовремя подает вдвое… Ладно, поехали дальше. Пахомов Семен, пятьдесят седьмого года рождения; Пахомова Ирина, шестьдесят первого.

Старик оживился:

— Сеньку знаю. Сеньку все знают. Я еще мать его помню, Анну Петровну, святая тетка была. Муж у нее по пьяному делу под машину попал — ну, насмерть. В шестьдесят первом вроде?… Ага, тогда. Сеньке как раз четыре стукнуло… Анна его тянула-тянула, на трех работах работала уборщицей. А что? Тяжко, конечно, а ведь под две сотни в месяц выходило, тогда — ба-альшие деньги. Сенька не хуже других одевался, ел, пил…

— Пил? — быстро спросил парень.

— Лимонад. Это потом он за крепкое взялся. За крепкое-крепкое… — Старик засмеялся неожиданному каламбуру, но парень вежливо перебил:

— Короче, Пал Сергеич, время ограничено.

— У меня не ограничено, — будто бы обиделся старик, а на самом деле ничуть не обиделся: просто так огрызнулся, для проформы, чтоб не давать спуску нахальному слесарю. — И у Сеньки не ограничено. Он как выпьет — сразу во двор. И ля-ля, и ля-ля — с кем ни попадя. Известно: у пьяного язык без костей. Ирка за ним: «Сеня, пойдем домой, Сеня, пойдем домой». Где там!

— Бьет?

— Ирку-то? Этого нет. Любит ее до потери пульса. Сам говорил.

— И все знают, что пьет?

— Знают.

— И ни гугу?