Алексей Молокин - Злое железо

• Название: Злое железо
• Автор: Алексей Молокин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-055840-7, 978-5-9713-9889-9

Стабильность каждого из множества параллельных миров необходимо сохранять.

А о какой стабильности может идти речь, если какой-то провинциальный маг, неясным образом овладевший секретом таинственных чар Злого Неупокоенного Железа, принялся направо и налево вершить высшую справедливость, убивая богов?!

Положим, боги в этом мире – не очень. Даже, скорее, «очень не». И избирают-то их при помощи всенародного голосования, и сами они сплошь и рядом являются бывшими бандитами, покинувшими земной мир насильственным способом…

Но все равно – боги остаются богами. Если их уничтожить подчистую – мир попросту рухнет. Так что на поиски мага-богоборца отправляется опытная команда «хранителей стабильности» – бард Авдей, профессиональный герой Костя и красавица Люта…

---

Короче говоря, надо поскорее делать отсюда ноги, желательно сумев сберечь гитару. Кроме гитары-то, у меня, по сути дела, ничего нет.

Несмотря на такие здравые мысли, дедово замечание насчет труса меня задело. В конце концов, если разобраться, не такой уж я и трус, хотя и на роль героя, конечно, претендовать не могу. Да и не хочу, честно говоря. И вообще не люблю я их, этих героев, а особенно тех, кто старается их из себя изобразить, экстремалов всяких и прочих, ну их! Одни от них неудобства. Как известно, в бою выживают трусы, и на этом стоит земля, поэтому барду трусом быть полагается по роду деятельности. Иначе некому будет рассказать о герое и его подвигах.

Костя же нисколько не смутился, видимо, балбеса на свой счет он не принял. Или просто не знал, что старикан имел в виду. Обмахнув широким, истинно героическим жестом нас с Лютой, он сказал:

– Представляю мою команду. Этот мокрый хмырь с гитарой – известный бард Авдей, а эта клетчатая красотка – Люта. А самого меня зовут Костя. Я – профессиональный герой. Между прочим, потомственный.

– Ишь ты, герой… – Дедуля задумчиво отхлебнул пивка. – Да еще профессиональный. И вдобавок еще и потомственный. Вроде бультерьера или лабрадора, стало быть, а может, пекинеса. Надо же, как мне повезло! Ну ладно, герой так герой. Ты, лабрадор-пекинес, только у меня на огороде не геройствуй, а то знаю я вас, потомственных профессионалов! Мигом сопрете что-нибудь, только отвернись. Ну, так зачем пожаловали, господин потомственный герой и сопровождающие вас лица? Я, кажись, никакого героя не вызывал. Я вон даже сантехника не вызываю, потому что у меня сортир на дворе и сауна в огороде.

– Да мы так, шли себе мимо, шли, дай, думаем, зайдем, вот и зашли, – простодушно ответил Костя. – Иногда полезно вот так, запросто с незнакомым человеком словом перемолвиться, авось что-нибудь умное услышишь.

Старик почесал щетинистый подбородок, подумал немного, видно, ему было скучно, а может, на что-то рассчитывал, скорее всего на выпивку и душевный разговор. Во всяком случае – не боялся. Страх я чувствую прекрасно, по принципу душевного резонанса. Между тем дедуган, видимо, принял какое-то решение.

– Ну ладно, герой так герой. А я – Палыч. Иван Палыч, по прозвищу Алкогол,[2] ежели уж на то пошло. Пенсионер-программист. Так чего надо-то?

– Да вот прояснить кое-что надо бы… – замялся Костя. – Странные тут у вас дела в городе творятся.

– Ну творятся, ну и что? – невозмутимо ответствовал дедуган. – А во всем мире сейчас странные дела творятся, не только у нас. Ничего удивительного, если основные основы напрочь порушены.

– Какие такие основы? – заинтересовался Костя.

– Основные. Земные да небесные, – исчерпывающе пояснил старикан и снова задумался. Потом аккуратно допил свое пиво, положил пластиковую емкость в брезентовый мешок, еще раз критически оглядел нас с ног до головы и продолжил: – Ну ладно, вы, я вижу, не из богунов. Те обыкновенно пешком приходят, но уж если придут – значит есть серьезный повод. По крайней мере, так люди рассказывают. И вы не из «Фиты» какой-нибудь ментовской, те вообще не разговаривают – сразу пугать начинают, оружием машут, в общем, такую комедь устраивают – телевизора не надо. Но вы и не из братвы, это тоже ясно. Братву я за километр нутром чую. С братвой у меня особые счеты, ну да ладно, по этим счетам кто надо мне уже заплатил. Сейчас у меня задачи поважнее. Сейчас я решаю мировые проблемы, да где вам, шутам гороховым меня понять.

Тут старик пожевал губами и, видимо, решив что-то, довольно дружелюбно продолжил:

– Вот что я вам скажу. Люди вы, как я посмотрю, смешные, а стало быть, для мирового порядка неопасные, таких сейчас немного, поэтому пошли-ка в дом, нечего без толку на поле мокнуть. Да и девка ваша зазябла совсем, вон как под своим клоунским пиджаком дрожит да ежится, чисто русалка на льду.

Люта и в самом деле была похожа на русалку. Или на жертву несостоявшегося утопления. Тонкие ее волосы слиплись от мороси, и острые ушки выглядели трогательно и беззащитно. Странно, что старик их не заметил. Хотя, может быть, остроухие эльфийки здесь запросто расхаживают по улицам, так же как у нас длинноногие топ-модели. Ха-ха!

Костя слегка обиделся на то, что его модный пиджак обозвали клоунским, но благоразумно промолчал, и мы вчетвером направились к деревянному, с виду еще довольно крепкому дому, стоявшему в порядке других похожих на него домов по краю картофельного поля.

Сказать, что в доме было неприбрано, – значило возвести поклеп на нашего хозяина. В доме убирали, но по весьма и весьма нетривиальной методе. То есть между неряшливых штабелей каких-то старых журналов, связок книг, курганов газетных вырезок были проложены аккуратные пешеходные тропки. Одна вела в маленькую комнатку, служившую, очевидно, спальней, вторая утыкалась в порог закрытой двери – что находилось за дверью, так и осталось неизвестным. В комнате едко пахло книжной пылью и еще чем-то – похоже, ржавым железом.

Комнаты разделялись фанерными перегородками и печкой-голландкой, которую, похоже, недавно топили, потому что было тепло.

– Присаживайтесь, – пригласил гостеприимный Иван Палыч, извлекая из-за макулатурного террикона единственную табуретку. Поскольку нас было все-таки трое, мы переглянулись, да так и остались стоять. Дед, нисколько не смущаясь, умостил собственный зад на шатком сиденье, поерзал, устраиваясь поудобнее, и спросил: – Чаю хотите? Только у меня газу нету, придется на плитке воду кипятить. Да и за водой на колонку идти надо, а у меня как раз радикулит разыгрался.

Чая мы хотели, но, представив себе процедуру его приготовления, дружно содрогнулись и замотали головами. Кроме того, скорее всего в доме имелся единственный стакан, так что история с табуретом повторилась бы в чайном варианте, а это, знаете ли, уже слишком… Меня немного смутила жалоба на радикулит, потому что прыгающий словно кузнечик по полю дед никак не походил на матерого радикулитчика. С радикулитом так не поскачешь.

– Вот и хорошо. – Дедуля посмотрел на нас остро и проницательно, потом сурово спросил: – А выпить-то хоть вы чего-нито принесли?

Костя осторожно снял с Лютиных плеч свой пиджак и извлек из внутреннего кармана заветную глиняную фляжку. При виде необычного сосуда дед заметно оживился, потом сказал:

– Только вот стакан у меня один, так что…

Так я и знал!

– Ничего-ничего, – поспешно успокоил его Костя. – Мы постоим. И спиртного нам не полагается. Мы, видите ли, в служебной командировке.

– Командировка – это хорошо, – констатировал гостеприимный хозяин, единым духом опрокидывая в себя полстакана драконовой крови. – И правильно делаете, что в командировке – ни-ни. А то вот был у нас в институте один слесарюга…

– Скажите, уважаемый, – поспешно прервал его Костя. – А как вы додумались до этого… ну, до того, чем вы занимаетесь?

Драконова кровь на деда подействовала подобно молодильным яблокам и виагре в одном флаконе. Да и то сказать, стакан-то был и в самом деле один. Дед умильно посмотрел на Люту, потом мазнул глумливой ухмылкой по моей скромной персоне, каким-то невероятным образом исхитрился подбочениться на своем шатком насесте и мерзким голосом сообщил:

– Все расскажу, только потом. Сейчас я гулять хочу. Давненько я культурно не отдыхал, почитай, годков двадцать, а то и больше того. Вот он, – кривой палец ткнул в мою сторону, – пускай чего-нито сбацает, а вот она, – палец шаловливо качнулся в Лютину сторону, – станцует. А уж после я вам все как есть и расскажу, и покажу, если, конечно, потрафите.

Меня аж скрутило от тоски. Вот ведь сволота старая, сбацай ему, видишь ли, культурный отдых ему понадобился, что мы ему, ансамбль песни и пляски, что ли, или варьете по вызову? Ну ладно, будет тебе отдых, маразматику этакому!

Но Костя примирительно шевельнул своей героической дланью, да и Люта, кажется, отнеслась к дедову желанию спокойно, непринужденно сбросила клетчатый пиджак, легко шевельнув угловатыми плечиками, оставшись в своем легкомысленном хитоне, и с вызовом посмотрела на меня. Волосы у нее высохли и теперь топорщились над остренькими ушками смешными хохолками.

И я не послушно даже, а радостно, с каким-то облегчением потянулся к гитаре. Ну давай, моя красавица, давай покажем, на что мы способны! Пусть это чужая Россия, но Россия же, если не соврал герой Костя!

И хлынула на пыльные, никому не нужные книжные курганы, на пьяненького деда, на его обиды и амбиции, на все, все, все знаменитая, уже давно невесть чья «Цыганская венгерка».

Если звучит «венгерка» – стало быть, Россия, пусть неправильная, но Россия. Да и кто знает, какая она – «правильная» Россия? Русская песня – «венгерка», – а венгерка ведь! Тоже, можно сказать, неправильно…

…Квинты резко дребезжат,
Сыплют дробью звуки…
Звуки ноют и визжат,
Словно стоны муки.

Что за горе, плюнь да пей!
Ты завей его, завей,
Веревочкой горе!
Топи тоску в море!

И невесть откуда вычесавшийся Апполон Григорьев самозабвенно бухал студенческими сапогами, нещадно вздымая книжную пыль и размахивая угловатым старинным штофом, а уж моя странная спутница… Господи, я и не думал, что так можно танцевать, наверное, потому что сам не умел. Непростой это был танец, потому что пространство вокруг Люты словно очищалось от всего ненужного, дрянного и гадкого. Книжная труха скручивалась в миниатюрные черно-белые смерчики, которые, покрутившись по комнате, ныряли в печную дверцу, чтобы на мгновение вспыхнуть, вылететь в трубу и пропасть навсегда.