Христиан Шюнеманн - Парикмахер

• Название: Парикмахер
• Автор: Христиан Шюнеманн
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-322-1

В салоне парикмахера Томаса Принца перед самым закрытием раздается телефонный звонок. Александра Каспари, сотрудница модного журнала "Вамп", со слезами в голосе просит записать ее в тот же день на стрижку. Позже вечером Александру убивают. Полиция оказывается в тупике - не удается раскопать ни орудия убийства, ни его мотива. Гламурный мир идеально причесанных, холеных людей не выдает своих тайн. В нем свободно ориентируется лишь Томас Принц, ведь его парикмахерскую посещают все подозреваемые в преступлении.

---

- Не ты одна! - добавила рыжеватая.

- Наверняка там было очень красиво, - сказала Беа. Наши глаза на мгновение встретились.

- Я вот только спрашиваю себя, - заметила рыжеватая, - как она могла позволить себе такое: виллу, гостей, дорогие закуски, шампанское?

Мы потягивали теплое вино.

- О мертвых либо хорошо, либо ничего, - напомнила золотистая.

- Хотелось бы мне сказать о ней что-нибудь хорошее, да не могу припомнить!

На мраморном полу со звоном разлетелось стекло. Барбара Крамер-Пех уронила свой бокал.

- Довольно! - воскликнула она. - Слушать противно!

Толстяк на подиуме прервал свою речь и раздраженно взглянул на публику. Головы повернулись в нашу сторону.

- Я больше не могу переносить вашу болтовню! - Барбара перевела взгляд с одной женщины на другую. Ее лицо стало смуглей обычного. - Найдется в зале хоть один человек, для кого Александра действительно что-то значила? Кто не станет злословить на ее счет?

Публика перешептывалась и с интересом ждала, что последует дальше. Рыжая и золотистая замолкли. Ева схватила за плечо свою секретаршу, но та стряхнула ее руку.

- Если бы Александра могла сейчас себя защитить! - воскликнула она и бросилась к выходу. Люди расступались перед ней - с любопытством, но некоторые и с уважением; кое-кто был искренне тронут. Толстяк на подиуме кашлянул, прежде чем произнести заключительные фразы.

- У тебя найдется в ближайшие дни время, чтобы зайти к нам в редакцию? - тихо шепнула мне Ева. - Мне хочется обсудить с тобой кое-что.

- Конечно, я тебе позвоню.

Она кивнула мне и пошла к выходу. Я успел заметить, что мужчина с орлиным носом поскорей подтолкнул к двери свою спутницу.

Дома я швырнул на стол каталог выставки и квитанцию такси. Лампочка на автоответчике нервно мигала: четыре сообщения. Я включил динамик, ожидая услышать голос Алеши. Вместо него в комнате зазвучал мамин голос, тон был деловой, словно она разговаривала со своим поставщиком. Она просила меня позвонить.

Я громко выругался, распахнул окно и, стащив с себя рубашку и брюки, остался в трусах. В комнате стояла невыносимая духота. Сообщение номер два - положили трубку; вероятно, кто-то ошибся номером. Рядом с телефоном лежала почта.

Я пошел в уборную, но дверь оставил открытой. Из динамика донесся шум, напоминающий покашливание. Потом:

- Господин Принц, я должна… - Треск. Трубку положили. Словно звонившая - а голос принадлежал, пожалуй, женщине - хотела что-то сказать, но внезапно передумала. Или ей помешали? Я спустил воду, подбежал к аппарату и нажал на кнопку повтора. Покашливание. Или это какой-то другой шум? «Господин Принц, я должна…» Конец. Знаком ли мне этот голос?

Звонок номер четыре. Тишина, показавшаяся мне очень долгой, и трубку положили. Кажется, я слышал чье-то дыхание? Или почудилось? Я озадаченно застыл перед ящиком. Обычно я узнаю тех, кто наговаривает свои сообщения. Вернувшись домой, я прежде всего смотрю, сколько сообщений на ленте, словно они служат индикатором моей популярности и востребованности в этом мире. Но бывает, что автоответчик приносит разочарование. Когда не звонит дорогой тебе человек, когда вообще нет сообщений либо, что хуже всего, когда звонивший, как сейчас, просто кладет трубку.

Из кухни я притащил графин с водой, «перно» и кубики льда. Мозаичный пол приятно холодил босые ноги. Я схватил трубку и набрал Москву, тринадцать цифр по памяти, чтобы наконец сообщить Алеше о событиях последних двух суток. Раздался щелчок - включилась связь - затем гудки, в тысяче километров от меня. Телефонный аппарат стоит там на маленьком столике возле дивана.

Когда я в первый раз побывал у Алеши в Москве, я почувствовал себя чужим, как это обычно бывает лишь на свадьбах. От центра, Красной площади, мы ехали на метро около часа. Алеша не захотел брать такси. Голубой состав стремительно мчался под землей. Меня нервировали стереотипные, гнусавые объявления по радио, которых я не понимал, грохот дверей, ударявшихся при закрытии друг о друга; меня удручали люди с замкнутыми лицами и огромными сумками, наполнявшие душные вагоны. Когда мы вновь поднялись на поверхность, я впервые осознал, насколько огромен этот десятимиллионный город. Жизнь в нем мирно шла своим чередом. Пожилые женщины продавали у выхода из метро сигареты и цветы, торговцы предлагали китайские кофточки и дыни. Алеша не обращал на них внимания. Вместе с другими людьми мы свернули на пешеходную дорожку, над которой висели полчища мошкары. По этой дорожке мы прошли через бурую, болотистую лужайку к кварталу высоких домов. Я схватил Алешу за рукав.

- Давай вернемся. Мне тут неуютно.

- Наш корпус не этот, а следующий. Ты еще не видел моего дома.

- Поедем назад в город, - просил я. - Этот квартал наводит на меня жуть.

- Я здесь вырос.

- Но ты уехал отсюда в двенадцать лет.

Алеша ничего не ответил и зашагал впереди, сунув руки в карманы брюк.

Через железную дверь мы вошли в низкий вестибюль с пустой кабинкой, где в былые времена, вероятно, сидел портье, поднялись наверх на грохочущем лифте - он пришел в движение в тот самый момент, когда Алеша нажал на кнопку. Кнопки были старые, неровные, со стершимися цифрами. В квартире на софе лежала старуха, рядом с ней стояло радио, из которого тихо лилась классическая музыка.

- Бабушка! - крикнул Алеша. - Это Томас! Из Германии! Я рассказывал тебе о нем!

Старуха подняла голову и посмотрела на меня. Я и не подозревал, что Алеша живет вместе с бабушкой. Я пожалел, что не купил цветы, и протянул ей руку.

Пока Алеша заваривал чай, я разглядывал сквозь москитную сетку квартал многоэтажек. Между корпусами беспорядочно стояли жестяные гаражи-ракушки, словно кто-то разбросал по бурой поляне консервные банки. На моих глазах водитель с виртуозной точностью загнал в такую ракушку свою «ладу», вылез из нее и опустил крышу гаража.

Алеша размешал в чае джем, и он сделался темным, словно вода в болоте. Бабушка поднялась с дивана, зашаркала ко мне и ткнула пальцем в потолок. На нем сидели комары и отслоилась краска. Она вдруг спросила по-немецки: - Пол?

Алеша заправил прядь за ухо и с интересом взглянул на старушку. Потом он мне рассказал, что она учила в войну немецкий, только никто никогда не слышал, чтобы она на нем разговаривала.

Старушка ткнула в пол: - Потолок?

- Нет, наоборот. - Теперь я ее понял. Она подошла ближе и приблизила свое ухо почти вплотную к моим губам. Я показал наверх и прокричал:- Потолок! - вниз: - Пол!

Бабушка кивнула, опустилась на свой диван и снова забыла обо всем, кроме радио. Алеша сообщил мне, что она надела по случаю моего визита свое лучшее платье.

В трубке не смолкали гудки. Где болтается этот несносный парень? Сейчас пятничный вечер. Алешина бабушка плохо слышит, мне повезло, что она сняла трубку. Когда она прошамкала «Алло», я заговорил по-немецки, чтобы она поняла, кто звонил. Потом положил трубку и набрал телефон галереи Екатерины Никольской, где работал Алеша и где, по крайней мере, включен автоответчик. Я дождался гудка и сказал по-русски: «Говорит парикмахер». (Мне нравится, как звучит у них это слово - очень знакомо для немецкого уха. Оно пришло из Германии в Россию еще в те времена, когда знать носила парики.) Для более подробного сообщения у меня все еще не хватает познаний, хотя раз в неделю ко мне приходит русская врачиха и впихивает в меня систему из шести падежей, двух глагольных видов и бесчисленного количества приставок и суффиксов - педантично, терпеливо, не обращая внимания на мои отвлекающие маневры.

Я уныло перелистал каталог фотографий с сегодняшнего вернисажа. Алеша мог бы оценить его качество. В зале эти снимки смотрелись более выигрышно. Тут я вспомнил Барбару Крамер-Пех; ее взрыв произвел на меня сильное впечатление. Господи, бедняжка, в самом деле трудно переносить злословие своих коллег! А Ева? Что ей понадобилось так срочно обсудить со мной? Может, ей что-нибудь известно?

Я мысленно звал Алешу, мне хотелось рассказать ему про убийство, которое занимало меня больше, чем мне до сих пор казалось. Я знал, что он терпеливо выслушает меня, а потом, скорей всего, спросит своим ласковым голосом: «Томас, какое тебе вообще-то дело до этого? Что ты так завелся?»

Зазвонил телефон. Я молниеносно схватил трубку.

- Ну наконец-то, радость моя.

- А-а, мама! - Я даже не пытался скрыть свое разочарование.

- Жаль, что у тебя по-прежнему нет мобильного телефона. Теперь все с ними ходят. И твоя сестра тоже. Даже Берги.

В душе я удивился, зачем маминым служащим, супругам Берг, понадобился мобильник, и мать сама ответила на мой невысказанный вопрос:

- Чтобы я могла им позвонить, когда они работают в саду.

- Керстин потеряла свой мобильник и буквально на седьмом небе от счастья. Теперь она недосягаема.

- Кто такая Керстин?

- Стилистка. Работает у меня уже два года.

Мама вздохнула с легким разочарованием.