Николай Лесков - Том 3

• Название: Том 3
• Автор: Николай Лесков
• Издательство: Москва, Художественная литература, 1956-1958
• Жанр: Русская классическая проза

Великий русский писатель Н. С. Лесков стремился в своем творчестве постигнуть жизнь разных классов, социальных групп, сословий России, создать многокрасочный, сложный, во многом еще не изученный образ всей страны в один из самых трудных периодов ее существования.

В третий том вошли произведения: "Островитяне", "Старые очерки в селе Плодомасове", "Загадочный человек", "Смех и горе".

http://rulitera.narod.ru

---

Включая «Загадочного человека» в текст Собрания сочинений, Лесков раскрыл некоторые сокращенные написания фамилий (Чернышевский — вместо Ч-ский) и внес некоторые стилистические исправления, не меняя общей направленности очерка.

В цитированном выше письме к Любимову Лесков так определял смысл своего очерка: «Я бьюсь из-за того, чтобы нанести удар «предприятиям» и восстановить доброе имя оклеветанного человека». Защита Артура Бенни от несправедливого и необоснованного обвинения соединяется в «Загадочном человеке» с враждебными выпадами против тех, кого Лесков называет «предпринимателями», то есть против революционной демократии 1860-х годов. Эта направленность очерка сильно снижает его общественную ценность, хотя факты биографии «загадочного человека» изложены в основном достоверно. Письмо к Тургеневу, напечатанное в начале «Загадочного человека», и неоднократные упоминания его имени в тексте должны были, по замыслу Лескова, сделать более достоверным его «очерк».

В современной Лескову критике «Загадочный человек» был оценен отрицательно.

Буренин в «Санкт-Петербургских ведомостях» (1871, № 208), В. И. Кельсиев в «Заре» (1871, № 8), анонимный автор статьи «Незагадочный писатель» в «Вестнике Европы» (1871, № 8) — единодушно обвинили Лескова в клевете на революционное движение начала 1860-х годов и в пристрастном недоброжелательстве по отношению ко всем упоминаемым в книге деятелям того времени. В. И. Кельсиев, как один из «героев» книги Лескова, возражая против определения начала 1860-х годов как «комического времени», подчеркивал серьезность и убежденность деятелей той эпохи. Учтя эти возражения, Лесков, по-видимому, снял в Собрании сочинений подзаголовок «Из истории комического времени на Руси». Но в целом книга его осталась все же памфлетным и порой тенденциозным изображением эпохи революционного подъема 1860-х годов.

Смех и горе

Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений. СПб., 1889, т. V, стр. 3 — 222.

Первоначально опубликовано в еженедельном приложении к «Русскому вестнику», «Современная летопись» (1871, № 1–3, 8-16) с подзаголовком и посвящением: «Смех и горе. Разнохарактерное potpourri из пестрых воспоминаний полинявшего человека. Посвящается всем находящимся не на своих местах и не при своем деле»; разбивка на главы произведена редактором «Современной летописи» П. К. Щебальским по разрешению автора; подпись: Н. Лесков. Как видно из письма Лескова Щебальскому от 7 мая 1871 года, «Смех и горе» было отправлено им в редакцию «Русского вестника» в начале 1870 года (см. «Шестидесятые годы», М. — Л., 1940, стр. 312), но публикация задержалась из-за того, что одновременно с повестью «Русский вестник» взял у Лескова роман «На ножах», начатый печатанием с № 10 «Русского вестника» за 1870 год. Лесков настаивал на скорейшем печатании повести: «Я совершенно согласен с тем, что вы говорите о печатании повести в «Летописи». Это действительно будет меледа, а не печатание, и для меня гораздо лучше видеть ее в «Русском вестнике», но только не по окончании романа, ибо в повестушке той много вещей, имеющих интерес временный… Надо печатать повесть в журнале с псевдонимом «Меркул Праотцев», или же в «Летописи» с моею настоящей фамилией, но во всяком случае немедленно, не ожидая окончания романа… Там ли, сям ли, но скорее, а то она уж и так выдыхается». («Шестидесятые годы», стр. 304. Письмо к П. К. Щебальскому от 19 декабря 1870 года). Из этого письма следует, что в это время повесть вся целиком находилась в распоряжении редакции. Во время печатания ее в «Современной летописи» Лесков неоднократно предлагал Щебальскому внести некоторые изменения в текст, однако, за небольшими исключениями, эти просьбы его не были удовлетворены. Так, в письме от 12 января 1871 года он пишет Щебальскому: «… Земно вам кланяюсь и прошу вас неотступно вложить в уста голубого купидона несколько раз слова «простенько, но мило». Так, я желаю, чтобы он, говоря о том, как устроил свою квартиру, сказал: «оно, конечно, простенько, но мило». То же самое он должен употребить, говоря о доме своей хозяйки, об исправленном им зонтике, о комнате Ватажкова и о том, как он, не имея настоящей наблюдательности, решился донесть на него «простенько, но мило». То же самое надо сделать и далее везде, где купидон подводит приятеля. Не откажитесь, пожалуйста, если только возможно, взять корректуру и добавить эти словечки в подлежащих местах по вашему усмотрению» («Шестидесятые годы», стр. 306). Этих изменений Щебальский не сделал, но другую просьбу Лескова он выполнил: «В одном месте найдете в рукописи «Смех и горе» описание комнаты генерала Перлова… Припишите, пожалуйста, еще «в углу большой образ святого пророка Илии с обнаженным ножом и с подписью: ревнуя поревновах о вседержителе» («Шестидесятые годы», стр. 314. Письмо к Щебальскому от 19 апреля 1871 года). В первое отдельное издание повести Щебальский включил эту фразу, но без слов «с обнаженным ножом».

При подготовке первого отдельного издания «Смех и горе» Лесков ввел антинемецкие выпады в рассуждения генерала Перлова и заменил журнальное окончание, в котором Ватажкова «пырнул кинжалом под сердце какой-то испанский республиканец, принявший его по ошибке за странствующего инкогнито Монфори», рассказом о том, как Ватажкова высекли в Одессе, и его заключительным письмом к племяннику, то есть Лескову, о ссоре последнего с немцами; одной из причин, заставивших Лескова изменить окончание, было желание придать повести большую злободневность, приурочив смерть Ватажкова к началу 1871 года. Первое отдельное издание вышло с посвящением Щебальскому, снятым в последующих изданиях.

В своей сатирической повести Лесков следует манере повествования Гоголя и, в некоторой степени, очень им любимого Стерна. В духе последнего описано первое путешествие Ватажкова по России, а второй приезд героя повести в родную губернию и его встречи с местными деятелями напоминают приезд Чичикова в город и его последующие поездки по губернии.

В современных отзывах отмечалось своеобразие формы повествования, выбранной Лесковым: «… Оно («Смех и горе». — Ред.) не картина, а барельеф, лента с изображенными на ней фигурами. Но все эти, по-видимому отдельно друг от друга стоящие, фигуры связаны внутренним единством. В числе их нет ни героев, ни героинь, никто не поставлен в центре действия, да и действия нет никакого… и, однако, невзирая на то, какое цельное впечатление «Смеха и горя» представляют и такие рассказы» («Русский вестник», 1871, декабрь, стр. 632). «Смех и горе» является очень своеобразной попыткой подвести итоги пореформенному десятилетию. Современность сравнивается у Лескова с прошлым царствованием, которое у него изображено как эпоха всевластия «голубых купидонов» — жандармов, как эпоха всеобщего трепета и рабского страха. Современное состояние умов Лесков воссоздает главным образом на основе обобщенного изображения наиболее характерных явлений в литературе и журналистике. Так, «материалист» Отрожденский высказывает взгляды, во многом сходные с теми, какие развивались в статьях В. Португалова, публициста радикального журнала «Дело», в рассуждениях философа-станового Васильева Лесков воспроизвел высказывания известного в то время спирита А. Н. Аксакова; монолог губернатора воспроизводит основные предположения, содержавшиеся в циркуляре Валуева (апрель 1870 года) о необходимости усиления власти губернаторов, и т. д.

«Смех и горе» появилось перед антинигилистическим романом Лескова «На ножах» (1870–1871), поэтому для современной критики оно оказалось заслонено этим романом, и безусловно прогрессивные элементы, в этой повести очень заметные, не были отмечены в современных отзывах. Позднее Лесков писал: «Я стал думать ответственно, когда написал «Смех и горе», и с тех пор остался в этом настроении — критическом и по силам моим не злобивом и снисходительном» (Письмо к А. С. Суворину от 30 ноября 1888 года, Архив ИРЛИ. Ф. 268). Доброжелательные отзывы о повести появились только в реакционной печати («Гражданин», 1872, № 3, «Русский мир», 1871, № 10, указанная выше рецензия в «Русском вестнике», принадлежащая, по-видимому, П. К. Щебальскому). Рецензент «Дела» (1871, октябрь, новые книги, стр. 39–41) назвал всю прежнюю деятельность Лескова «чисто полицейским служением», а в сатирической повести Лескова не увидел ничего, имеющего познавательно-реалистическую ценность: «Перед нами теперь последнее произведение г. Стебницкого «Смех и горе»… Это какое-то бесцветное повествование из семейной хроники степного правдодума, приправленное сатирическим элементом. Но сатира г. Стебницкого так беззуба, что не знаешь, кто кого более обличает — автор своих героев или герои автора; по прочтении книги становится горько и смешно не за героев г. Стебницкого, а за него самого».

Отзывы демократической и народнической журналистики об издании 1880 года ничем существенно не отличаются от рецензии в «Деле» 1871 года. Рецензент «Отечественных записок» (1880, № 3, март, новые книги, стр. 107–111) обвинил Лескова в пылкости фантазии, «весьма слабо регулируемой «холодным рассудком», а сатиру Лескова объявил «клеветой». В «Русском богатстве» (1881, февраль, новые книги, стр. 73–81) Лесков был охарактеризован как писатель, который «… словно нарочно, с каким-то злорадным ехидством подыскивает всякого рода несообразности, все равно, к какому бы лагерю они ни принадлежали, — и вы ни за что не разберете, что он при этом — хохочет или плачет, скорбит или радуется…» Особенно возмутила рецензента народнического журнала сцена спора Локоткова с мужиками, в которых снова фигурирует образ «купидона», приносящего все новые неприятности герою «Смех и горе».