Филип Дик - Валис

• Название: Валис
• Автор: Филип Дик
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00645-2

По мнению исследователей творчества Филипа Дика, трилогия «Валис» стала главным произведением его жизни, хотя писатель успел закончить только два романа из задуманных трех. Первый роман трилогии – вероятно, наиболее личная книга Дика из всех им написанных. В этом романе нашли отражение собственные мистические переживания автора, и остается только догадываться, считал ли он сам «Валис» художественным вымыслом – или же автобиографией с совсем небольшими преувеличениями…

---

Говоря в терминах наших бесконечных теологических споров, основанных на предполагаемом общении Жирного с Богом, автокомпенсационная структура, исходящая из двойного предположения, должна была бы выглядеть следующим образом:

1. Бога нет

2. И в любом случае он тупица

Внимательное изучение циничных разглагольствований Кевина совершенно разоблачает такую структуру. Дэвид постоянно цитировал К. С. Льюиса; Кевин сам себе противоречил в рьяном желании развенчать Бога; Жирный невнятно пытался пересказать информацию, вбитую в его голову при помощи луча розового света; Шерри, которая ужасно страдала, сипло твердила какую-то набожную чушь. Я же менял взгляды в зависимости от того, с кем в данный момент беседовал.

Никто из нас толком не понимал, в чем дело, зато у всех оказалось полно свободного времени. Эпоха наркотиков закончилась, и у нас должна была появиться новая страсть. Благодаря Жирному этой страстью стала теология.

Любимое античное изречение Жирного гласит:

Могу ли думать, что великий Яхве спит,
Как Шемош и другие сказочные боги?
Ах! Нет. Услышал мысли он мои и записал их…

Жирный не любит цитировать окончание:

Вот что мой разум мучит
И тысячью когтей впивается мне в грудь,
В безумие пытаясь ввергнуть…

Это из арии Генделя. Мы с Жирным любили слушать пластинку «Серафим» в исполнении Ричарда Льюиса. Все глубже и глубже…

Однажды я сказал Жирному, что другая ария на пластинке точно передает состояние его разума.

– Что еще за ария? – поинтересовался Жирный.

– «Полное затмение», – ответил я.

Затменье полное! Ни солнца, ни луны,
Средь бела дня сплошная чернота.
О свет небесный! Жизнерадостных лучей
Не видно, чтоб порадовать мой взор.
Зачем же Ты нарушил Твой закон
И сделал солнце и луну, и звезды
Сокрытыми от взора моего?!

На это Жирный заявил:

– В моем случае все как раз наоборот. Я освещен божественным светом, который изливается на меня из другого мира. Я вижу то, чего не видят другие люди.

Такой у него был пунктик.

3

Вот какой вопрос нам все время приходилось решать в десятилетие наркоты: как сказать кому-то, что ему выжгло мозги? Сейчас такой же вопрос встал перед нами, друзьями Жирного Лошадника, погрузившегося в свой теологический мир.

В случае с Жирным можно было бы запросто связать одно с другим: наркотики, которые он принимал в шестидесятых, в семидесятых сдвинули-таки ему мозги. Если бы я мог заставить себя поверить в это, я так бы и сделал. Я люблю решения, которые отвечают сразу на несколько вопросов.

Все дело в том, что я так не считаю. Жирный не увлекался психоделиками. Он вообще принимал их всего-ничего. Однажды, в шестьдесят четвертом, когда достать сандоксовский ЛСД-25 было легче легкого, особенно в Беркли, Жирный принял приличную дозу и отправился путешествовать во времени. То ли в прошлое, то ли в будущее, то ли вообще за изнанку. Так или иначе, он заговорил на латыни и пребывал в полной уверенности, что настал Dies Irae– День Гнева. Он слышал, как приближается Господь, полный ярости.

Восемь часов кряду Жирный молился и стенал на латыни. Позже он клялся, что в течение всего путешествия во времени он не только думал и говорил по-латыни, он еще нашел книгу с латинскими изречениями и мог читать ее так же легко, как любую английскую.

В конце концов, может, происхождение его помешательства на почве Бога действительно лежит именно здесь? В 1964-м его мозгу понравилось кислотное путешествие, и он – мозг – записал его, чтобы прокрутить позже.

С другой стороны, такие рассуждения возвращают нас в 1964 год. Насколько мне известно, способность читать, думать и говорить на латыни вовсе не характерна для кислотного прихода. Жирный не знает латыни. Сейчас он не может связать по-латыни двух слов. Не мог он их связать и до того, как раскумарился хорошей дозой ЛСД-25.

Позже, когда начался его религиозный опыт, Жирный думал на языке, которого не понимал (в шестьдесят четвертом он прекрасно понимал собственную латынь). Ему удалось записать несколько случайно запомненных слов. Для Жирного они вовсе не ассоциировались ни с никаким языком, и он не сразу решился показать кому-нибудь то, что зафиксировал на бумаге. Жена Жирного – его следующая жена, Бет – прошла в колледже годичный курс греческого и опознала писанину Жирного как греческий койне. Или по крайней мере какой-то греческий – или аттический, или койне.

Греческое слово «койне» переводится просто как «общий». Ко времени Нового Завета койне стал самым ходовым языком Ближнего Востока, заменив арамейский, который, в свою очередь, пришел на смену аккадскому. (Я это знаю, потому что я профессиональный писатель, и мне просто положено обладать знаниями о языках). Манускрипты Нового Завета дошли до нас именно на греческом койне, хотя, возможно, источник, которым пользовались синоптики – апостолы Матфей, Марк и Лука, – был написан на арамейском, который, в свою очередь, является формой иврита.

Иисус говорил на арамейском. Получается, что, когда Жирный Лошадник начал думать на греческом койне, он думал на языке, который использовали закадычные дружки святой Лука и святой Павел (по крайней мере для письма).

Письменный койне выглядит забавно, потому что между словами нет пробелов. Это может привести к немалому разнобою с переводами, поскольку переводчик будет отделять слова друг от друга так, как ему нравится. Возьмем английский пример:

GOD IS NO WHEREGOD IS NOW HERE[9]

Собственно, мне об этом рассказала Бет, которая не воспринимала религиозный опыт Жирного всерьез, пока не увидела написанное им на койне. Она знала, что Жирный не имеет ни малейшего понятия о койне. Жирный утверждал, что… ну, он много чего утверждал. Я не должен начинать каждое предложение со слов: «Жирный утверждал, что».

За годы – годы! – работы над своей экзегезой Жирный, должно быть, создал не меньше теорий, чем звезд во вселенной. Каждый день возникала новая – более изощренная, более волнующая и более долбанутая. Главной темой, однако, во всех оставался Бог.

Жирный отваживался отойти от веры в Бога примерно так же, как собака, которая у меня когда-то была, отваживалась покинуть лужайку перед домом. Он – они оба – делали первый шажок, еще один, потом, возможно, третий, а затем поджимали хвост и опрометью мчались обратно, на привычную территорию.

Жирному было хуже, чем собаке, он не мог найти обратной дороги.

Надо бы узаконить вот что: если нашел Бога – не упускай его. Что до Жирного, тот, обретя Бога (если, конечно, и в самом деле обрел), совершенно обленился. Бог стал для него постоянно убывающим источником радости, вроде упаковки амфетамина, где таблеток остается все меньше и меньше.

Кто имеет дело с Богом? Жирный знал, что церковь тут не поможет. На всякий случай он попробовал проконсультироваться с одним из священников Дэвида. Не помогло.

Кевин предложил вернуться к наркотикам. Я, человек литературы, порекомендовал Жирному почитать малоизвестных английских поэтов-метафизиков семнадцатого века, таких как Воэн и Герберт:

Он знает, что имеет дом, но едва ли знает где.
По его словам, это так далеко,
Что он совершенно забыл туда дорогу.

Это строки из поэмы Воэна «Человек». Жирный, похоже, скатился на уровень этих поэтов и, таким образом, стал анахронизмом. Вселенная имеет привычку уничтожать анахронизмы. Я знал, что она уничтожит Жирного, если тот не приведет себя в порядок.

Мы много предложений сделали Жирному, однако самой многообещающей можно считать идею Шерри. В один из самых тяжелых дней Жирного Шерри, у которой как раз тогда настала ремиссия, сказала ему:

– Чем тебе неплохо бы заняться, так это изучить тактико-технические характеристики Т-34.

Жирный поинтересовался, что она имеет в виду. Выяснилось, что Шерри как раз читала книгу о вооружении России во Второй мировой войне. Танк Т-34 стал спасением Советского Союза, а значит, и спасением союзных сил, и, как следствие, спасением Жирного Лошадника, поскольку, не будь Т-34, Жирному пришлось бы говорить не по-английски и не на латыни, и даже не на койне – ему пришлось бы говорить по-немецки!

– Т-34, – объясняла Шерри, – были очень быстрыми. Под Курском они раздолбали даже поршевских «элефантов». А что они сотворили с Четвертой танковой армией!

Тут она начала излагать ситуацию под Курском в 1943 году, да еще с цифрами. Мы были просто потрясены.

– Чтобы переломить ход сражения, пришлось вмешаться самому Жукову, – хрипела Шерри. – Ватутин облажался. Его потом убили пронацистские партизаны. А теперь гляньте, какие у немцев были «тигры» и «пантеры».

Она показала нам фотографии немецких танков и проинформировала о том, как генерал Конев двадцать шестого марта успешно форсировал Днестр и Прут.