Александр Маслов - Чужая плоть

• Название: Чужая плоть
• Автор: Александр Маслов
• Жанр: Научная Фантастика

«Втроем мы стояли и смотрели, как он взбирался через глубокий снег к перевалу. Закатное солнце светило ему в след отблесками кровавыми и тусклыми, как позолота ветхой иконы»

---

Я часто вспоминал слова Мартина. Слова, которыми он мне ответил, на вопрос, где он взял мясо в этой снежной пустыне. Голос келаря тревожил меня даже во сне: «Господь мне поможет… И Он помог» – в этом голосе слышалась радость, какой-то молельный восторг, и еще страх… тихий, затаенный и такой глубокий, что казалось, лежит он самом дне бездны, имя которой Преисподняя. Первое время я не смел возвращаться к этому разговору, в свободные от молитвы и работы вечера сидел в своей келье и думал, как же ему помог Господь. Как?! Он помогал Моисею, Исайе… Но ведь Мартин не пророк. И почему тогда мясо – пищу не самую чистую для нас? Я пытался представить нашего Мартина, упавшего ниц среди обледенелых гор, и свет Господа, ставшего золотистой мандорлой[8] над ним. Пытался представить изжигающее моления нашего брата и пронзающие слова Господа. Но я не мог вообразить, как сам Господь дает ему мясо. Если даром Его была птица или какой-нибудь зверь, то почему тогда келарь не приносит их целиком, а берет лишь нарезанными мелко кусками? Может облик существ, которых мы едим, неприятен? Может это крысы или пожирающие падаль вороны? Но разве может такое дать для съеденья людям Бог?! Я не знал, что уже думать. Все больше меня начинали тревожить страхи, с каждым днем тянущие мой рассудок к краю бездны, где преисподняя. Я ни с кем не делился с ними, только разговор первый начал Юлий.

– Еще до того, как податься в Лерин,[9] мы скитались по берегам Роны и промышляли охотой, – начал он. – Мясо было нашей пищей такой же обычной, как потом овсяные лепешки в монастыре. И, знаешь, Мартин, я никогда не ел такого странного мяса. Может, ты нам объяснишь, где ты его берешь?

– Я уже говорил. Говорил много раз – мне его дает Господ! – келарь встал, хмуро глядя из-под темных волос, упавших на лицо.

– Мартин, брат, я вижу, как ты страдаешь. Ты спас нас от смерти. Мы бы уже умерли от голода, но сам ты… Я просто хочу помочь тебе. – Юлий тоже встал, коснулся его плеча, поворачивая к себе. – Позволь мне пойти с тобой завтра. Я буду просить Господа вместе с тобой. Еще жарче, чем ты.

– Нет, Юлий. Ты не можешь такое сделать. Обещай мне, что не последуешь за мной ни завтра, ни в другой раз. Обещай же! – он повернулся резко и посмотрел так строго и просящее, что Юлий тут же и будто не своим голосом произнес: – Обещаю. Обещаю, если ты сам не позовешь меня!

После чего Мартин вышел, а мы втроем сидели молча, почему-то неподвижно долгое время, слушая, как келарь ломает заготовленные для очага сучья.

– Это очень необычное мясо, – упрямо повторил Юлий, поглядывая на пустой котелок. – Чем-то похоже на мясо крыс, только в нем нет костей. Я хочу знать, откуда оно.

– С Мартином происходит что-то. Он раньше не был таким угрюмым. Когда он заходил ко мне, то улыбался, и мне становилось теплее, как от вида образка, – Адриан отодвинулся к стене и обхватил голову руками. – С ним что-то нехорошее. Я чувствую это, братья, как я чувствовал идущую ко мне смерть, так и теперь… С Мартином как-то нехорошо.

– Игнатий, ты должен проследить за ним завтра, – поглядывая на дверь, сказал Юлий.

– Он же просил не делать этого. И мы обещали ему! – возразил я.

– Обещание дал я. Сам не пойму, как он из меня это вытащил… А ты ничем не обязывался. Ты должен узнать, что происходит, ведь все мы слуги праведные Господа нашего, и все мы в ответе друг за друга.

В эту ночь мне снился сон. Христос плыл в реке, в светлых струях сверкающей рыбой. Потом вдруг луг, полный цветов и высокой травы. Снова наш Господ, агнцем обернулся и шел по тропе, длинной до самых облаков. И тут за камнями я увидел Мартина, крадущегося с ножом в левой руке. Он выскочил внезапно и рвал шерсть агнца, клочьями пылающими разбрасывая по траве, и эти клочья превращались в кровавое мясо.

Я, кажется, вскрикнул и проснулся. Приближался рассвет.

Мы отслужили Утреню. Мартин взял нож, оделся в шкуры и ушел, а я стоял возле киота, глядя на икону, на Христа, державшего золотую лиру, и белых птиц над его головой. Меня пробирал озноб, только не от холода – от мыслей навеянных сном, ползущих из ушедшей ночи.

– Ты должен пойти за ним, – неслышно подойдя сзади, напомнил Юлий.

Я не ответил и даже не повернулся к нему.

– Должен, – повторил он. – Адриан так просил. Мы с ним будем молиться за вас двоих.

– Хорошо. Я пойду. Только мне страшно, Юлий. Мне трудно объяснить почему… Знаешь, это как подслушать чужую исповедь. Подслушать и еще пересказать ее пьяно… – я потушил пальцем фитилек лампады, краски на иконе потускнели. И голуби над головой Иисуса теперь казались серыми. – Но я пойду.

Когда я вышел из нашего жилища, Мартин уже скрылся где-то за скалой, что поднималась у края обрыва выше по течению реки. Ветра сегодня не было. Следы келаря вели цепочкой по рыхлому снегу, и я пошел по ним, прижимая к груди края обтрепанной овчины кое-как согревавшей меня. Останавливаясь, я опирался на посох и глядел на всходившее солнце, красное в густой дымке и почему-то жуткое.

Возле уступа идти стало труднее. Я проваливался в снежные наносы по пояс, глубже, и если бы не следы брата Мартина, то не знаю, смог ли бы я проделать этот путь сам. Одолев подъем с восточной стороны уступа, я выбрался на узкую тропу. Шум реки на порогах, протекавшей далеко внизу, отражался от отвесных скал и казался здесь угрожающим шипением змея. Неожиданно я различил в нем какие-то слова не то стоны. Остановившись, прислушался и понял – это был голос Мартина. Господи, он был где-то рядом! Справа чернели голые колючие кусты, слева обломки скал, покрытые коркой льда. Я сделал еще несколько шагов и увидел его. Келарь сидел на снегу возле плоского камня, залитого кровью. В правой руке он держал нож и, морщась от боли, срезал с другой руки куски своей же плоти. Господи! Я закрыл рот и заскрипел зубами, чтобы не закричать. Его рука… от нее осталась только голая кость и висящие обрывками жилы. Красными, красными ломтями, обрезками, брызгами на белом снегу валялось человеческая плоть. Свежесрезанный кусок с кожей и редкими волосками будто подрагивал еще. Мне затошнило. Кружилась голова, и мысли неслись в безумном кровавом водовороте.

– Игнатий!

Я не сразу понял, что он увидел меня и обращается ко мне.

– Брат, я же просил… – его голос хрипел, будто ветер, пойманный камнями. Он встал и, шатаясь, направился ко мне.

Одно застывшее мгновение я смотрел на липкий от крови нож, на то, что осталось от его левой руки и на его глаза, похожие на раны, потом попятился и побежал.

Отбросив посох, я несся вниз по крутому скату. Падал, зарываясь в снег, ударяясь об камни, вставал и бежал, бежал к приюту. Я слышал, что келарь старался догнать меня, остановить и выкрикивал:

– Игнатий!.. Игнатий!.. Постой же!

Он умолял, упав ничком в сугроб, плакал с каким-то животным рычанием.

Я же не мог остановиться. Сбиваясь с проторенной тропы, ослепнув от солнца и яркого рыжего снега, бежал прочь. Губы мои хватали пустой воздух, выплевывая его, шептали: – Господи!.. Господи милостивый, он не человек! Зверь же в нем живет! Господи!..

Каменные, покосившиеся стены приюта были уже рядом. Я видел, как распахнулась дверь, вышел Юлий и, опираясь на клюку, Адриан. Не добежав до них, я упал. Сердце колотилось сильно, часто. Было больно в груди. Я задыхался и не мог ничего объяснить склонившимся передо мной братьям. Юлий рывком поднял меня, говорил что-то, глядя то на меня, то на приближавшегося медленно Мартина.

– Я сам все расскажу, – келарь остановился шагах в десяти от нас. – Братья, прошу вас перед лицом Господа нашего, выслушайте меня разумно и спокойно. Семь лет мы прожили. Вместе. Среди этих гор… В молитвах, служа Господу и Его научениями людям. Адриан, Юлий, Игнатий, – он сделал шаг, и я попятился, натолкнувшись на плечо старика.

– Я… – замолчав, Мартин запрокинул голову, глядя влажными глазами в небо. – Я просто люблю вас, как может любить человек данное ему… друзей, тепло, весь этот мир, сотворенный, чтобы укрепить наш дух. И еще… я знаю, что такое голод. Не хуже любого из вас знаю. Сам испытывал себя, и за тысячу лет повидал много чего в этих горах, дальше, на севере и в песках Египта, Сирии…

– Что ты такое говоришь? – прервал его Адриан, но келарь, будто не слыша его, продолжал:

– Я очень хотел, чтобы вы не умерли, как умирали другие, близкие мне люди. Только не знал, чем помочь вам. Думал… и решился на это… Мясо, которое я приносил, было моим мясом. Да… Частью моей кровавой и нечистой плоти, – он приподнял рукав, и мы содрогнулись, увидев кость руки, едва прикрытую алой пленкой. – Страдая, моля прощения Бога, я резал ее, резал, как… пищу вам. Отрезал – мясо отрастало за пол дня… А что мне вреда? Только привычная боль.

– Тогда ты не человек! Нет, нет, ты не человек! – Адриан качал головой, не в силах смотреть в его сторону.

– Я – Агасфер.[10] Тот самый… – голос его, тихий, слился с шумом реки.