Товий Баевский - Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле

• Название: Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле
• Автор: Товий Баевский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Меня зовут Товий Баевский. Я родился в 1962 году в городе Свердловске.

Окончил с отличием Свердловский Государственный Медицинский Институт. Работал в больницах и поликлиниках в Свердловске и Ленинграде. В 1991 г. переехал в Израиль.

В первый год после приезда учил иврит, одновременно работая разнорабочим, маляром, трактористом, помощником электрика, рабочим на хлебной фабрике, распространителем «Гербалайфа», заправщиком автомобилей. После обучения на курсах по подготовке к экзамену на медицинскую лицензию, сдал экзамен и через 3 месяца получил стипендию от Министерства Здравоохранения. Был принят в терапевтическое отделение крупной государственной больницы «Ассаф Арофэ».

После полугода работы получил место врача в приемном покое той же больницы, где и проработал около года. Одновременно начал дежурить в качестве врача реанимационной бригады скорой помощи, где продолжал работать в течение 5 лет, уже будучи семейным врачом.

Затем получил место резидента в терапевтическом отделении, проходил специализацию по внутренним болезням в течение двух лет. За это время несколько раз был призван на военные сборы, прошел курс для военных врачей и, получив звание лейтенанта, а затем и капитана мед. службы, продолжаю ежегодно по месяцу служить военным эскулапом на различных базах израильской армии.

Постепенно понял, что работа в больнице в качестве терапевта меня не привлекает, так как основное содержание этой работы — быстрая конвейерная починка больных организмов, без учета того, что кроме организма, у пациента имеется еще и личность.

После двух лет работы в терапии перевелся на специализацию по семейной медицине.

Выполняя программу специализации и обучаясь на семейного врача, по несколькомесяцев отработал в детской больнице «Шнайдер», в ортепедическом отделении больницы «Ха-Шарон», кожном отделении больницы «Бейлинсон», психиатрической больнице «Гея», дежурил в приемном покое больницы «Мааяней Ишуа», работал в поликлинике больничной кассы «Клалит».

После окончания полного 4-х летнего курса специализации, сдал квалификационные экзамены и в апреле 2000 года получил звание семейного врача-специалиста (Family Practice).

Сейчас я работаю семейным врачом в больничной кассе, последние три года заведовал поликлиникой, одновременно занимаюсь частной практикой как семейный врач.

Прошел ряд курсов повышения квалификации и профессиональных семинаров.

Кроме того, занимаюсь наукой, публикуюсь в научных журналах и выступаю на медицинских конференциях.

Женат, воспитываю двоих сыновей и дочку. Жена — дипломированный экскурсовод, проводит экскурсии по Израилю для русскоязычных туристов.

В свободное время, которого катастрофически не хватает, пишу записки о работе врачом и отвечаю на вопросы посетителей сайта. Об Израиле и его медицине я написал серию записок, которые довольно широко разошлись по интернету. Они опубликованы в библиотеке Мошкова и еще в почти в пятидесяти электронных библиотеках, а также в журнале Медицинского центра Крюгера и в газете «Вести».

---

Постепенно наш взвод стали ставить и в наряды по базе. Тут нас ожидал еще один сюрприз. Оказывается в израильской армии очень смутно представляют, что такое часовой и как он должен себя вести на посту. Часовые курят, едят на посту, рассказывают друг другу анекдоты. Однажды вечером я видел, как парень — сержант — начальник караула на воротах базы, во время своего дежурства подогнал поближе к воротам свою машину и пол-дежурства ее любовно мыл и протирал под громкую восточную музыку из приемника. То есть в уставе вроде бы записано, что нельзя это все делать, но всерьез это не воспринимается.

Однажды меня поставили на пост около склада боеприпасов. Когда я попросил инструкций — кого пускать, кого не пускать, мне было сказано: — «К тебе придет оружейник Амир — так ты его пусти. Он возьмет, что ему нужно». На мой вопрос — а есть ли у него удостоверение что он оружейник — мне сказали: — «Удостоверение есть, только он его не носит, но ты его все равно пропусти». Поэтому немудрено, что на многие базы можно заехать, не предъявляя никаких документов — достаточно не выглядеть арабом, быть в военной форме и сказать, что ты приехал на сборы. Удивительно еще что базы при такой системе охраны еще не вынесли полностью. Я надеюсь, что действительно важные объекты охраняются как положено, но на этой учебной базе с охраной был полный бардак.

Большим достоинством израильской армии является отсутствие строевой подготовки. То есть она как бы и существует, но никакого значения не имеет. За все время сборов мы раза 3 прошли строем в столовую, да таким строем, что любой советский старшина умер бы от смеха, если бы увидел. Все остальное время мы перемещались нестройной толпой примерно как немцы, отступавшие под Сталинградом.

В каждую палатке жили по 6 человек, обычно большинство составляли «русские», и 1–2 иноязычных. Жили мы с ними мирно, отношения складывались обычно хорошо. По вечерам, когда рассказывали анекдоты, естественно по русски, обычно находился кто то сердобольный, который синхронно переводил им все на иврит, чтобы и они не чувствовали себя оторванными. Ненормативная лексика, как известно, непереводима, поэтому к концу сборов все они свободно матерились по — русски, что в дальнейшей жизни им несомненно пригодится.

Среди наших «нерусских» однополчан встречались любопытные типы. Один из них — американец, Марк. Лет 38, маленький, с огромной головой и нескладными движениями, он больше всего походил на больного синдромом Дауна. При этом — умнейший мужик, преподаватель Тель — Авивского университета, автор нескольких книг по истории. Он приехал в Израиль из сионистских побуждений, и считал себя обязанным служить в армии обороны Израиля. Хотя по возрасту Марк уже не подлежал призыву, он явился на призывной пункт и потребовал его призвать. Военные, посмотрев на него, сделать это категорически отказались. Но Марк не отчаялся — несколько лет он добивался призыва, и, наконец, армия сдалась.

С ним нянчился весь наш взвод. Утром при выходе на поверку все дружно расправляли ему перекрученные ремни, меняли местами неправильно надетые ботинки и поправляли противогаз. Каждый раз он, где ни будь забывал ружье, и все бегали его искать. Он вечно терял головные уборы, магазины и прочие предметы. При этом — было очень интересно слушать его рассуждения об истории, о политике, и человеком он был добрым и милым.

Его антиподом в плане военной подготовки был Шай — эфиоп лет 25 27. В 15 — летнем возрасте его призвали в эфиопскую армию. Призыв выглядел так — в деревню вошли войска и забрали всех подростков, которые не успели спрятаться. Он служил там лет 8, участвовал в войнах в Эритрее. Парень хорошо развитый физически, грамотный, хорошо умеет стрелять. Всегда улыбчивый, очень скромный, на сборах он проявлял рвение, всегда вызывался таскать тяжелые грузы на переходах, для того чтобы заработать хорошую рекомендацию и остаться служить в армии.

Но ближе всех по ментальности нам были аргентинцы. Они тоже не дураки выпить, зажарить шашлычок и рассказать хороший анекдот.

Различие в ментальностях четко проявилось под конец сборов. Один из наших ребят слегка провинился — не то опоздал на построение, не то еще что — то. За это он должен был предстать перед судом. Суд в части — это только название, фактически это аналог командирской разборки, но более демократичный. Он назначается, когда проступок довольно серьезный, но еще не уголовный, и наказание предполагается более тяжелое, чем просто лишение увольнения или наряд вне очереди. Провинившегося наказывает не просто его командир, а собирается 2–3 офицера части, и рассматривают его проступок, после чего выносят решение. По нашему мнению, к парню просто придрались, и «русская» часть взвода возмутилась. Человеку грозило повторное прохождение сборов. В этой ситуации немедленно появились активисты, которые начали «работу в войсках». Было решено написать петицию в суд с требованием отпустить незаслуженно судимого, угрожая в противном случае устроить большой скандал, даже с привлечением прессы (был среди нас один журналист из русской газеты), от чего не поздоровится самим нашим командирам.

Когда дело дошло до сбора подписей, тут и проявилось различие между «еврейскими детьми разных народов». Наши, конечно, подписали все. Один затесавшийся между нами израильтянин — сабра (т. е. рожденный в Израиле) так же подписал, хотя сомневался в полезности этого дела.

Эфиоп и иранец просто не поняли, в чем дело. Если наказывают значит надо утереться и принять, всякая власть от бога и протестовать нельзя и не нужно — таков был смысл их позиции, высказанной, впрочем, невнятно и косноязычно.

Аргентинцы идею подхватили с восторгом, подписали петицию, бормоча при этом: «Ну мы им всем покажем, будут знать, как с нами связываться».

Отравленные демократией американцы идеей были неприятно удивлены, и петицию подписать отказались. «Как можно пытаться повлиять на Суд?», говорили они. «Суд разберется, что парень не виноват, и все будет ОК». А выкручивать руки суду — это не метод в демократическом обществе.

Неприятно удивил меня француз. С одной стороны он как бы был согласен, что человека наказывают несправедливо, с другой откровенно побаивался возможных санкций против подписантов, в итоге, бекая и мекая, так подписать и не решился. Не знаю, насколько это типично для всех французов, но этот мое представление о французах ухудшил.

Не знаю, что в итоге повлияло, наш ли протест или благодушие суда, но в итоге подсудимый отделался легким испугом — его строго предупредили и отпустили.

Время сборов подошло к концу, дошло и до присяги. Тут выяснилась еще одно новое для меня обстоятельство. В тексте присяги есть слова — «я клянусь». Так вот оказалось, что религиозные евреи клясться никому, кроме Бога, не имеют права. Поэтому, чтобы как то выкрутиться, религиозные используют менее сильное выражение, что то вроде «Я заверяю» или «Я заявляю». Так или иначе, все мы присягнули на верность Израилю, сдали оружие и с чувством выполненного долга облегченно разъехались по домам.

В итоге до сих пор я поддерживаю отношения с некоторыми ребятами, с которыми познакомился там, до сих пор приятно ностальгически вспомнить о вечернем мужском трепе на разных языках, о тихих беседах во время патрулирования базы. С некоторыми из ребят мы потом вместе проходили офицерский курс, со многими потом встречались в больницах и на медицинских конференциях. Таким образом, армия расширяет круг знакомств, помогает завязывать новые социальные связи, которые, говорят, после эмиграции восстанавливаются до прежнего уровня только лет через 7. Так что рекомендую.

Продолжение в следующем номере.

Вам будет предложена леденящая душу, кровавая история о прохождении мною офицерских курсов.

Записка номер пять Непобедимая и легендарная (окончание)

В прошлом письме я обещал Вам потоки крови. На учебной базе медицинской службы, где я проходил офицерские курсы, потоки крови действительно текут.

Это кровь ребят, проходящих срочную службу и учащихся на «ховшей» военных фельдшеров. Для того чтобы уверенно попадать в вену при лечении раненых, эти бедолаги тренируются друг на друге, и получают внутривенный укол 4–5 раз в неделю — правда столько же раз и сами кого то колют. Поэтому после нескольких недель обучения их вены выглядят как вены старых наркоманов. Зато в результате они могут попадать в вены в полной темноте, на ходу в кабине трясущегося джипа или в вертолете в воздухе, а значит могут при случае спасти чью ни будь жизнь. Их курс длится 3.5 месяца, за это время они изучают основы медицины, и учатся оказывать помощь раненым, в том числе проводить реанимацию. Термин «военфельдшер» на самом деле не точно соответствует ивритскому термину «ховеш». Xовеш — это нечто среднее между санитаром и фельдшером, но эти ребята так много знают и умеют, что называть их санитарами язык не поворачивается. Жизнь у них в армии нелегкая, они делают все то же что рядовые бойцы — служат танкистами, пехотинцами и т. д. — но их солдатский пояс на несколько килограмм тяжелее из — за дополнительных вещей — перевязочного материала, капельниц, пластиковых мешочков с физраствором для в/в вливания. После утомительных переходов все идут отдыхать, а они остаются накладывать повязки солдатам, сбившим ноги. Их могут поднять среди ночи из — за затемпературящего солдата, или не отпустить в увольнение, если в части есть больные. Никаких особых привилегий такой статус им не дает, кроме уважения товарищей и ощущения своей явной нужности. Понятно, что в глазах солдат их авторитет высок — возможно ховеш окажется их спасителем, если вдруг кого — то из них ранят. Причем это не преувеличение — в истории войн Израиля полно случаев, когда именно ховши своими действиями спасали жизни солдатам. Например, один из них получил звание Герой Израиля (высший знак отличия в армии, равный по значению Герою Советского Союза) за то, что на поле боя под огнем сделал трахеостомию — разрез дыхательного горла раненному солдату, который из за лицевого ранения не мог дышать. В таких случаях счет идет на минуты, раненый явно умер бы до прихода врача, и ховеш выполнил эту операцию сам, хотя по штату ему делать это не положено, да и нечем. Трахею он вскрыл перочинным ножом, а в качестве дыхательной трубки использовал съемный ствол от автомата Узи. В результате раненый выжил, а ховеш получил награду, которой в Израиле не разбрасываются — за военные подвиги ее получили всего 7–8 человек.