Меир Шалев - Несколько дней

• Название: Несколько дней
• Автор: Меир Шалев
• Издательство: Ам овед
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Удивительная история о том, как трое мужчин любили одну женщину, ставшую матерью их общего сына, мальчика со странным именем Зейде.

В книге описаны события, происшедшие в одной из деревень Изреэльской долины с двадцатых по пятидесятые годы. Судьбы главных героев повествования — Юдит, матери Зейде, Моше Рабиновича, хмурого вдовца-силача, Глобермана, торговца скотом, обаятельного в своей грубости, и Яакова Шейнфельда, разводившего птиц, ставшего специалистом по свадебным танцам, шитью свадебных платьев и приготовлению свадебных столов ради одной-единственной свадьбы, — оказались фрагментами таинственного узора, полный рисунок которого проясняется лишь на последних страницах книги.

Колоритные обитатели деревни — многочисленные родственники, бухгалтер-альбинос, военнопленный итальянец Сальваторе, а также молодая корова Рахель, похожая на бычка, вороны, канарейки, Ангел Смерти, бумажный кораблик, старый зеленый грузовик, золотая коса, обрезанная в детстве, и исполинский эвкалипт — все они являются действующими лицами этого магического узора.

«Несколько дней» — одно из наиболее любимых читателями произведений известного израильского писателя Меира Шалева, популярного и почитаемого во всем мире. Роман был переведен более чем на двадцать языков. В настоящее время в Италии снимается кинофильм по мотивам произведения.

---

На два класса старше меня учился мальчик, бывший особо изощренным в издевательствах надо мной и в изобретении разных обидных имен. Я рассказал ему, что если взять такого птенца домой и выкормить его, из него может вырасти дрессированный ворон.

Стоило ему взять в руки одного из птенцов, как сверху на него налетела целая стая воронов, принявшихся хлестать его своими крыльями и долбить в макушку острыми клювами, пока тот, зареванный и визжащий, не убежал с поля боя. В течение всего года вороны подстерегали моего обидчика в школьном дворе и дома, пытаясь при малейшей возможности вновь атаковать его

Эта история не имеет никакого отношения к жизни моей матери, и я ограничусь тем, что скажу: это был первый и последний раз, когда я отомстил кому-либо. Удовлетворение этого чувства не принесло мне ни радости, ни успокоения, хотя к жажде мести я отношусь с полным пониманием.

Деревенские дети частенько наведывались к забору Яакова, дожидаясь появления работника-итальянца в надежде, что он покажет одно из своих маленьких представлений либо возобновит свои схватки с камнем во дворе Рабиновича. Их глаза пытались проникнуть сквозь ткань палатки, а носы — унюхать, что варится в кастрюлях на кухне.

Диковинные ароматы, доносившиеся из кухни, а также экзотические манеры иностранца вызывали в детях буйный восторг. Все знали, что он нездешний, однако предположить, что работник Шейнфельда был когда-то итальянским военнопленным, никто не мог. Война уже закончилась, лагерь был расформирован, а работник прекрасно говорил на иврите и одевался по-деревенски. Лишь намного позже я узнал, что Глоберман по просьбе Яакова достал для итальянца все необходимые бумаги и удостоверения.

Вдруг во дворе появился Шейнфельд и закружился, странно переставляя ноги то вперед, то назад. Все дети дружно уставились на меня, ожидая увидеть мою реакцию на настойчивого маминого ухажера. Их родители, встречая меня на улице, тоже глазели во все глаза, будто пытаясь выведать, какого я мнения о собственной матери. Однако у меня не было на этот счет никакого мнения — мама никогда об этом не говорила, да и я ни о чем не спрашивал.

— Может быть, ты, Зейде, сам знаешь, чей ты? Может, теперь, когда столько лет прошло с ее смерти, кто-нибудь наконец скажет? Можно, например, сделать анализ крови в больнице — я слышал, у них для этих дел есть специальный микроскоп. Вот, посмотри на себя и увидишь сам, что такое наследственность. Ножищи у тебя большие, как у Глобермана, глаза голубые, как у Рабиновича, а покатые плечи — пункт в меня. Жаль, наоборот-таки было бы красивее… Даже в обычной семье ребенок не всегда похож на маму или папу. Иногда он рождается вылитый дядя, а случается — вообще похож на прадедушкиного брата. У нас однажды женщина родила дочь, как две капли воды похожую на первую жену своего мужа. Ну, что ты на это скажешь, Зейде? Роди она дочку, похожую на своего первого мужа, так это, хоть и неприятно, но, по крайней мере, объяснимо. Но чтоб такое? Это интересно, Зейде, все эти штуки со сходством. Ведь недаром говорят, что муж с женой с годами становятся похожими друг на друга Может, это из-за крови, которая смешивается, или семени, что проникает в нее и впитывается? А может, это ее влага, которую он впитывает? Ведь у обоих там очень нежная кожа. Чтоб ты знал, Зейде, есть женщины, у которых там прямо-таки райский источник. Им, бедняжкам, приходится вывешивать простыни на просушку на следующее утро. У нас была одна такая гойка — все в деревне подсчитывали, сколько раз в неделю она развешивает мокрые простыни, а шутники в синагоге говорили: «Коня и всадника его ввергнул в море…»[135] Ночные бабочки слетались тысячами и погибали на этих простынях, а из далеких деревень сбегались псы, завывая у ее двора, как голодные волки, чтоб так мне было хорошо… Кто знает, Зейде, если бы я прожил все эти годы с Ривкой, быть может, стал бы похожим на нее и превратился бы в красивого мужчину. Вот, например, Моше и его Тонечка: они действительно выглядели как близнецы, но так было еще до того, как они встретились. Они были похожими от рождения, поэтому и полюбили друг друга. Ничто не привлекает мужчину больше, чем женщина, похожая на него. У него тотчас возникает желание войти в ее сердце, не постучавшись, а также полная уверенность в этом своем праве. Жалко, что я не могу так же легко разобраться в своей любви… Что сказать тебе, Зейде? Все не так-то просто. А здесь, у Рабиновича, произошла еще более странная вещь: его девочка выросла похожей на Юдит. Наоми переняла ее походку, движения, лицо — не говори мне, что ты этого не замечал. Это сходство росло понемногу, пока не стало настолько сильным, что каждый, кто их видел, был готов поклясться: Юдит и Наоми действительно мать и дочь.

Солнце взошло. Я открыл шкаф. В большом зеркале отразились мои светлые волосы, покатые плечи и большие ступни.

По правде говоря, сказал я себе вслух, у меня нет ответов. У меня есть только вопросы, вопросы и вопросы.

Песок сыпется из пустых глазниц, тени кипарисов ползут по ее могиле, кости белеют во мраке.

— Станцуешь со мной?

Его старые, высохшие, мертвые руки протянулись ко мне.

Холодные пальцы искали опоры на моем плече.

Солнце стояло в зените. Я стряхнул с себя видение, вернулся в постель и закрыл глаза, надеясь забыться кратким сном.

— А на свадьбу, как ты знаешь, Зейде, она не пришла. Вся деревня собралась, все ели угощение, которое я приготовил, она даже надела платье, сшитое мной, но свадебное танго я танцевал один. Как это произошло, Зейде? Ведь она уже шла ко мне, что же случилось?

Глава 15

Большуа продолжал свои поиски, пока не нашел старую, местами проржавевшую косу, принадлежавшую когда-то альбиносу. Он наточил изогнутое лезвие, скосил высокие заросли травы во дворе и сгреб ее, вместе с соломой и высохшим репейником, в огромную охапку.

Затем итальянец вынул из кармана рубашки измятую сигарету и, несмотря на то что никто ранее не видел ею курящим, поджег ее.

С наслаждением затянувшись, он не потушил спичку, а метким движением направил ее прямо в центр собранной охапки.

Пламя вспыхнуло с радостным треском, отбрасывая багровые блики на лица подрастающего поколения деревенских ротозеев.

— Настало время заняться свадебным столом, — торжественно провозгласил Большуа.

Взрыхлив землю вилами, он воткнул в нее колышки, натянул между ними бечевку, разграничивая грядки, и посеял семена овощей.

Вскоре позади птичника показались из земли ростки лука, баклажанов, перцев и кабачков. По другую сторону проросли чеснок, петрушка, а также всевозможная зелень и пряности.

Большуа сказал, что лучшим удобрением является бычья кровь, но Яакову эта мысль показалась ужасной.

— Почему именно кровь? Разве мало навоза вокруг? — возмутился он.

— А почему навоз? — парировал итальянец. — Если бы ты был помидором, что бы ты предпочел?

Бойня — маленький, деятельный мирок, населенный мясниками и торговцами скотом, — находилась по ту сторону эвкалиптового леса. Три раза в неделю там можно было увидеть фигуру Шейнфельда, возвращающегося по тропинке с коромыслом, на котором висели два полных ведра.

Тучи навозных мух, почуявших кровь, вились за ним темно-зеленым шлейфом. Шакалы и мангусты, вконец одуревшие от густого аромата, зажмуривали глаза и терлись о его сапоги.

Как раз в ту пору я получил в подарок от Яакова свой ящик для наблюдений за птицами и нередко прятался поодаль от бойни, наблюдая за воронами, слетевшими поживится лакомыми кусочками, упавшими из-под ножей мясников.

Мне попадались также и люди. Я наблюдал за ними, стараясь запомнить все увиденное и услышанное.

— Если Юдит узнает, что ты поливаешь грядки коровьей кровью, не видать ее тебе, как собственных ушей, — сказал Глоберман Шейнфельду, встретившись с ним на лесной тропинке. — Ты еще вспомнишь мои слова.

Яаков ничего не ответил.

— Ну что, Шейнфельд? — Сойхер решил сменить тему. — Все еще танцы танцуешь?

— Да, — ответил Яаков с наивной серьезностью, присущей лишь влюбленным.

— Ты дурак, Шейнфельд, — сказал Глоберман. — Но это еще не самое страшное: вас немало на свете, и ты никогда не будешь одинок — у дураков всегда большая компания.

— С Юдит мы все глупеем, — сказал Яаков и, внезапно осмелев, добавил: — с Юдит и ты ведешь себя как дурак, Глоберман.

Мое сердце бешено забилось. Стальной наконечник бастона постучал по сапогам Яакова.

— Да-а-а, Шейнфельд, — протянул торговец скотом, — с Юдит мы все становимся дураками, но ты, похоже, превращаешься в полного идиота. Ты ведешь себя, как идиот, любишь, как идиот, и конец у тебя будем идиотский.

— Какой же бывает у идиота конец? — поинтересовался Яаков.

— Конец у идиота бывает такой же, как у дурака, только еще и у всех на виду. И точка! — пояснил Глоберман и после короткой напряженной паузы добавил: — Поскольку ты идиот, Шейнфельд, я тебе все объясню очень просто, чтобы тебе было понятно. Ты любишь, как тот, кто разгуливает со стофунтовой банкнотой в кармане. Такая бумажка — немало денег, так ведь? Но ничего ты на эту банкноту не купишь! С ней не зайдешь в кабак выпить пива, не купишь жареных сосисок и даже проститутку не навестишь. То же самое и с твоей любовью…