Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной

• Название: Одинокие боги Вселенной
• Автор: Александр Заревин
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002524-6

Тысячелетия люди спорят, что такое нумерология — наука или шарлатанство. Юрий Карпов, наверное, и не задумывался об этом, когда впервые применил «формулу счастья», оставленную ему в наследство учителем. С тех пор жизнь его круто изменилась. Цифры, наполненные энергией знания, помогли разрубить петлю времени, в которую попал он сам и «бессмертные олимпийцы», беглецы с планеты Олл, кого земная история возвела в ранг богов.

---

— Ты не шутишь? Ай-яй-яй…

— Да, отец… Так и живем. Как ты предсказывал в своей рукописи…

— В какой?

— Ну, в той, про нумерологию.

— А ты ее опубликовал?

— Нет пока. Вообще, если честно, я рукописью еще всерьез не занимался. Все на потом откладывал. Но женился я по твоим расчетам. Целых четыре года счастлив был, пока жена в автокатастрофу не попала. Чтобы не думать о ней, вот в науку ударился. Ты хоть догадываешься, чем сейчас занимается мой молодой прототип? Мы в это время с Мишкой Агеевым над странным эффектом работаем, из которого вот эта моя машина времени получилась. — Я открыл пакет с соком киви и налил в стаканы. — Пей, поди, не пробовал ни разу?

— Пробовал как-то… Давно. Что я тебе еще оставил, Юра?

— Золотую табакерку с золотыми монетами, крестик такой с драгоценными синими камнями и Золотую Звезду Героя Советского Союза.

— Что? Золото? Где же я его мог взять?

— Судя по всему, у тебя в погребе, в стенной кладке, тайник есть.

— В кладке, говоришь? — Куб задумчиво потер подбородок. — А ну, пошли проверим.

— Да не спеши, отец, время еще есть. Так ты Герой? Что же молчал? Тайком звезду к кладу присовокупил, и все.

— Нет, эту звезду я должен был передать семье капитана Козлова, моего командира, но не получилось, а что?

— Просто мучил меня вопрос, чья звезда. Ведь, судя по чеканке монет, все они дореволюционные, а звезда — это уже современная награда. Выходит, ты ее к золоту и приложил, я так размышляю.

— Наверное, ты прав, но не томи старика, пошли разберемся с кладом.

— Ну, хорошо, пошли.

— Свечу надо взять. То место, про которое я думаю, внизу у пола, под полкой, — суетился Куб. — Я, понимаешь, крысу как-то гонял, так она от меня в нору под фундамент юркнула. А там под норой камень в кладке отошел и навис. Я его пошевелил, он отвалился, а за камнем тем — пустота. Я тогда подумал: вот незаменимое место что-нибудь ценное спрятать. Ну да мне прятать нечего, я дыру и заложил камнями. С улицы их принес. Про крысу еще со злорадством думал, мол, не выберется теперь, стерва…

Куб был возбужден, как пацан, собирающийся обтрясти чей-то сад. Я в кладе не сомневался и был поэтому спокоен. В чуланчике я привычно залез руками в ящик с инструментами, достал молоток и, за неимением у Куба зубила, вооружился цельнометаллической отверткой. Куб в это время поджигал огарок стеариновой свечи.

— Вот здесь, Юра. — Он левой ногой указал предполагаемое местонахождение клада. — Может быть, ты мне поможешь спуститься и я сам?

— Ну что ты, отец, неужели я настолько туп, что в известном месте спрятанное не смогу найти? Пойди приляг, ты уже еле на ногах держишься.

— Отыщешь, всенепременно отыщешь. И правда, пойду прилягу. Ну, с Богом, Юра!

Я заполз в малюсенький погребок и долго устраивался там поудобнее. Внимательно осмотрел кладку и стал выковыривать все подряд казавшиеся мне подозрительными камни. Вскоре наткнулся на тайник. В нем лежала завернутая в полуистлевшую тряпочку деревянная коробка, оказавшаяся неожиданно тяжелой.

— Ну что? — изнывал наверху Куб.

— Есть. Нашел. Сейчас вылезу. — Я буквально по частям выпростался на свободу и протянул Кубу коробочку. Он нагнулся, подхватил ее, едва не выпустил, наконец справился и принялся разглядывать.

Я выполз из погреба, закрыл за собой крышку и протянул руку к коробке:

— Дай я гляну.

Осмотрев ее, решил, что наиболее быстрый способ открыть — это разломать деревянный футляр топором или отверткой, используя ее вместо зубила. Поставил коробку на пол и, примерившись, стукнул. Крышка отпала. Внутри находилась знакомая мне золотая табакерка.

— Пошли, отец. Ты приляжешь, а там и рассмотришь.

Мы направились в комнату. Куб плюхнулся на стул и сказал:

— Дай сюда.

Я опрокинул на столешницу футляр, глухо стукнула табакерка. Поискав глазами, куда бы деть ненужную упаковку, я вышел на веранду и бросил ее в старое ведро с окурками. Заодно решил пощупать «окно» — на месте ли? Со стороны, наверное, было бы интересно наблюдать за мной, как я ищу это нечто, но там, где я «окно» оставил, его не было. Перекурив, я с неприятным чувством вернулся к Кубу. Он сидел, напоминая собой пушкинского Кащея, чахнувшего над золотом, в руках держал недостающую в кладе Золотую Звезду Героя:

— Юра, хочешь, я расскажу тебе, как эта звезда попала ко мне?

— Расскажи, отец. — Я растянулся на скрипучем диванчике с ностальгическими валиками вместо подлокотников.

— Это было весной 44-го года. Мы летали тогда над Польшей, — начал Куб. — В экипаже нашего самолета «ПЕ-2» я был штурманом. С хорошими ребятами я служил, и воевали мы крепко. А звезду эту носил мой командир, гвардии капитан Козлов Иван Поликарпович, ему звание Героя за бои на Курской дуге присвоили. Боевой был летчик, умница и товарищ прекрасный.

В тот день мы с утра уже сделали два боевых вылета и теперь возвращались из третьего, тянули домой с работы пустые, и боезапаса на борту оставалось — на раз чихнуть, все расстреляли при штурмовке. На подлете к линии фронта нас неожиданно атаковали «фокке-вульфы». Ну, с ними, конечно, завязались истребители сопровождения — «Яки» и «Лавочкины». Сплелись в клубок, и постепенно клубком отвалили куда-то в сторону, и тогда к нашим «пешкам» пристроились еще три немецких истребителя.

«ПЕ-2» — сами по себе самолеты не безобидные, но при штурмовке двум нашим машинам сильно досталось, тащились они еле-еле и в воздухе держались с большим трудом, так что мы старались идти рядом, сам понимаешь, так спокойнее. Немцы, конечно, сразу сообразили, что к чему, и в первую очередь постарались добить раненых. Мы, естественно, кинулись на помощь. Строй распался. Вот тут, очевидно, шальной трассой и был убит наш стрелок Володя Ильин. Хвост наш остался без прикрытия, и немцы это тоже быстро учуяли. Сначала загорелся левый мотор, потом правый. Огонь сбить не удалось, командир приказал прыгать, да я и сам видел, что самолет вот-вот рассыплется.

Мы покинули горящую машину за несколько километров до линии фронта, приземлились в какое-то болото неглубокое, однако воды в нем хватало. А когда я нашел командира, оказалось, что он смертельно ранен в грудь и держится из последних сил.

— Ваня, — сказал он мне, — я отлетался. Найдешь моих, сыну звезду отдай. Здесь она, в нагрудном кармане. Скажи, что я… Скажи, что всех их помню и люблю. Ваня, найди их… Звезду сыну…

И все. Умер мой командир. А мы, когда летали за линию фронта, все документы и награды в штаб сдавали. Ну, я у командира нагрудный карман расстегнул — и правда орден был там. Я его к себе переложил, кое-как взвалил себе на плечи тело командира и пошел в сторону фронта. По болоту и одному идти не мед, а тут я быстро из сил выбился, но не мог я его бросить в болоте, не имел такого права, потому что был мне Ваня Козлов роднее брата…

Попался островок на пути, кустарником зарос, да только кустарник-то голый — весна, насквозь островок просматривается; слышу, справа по курсу собаки лают. Не иначе, думаю, нас немцы ищут. Бежать некуда, прятаться — тоже. Достал свой пистолет. Ванин тоже взял и прилег рядом с ним.

И правда… Скоро у края леса показались немцы, три овчарки на поводках, но в болото не полезли. Метров триста до них было, я порой думаю, что вряд ли они даже видели нас. И здесь еще раз спас мне жизнь Ваня Козлов, хоть и не желал я, и не думал, что так получится. В шесть стволов облили немцы наш островок свинцовым дождем; досталось и еще нескольким кочкам в других местах болота, потом все стихло: и автоматные очереди, и гортанный их чужой говор, и лай собак. Болела простреленная выше колена правая нога, недвижно лежал рядом мой боевой друг, принявший в свое тело и мою смерть.

Кое-как ногу я себе перевязал, только нести дальше командира уже не мог, сам с трудом стоял. Я давал себе самые страшные клятвы: вернуться и вызволить потом останки командира, чтобы похоронить их как положено. Жизнь, однако, распорядилась иначе.

Островок я покинул вечером, выбрался на сухую землю в полной темноте и двигался дальше почти на ощупь. Близость фронта не позволяла сбиться с курса, а незадолго до рассвета на меня наткнулись наши разведчики. Но, видимо, сглазил я, не сплюнул, как требовалось, три раза через левое плечо, — обрадовался я тогда сильно, — и очень скоро расплатился за свое везение. Почти сутки мне пришлось коротать под кучей валежника, позарез нужен был разведчикам «язык». Только следующей ночью мы отправились к своим. Но на нейтральной полосе нас засекли, завязалась перестрелка, засветились ракеты… Потом яркая вспышка — и меня как будто бы чем-то ватным, но тяжелым по голове стукнуло. Это рядом разорвалась мина. Вот ее отметины, кстати. Один осколок до сих пор здесь сидит. — И Куб ткнул себя пальцем куда-то в область желудка. — Сидит и доделывает свое черное дело.