Азиза Ахмедова - Гаранфил

• Название: Гаранфил
• Автор: Азиза Ахмедова
• Жанр: Современная проза

Длиннокосая Гаранфил, тоненькая, с тихими, бездонно темными глазами на нежном, легко розовеющем лице.

---

Гаранфил отстранилась, пропуская Биландарлы, улыбнулась ему, не опуская глаз, широко, доверительно.

— Добро пожаловать, Калантар Аббасович.

«Голос… И серебро и бархат в нем. Эх, правду говорят, там, где трава растет, нет коня, где конь есть, травы нет».

— Благодарю вас. Всегда приятно встретиться с… хорошими людьми.

Гаранфил снова улыбнулась, почти как своему человеку.

«О господи, и зубы прекрасны! Ни одной золотой коронки, этого своеобразного символа состоятельности среди современных мещан. Браво, Магеррам-бек! А она, похоже, искренне рада».

Гаранфил привела Биландарлы в гостиную и начала накрывать на стол. Щеки ее порозовели, живые, блестящие глаза то и дело останавливались на госте, и, странно, циничный, всякого повидавший в жизни Биландарлы к собственному ужасу начинал краснеть, беспомощно бормотать что-то о беспокойстве, о злоупотреблении госстеприимством.

Гаранфил усмехнулась:

— Да что вы! Дом без гостей — как высохшая река, одни камни на дне. Да и река ли это, если в ней нет воды? Почаще бы заходили к нам такие люди, как вы. Я, правда, рада вам!

Она сказала это просто, без жеманства, и Биландарлы подивился ее прямоте, внутренней раскованности.

А Гаранфил правда была рада гостю. Как ни баловал ее Магеррам подарками, как ни лелеял, она в первый же год замужества заметила странную замкнутость их дома. Неделями, месяцами молчал звонок, проведенный от ворот. Разве мать навестит молодых. Из попыток Гаранфил завести дружбу с соседями ничего не получилось, люди почему-то сторонились их. Как-то она прямо спросила Магеррама:

— Почему никто не ходит в наш дом? Хоть бы кого-нибудь ты пригласил, родственников или знакомых.

Магеррам тогда ломал голову над странным, как ему казалось, желанием молодой жены.

— Тебя же жалею, свет моих очей. Не хочу видеть, как моя красавица будет ублажать кого-нибудь… Подносить чай, сладости… Потом мыть грязную посуду. Нет, не для тебя это.

— Подумаешь, невелика забота — посуду вымыть.

— Нет, нет, только тот, кто бережет и почитает жену, как госпожу, имеет право носить папаху.

Не мог же он ей признаться, что просто ревновал жену, дико, слепо ревновал к ее друзьям по школе, к воспоминаниям об улице, где она выросла, его бесили случайные взгляды прохожих, с нескрываемым восторгом задерживающиеся на Гаранфил, даже к ее собственному задумчивому молчанию ревновал ее Магеррам, еще долго не веря в свое счастье. Можно сказать, к цветам, которые она выращивала, к вьюнкам, что, покорясь ей, ползли по высокой каменной стене. Иногда, еле сдерживая накопившееся раздражение, Гаранфил только и ждет повода, чтоб пожаловаться на свою жизнь. Но вот увидит, как муж, подвязавшись фартуком, моет посуду, выжимает пеленки или чистит лук, как радуется, что избавил ее от грязной работы, от хлопот у плиты… И сердце у нее отходит. Знала ли она неизмеримую глубину любви его? Там, в этой глубине, оживали иногда яростные, как злобные чудища, дикие в своей абсурдности подозрения. Ревность — сестра безумия… Но неизменно кроток, нежен с женой Магеррам. Десятый год живут под одной крышей, а до сих пор — стоит Гаранфил задержаться в магазине или с ребенком в детской поликлинике — Магеррам места себе не находит.

Неспокойно было ему и в присутствии случайных гостей. В особенности если это мужчина, да еще симпатичный! Ведь Гаранфил могла когда-нибудь взглянуть на мужа рядом с гостем, увидеть его желтоватый, лысеющий череп, наивно прикрытый протянутыми от виска прядями, морщины, изрезавшие подглазья… И этот ненавистный горб… Увидеть, очнуться и уйти. Так он себе представлял ее прозрение, за которым мерещились ему насмешки знакомых, несмываемый позор, а главное — крах его, Магеррама, жизни, в которой светом и воздухом была Гаранфил. Остерегался он и особ женского пола. Мало ли что могли наговорить его жене болтушки. Она же так простодушна. Гаранфил так радуется редким гостям! Сколько раз просил — не показывай женщинам своих нарядов, украшений, даже самые сладкоречивые из них — завистливы, а зависть ядовита.

Беспокойство доводило Магеррама до поступков, которых он почти стыдился: он стал подслушивать разговоры Гаранфил с редко забегавшими знакомыми женщинами, пытаясь в их веселом щебете уловить то, что подсказывало ему больное воображение. «Ай, сумасшедшая, кому отдала такую красоту! Что нашла в этом уроде? Выйди на улицу, посмотри, сколько красивых мужчин. Давно пора тебе открыть глаза…»

Говорили они об этом или нет? Кто знает. Но эти слова звучали в его душе, потому что он знал — за ними стояла правда, которую Магеррам как мог отодвигал, глушил в себе, забрасывал подарками, чтоб над ней не успела задуматься Гаранфил. Это он заставил ее уговорами и советами родить подряд четверых. В его понимании, дети были тем гарантийным бременем, которое не скинуть порядочной женщине. Но даже и это не дало Магерраму успокоения…

Когда гости уходили, Магеррам лениво, вроде бы между прочим, «вспоминал» какую-нибудь мерзкую черту в характере человека, о котором тепло отзывалась Гаранфил; жена недоумевала, ужасалась: «Кто бы мог подумать!» И тогда Магеррам начинал подтрунивать над ее наивностью. И Гаранфил начинала сомневаться… Ведь учил ее жизни старший, муж, кормилец, отец ее детей.

Он-то знал, как жить надо. Разве не свидетельствует об этом благополучие их дома?

Так добился Магеррам относительного покоя, безраздельного доверия Гаранфил, и все было бы хорошо, если бы не этот напросившийся гость… Но что тут мог поделать Магеррам. Хоть пеплом посыпь голову — если начальник объявляет тебе, что ужинает под твоей крышей, тебе остается не уронить чести дома. И потом, не блажь это у Биландарлы — деловой разговор предстоит. Так что хочешь не хочешь, а принимай гостя как следует. С утра обегал все рынки Магеррам, чтоб достать свежую, теплую, еще исходящую паром баранину, сочную, упаси бог, не тронутую химическим удобрением траву для кутабов, заказал тендир-чурек, за которым уже съездил Вугар, разыскал гоусанских крестьян — только у них можно было купить катых, заквашенный на натуральном коровьем молоке.

И все-таки не оставляла его тайная тревога: почему, ну почему Калантар Биландарлы напросился к нему в дом? Мог бы к себе пригласить — первый же начал намеками донимать, — на крайний случай в ресторане можно было бы посидеть… Почему именно к нему в дом, к Магерраму? Да еще так таращит глаза, будто и видеть не видал этот двор, сад, Гаранфил… Правда, это было несколько месяцев назад. Биландарлы гостил у соседа Магеррама Магомедтаги. Выпили крепко в тот день. А Магеррам зашел случайно к соседу. Пьяный Биландарлы прицепился — покажи, где живешь? Ну, провели его по двору, сад показали, с Гаранфил познакомили. Неужели ничего не помнит? Или прикидывается? Кто знает? У пьяного человека мозги как дырявые.

А что, если он сейчас его, Магеррама, разыгрывает? Была же, была такая мысль — отправить Гаранфил с детьми к матери, к Бильгеис. А гостю сказать, что в больницу уложил. Правда, неловко может получиться; он удивится, начнет выспрашивать, что случилось и в какую больницу попала жена. Отправится навестить, и все вранье всплывет. Нет, нехорошо, нельзя так. И потом, кто будет угощать гостя, занимать разговорами… Она это умеет, Гаранфил. Умеет и любит. Прямо расцветает при гостях. Лучше бы уж меньше старалась.

Магеррам со стыдом вспоминал дикую сцену ревности, что случилась после того случайного прихода Биландарлы в их двор. Он тогда зря обидел жену, и изумленная Гаранфил долго не могла прийти в себя от злых, несправедливых упреков.

Когда он несколько дней назад объявил жене, что в субботу будет гость, Гаранфил даже глаз не подняла, только спросила сдержанно:

— Кто?

— Калантар Аббасович… Заместитель нашего директора. Ну, помнишь… Он как-то у соседа нашего на шашлыке был. Потом наш двор зашел посмотреть. — Магеррам потупился, вздохнул.

— Да, да. Тот пьяный мужчина? Бай! Бай! Что он забыл в нашем доме?

— Серьезный разговор ко мне имеет. Сам напросился. Не мог же я отказать. И потом… до сих пор не женат человек. Покормим домашним, вкусным — благое дело сделаем.

Гаранфил спокойно пожала плечом:

— Тебе видней, Магеррам. Только скажи, что приготовить.

Готовить Гаранфил любила, делала это неторопливо, аккуратно. С утра занялась начинкой для кутабов — перемолола мясо с зеленью, ломтиками нарезала тыкву, сварила. Зернышки граната и те перебрала… Потом принялась за довгу. Гаранфил не признавала праздничный стол без довги.

Гостя она встречала уже нарядно одетая, подтянутая, вроде это не она, Гаранфил, день-деньской простояла у плиты. Нежно розовело ее лицо под удивленно осторожными взглядами гостя. Свет из комнаты вызолотил тяжелые, свободно распущенные по плечам гладкие волосы.

— Прошу вас, заходите. Сюда, сюда прямо к столу. Вы же с работы.