Олег Никитин - Корабельщик

• Название: Корабельщик
• Автор: Олег Никитин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 978-9984-9872-6-2

Здесь нет больниц и нет тюрем – они не нужны. Здесь не думают о старости – её нет. Здесь совершеннолетними становятся в 12 лет. Здесь всё, как у нас – почти как у нас, но в эпоху паровых машин. Но главное, здесь не боятся смерти... здесь Смерть боготворят...

---

– Ну? – насупился Максим. – Для чего ты мне это подсунул?

– Время не ждет… – пробормотал Фаддей. Пока юный слесарь изучал королевский эдикт, помощник успел погрузиться в изучение какого-то сложного чертежа. Реплика Максима выдернула его из мира механизмов в мир людей. – Завтра обоз с ополченцами отправляется в столицу. Передай Ефрему, что ему надлежит собраться и прийти к восьми часам к заставе. Хозяин предназначил его в ученики. – И он рассеянно засвистел бодрый мотивчик, вновь вонзая пристальный взор в свою схему.

Максим повертел бумагу в руках, не зная, то ли сообщить о смерти Ефрема, то ли промолчать.

– А если он откажется? – наконец спросил он.

– Значит, ты поедешь, только и всего… Матушка Смерть, чуть не позабыл! – Он с досадой хлопнул себя ладонью по лбу и выдернул из кипы бумаг еще один листок, почти такой же представительный, только вдвое меньшего размера. Поверху его значилось: “Без метрики недействителен”. А пониже теми же неумолимыми буквами сообщалось: “Пропуск. Предъявитель сего (пробелы вместо имени и фамилии) является слушателем Королевских Академических курсов. Его (ее) надлежит незамедлительно пропускать через дорожные посты, способствуя скорейшему прибытию в Навию”. – Вот, пусть впишет себя и отправляется.

– А это обязательно? Ну, в смысле, кроме меня или Ефрема некому поехать?

– Вы у нас самые молодые на фабрике. И так заказов невпроворот, а тут еще квалифицированного работника отнимают. Поликарпов так распорядился, и ничего тут не поделаешь, остальные рабочие слишком важны для производства. Иначе прибьет за нарушение эдикта и будет прав. Да что ты, в самом деле! Столицу повидает, самого Короля… Может быть. Это же здорово, как ты не понимаешь? Ладно, двигай, мне работать надо.

И Фаддей опять погрузился в раздумья над чертежом, на этот раз, видимо, уже совсем глубокие. В пыльном конструкторском кабинете воцарилась почти полная тишина, только со стороны улицы Восстания доносились возбужденные возгласы толпы. Максим постоял еще с минуту, переваривая новость, затем медленно свернул пропуск, сунул его в карман портов и пошел прочь из этого храма военно-научной мысли.

Он был раздавлен и твердо решил уклониться от “призыва”. Во-первых, у него нет никакого таланта к военной технике, а во-вторых, бросить сестру в такое время – просто свинство. Да разве убедишь в этом хозяина? Значит, придется у кого-то прятаться, пока эта возня с курсами не утихнет.

“Постой-ка! – подумал вдруг Максим. – Никто не мешает мне как бы передать бумагу Ефремовым родичам. А коли уж он не пришел к заставе, то это его беда… Прости меня, друг, за такие думы! И не придется бросать работу”.

Он повеселел и под гомон толпы свернул на Дворцовую. Тут уже царило подлинное столпотворение: мамаши лавировали со своими колясками, дети сновали чуть ли между ног у рослых прохожих, цепляя их штанины и юбки всякими липкими сластями, а поодаль, направляясь со стороны муниципии, навстречу Максиму двигался… оркестр! Максим едва не задохнулся от восторга и самого черного ужаса, настолько редко он оказывался так близко к музыкантам – в общем-то, лишь один раз. Он перебежал на противоположную сторону Дворцовой и пристроился на возвышении у тротуара, пока там еще оставалось свободное место. Попасть в первый ряд удалось ему лет шесть назад, на день рождения Короля, когда Максим был достаточно вертким, чтобы проскальзывать между потными телами сограждан. Это был первый год без мамы, а та никогда не пускала детей на улицу, по которой в это время вышагивал муниципальный оркестр, заставляя их смотреть и слушать издалека. Максим запомнил этот случай еще и потому, что тогда с ним увязалась София.

-15

Она скулила позади, цеплялась за полу его рубахи и поминутно спрашивала: “Идут? Идут уже?” – “Да слышно же будет!” – сердито отвечал Максим и пытался стряхнуть ее цепкую ручонку, но тщетно – она ухватилась за него как за корягу в бурной реке. Да так оно по сути и было. Главным оружием Соньки всегда были язык и ногти, толкаться она не умела.

Они почти выпали на открытое пространство посреди солнечной, жаркой Дворцовой, разом словно окунувшись в поток почти свежего, подвижного воздуха.

– Расступись! – раздалось совсем рядом, и толпа отхлынула назад, оттесняя напирающих сограждан. Максим рванулся между столбами чужих ног, давя чьи-то пыльные туфли, и дернул за собой Соньку – она сопротивлялась, открыв в возбуждении рот. – Расступись!

Уши наполнились близким, гармоничным пением сверкающих труб, оно взлетело в белесое небо так, словно музыканты разом приложились к мундштукам и звонкоголосым ударным инструментам. Музыка подавила все – и короткие выкрики гвардейцев, что умело оттесняли толпу с пути оркестра, и вопли тех, кому не повезло. Трубы пели самую торжественную песню из всего репертуара – гимн Королевства Селавик, тягучую и тревожную мелодию, пересыпанную трелями гобоев. В ней смешались и гнев на врагов Королевства, и мощь Закона, объявшего бумажными крыльями Уложений всю страну, и красота дремучих, словно волосы пилигрима, необозримых, словно вечный океан, лесов Селавика, лишь сотню миль не дотянувших до Ориена.

Заслушавшись, Максим в самый последний момент заметил тени гвардейцев, упавшие на мостовую – к счастью, был полдень, и процессия двигалась с юга, со стороны муниципии.

– Стой! – вскрикнул он и вцепился в подол Софииного платья. Она выпала из ряда и повизгивала от восторга, и блики от сияющих труб заиграли на ее ошалелой физиономии.

– Дорогу! – Ближайший гвардеец взмахнул штыком, собираясь отбросить Соньку с пути, но Максим обеими руками дернул ее, ослепшую от ликования, на себя, увлекая в тесный клочок пространства между женских ног и чьими-то пыльными штанами. Штык, черной молнией метнувшийся к неловкой девчонке, вспорол воздух, прямо над головой Максима что-то с мокрым всхлипом лопнуло, и горячие брызги упали на его макушку, опаляя кожу.

– Пусти, – зашипела Сонька, вырываясь словно угорь из садка, но Максим держал ее крепко, хотя она и пыталась его поцарапать: лицо сестры исказилось от ярости. Ей просто негде было развернуться. – У меня талер выпал!

Она наконец выскользнула из его захвата и принялась шарить пальцами между камнями мостовой, вполголоса ругаясь. Мощь гимна между тем достигла апогея – ряды сосредоточенных музыкантов уже шествовали мимо ребят. Максиму же было не до них – сверху на него навалилось страшная, непереносимая тяжесть, влажная, потная и безвольная. Он рванулся к сестре, чтобы присесть рядом с ней: последние трубачи миновали их место, и гул инструментов разом сталь ниже, глуше, будто отгороженный стенами домов.

Раздосадованный неожиданной помехой, мальчик столкнул наконец с себя нечто, и на дорогу с мертвым шорохом, стукнувшись затылком о брусчатку, упала девушка, рядом с которой и засели ребята. Ее живот был распорот ударом штыка – пострадали и нижние ребра, торча из кожи неровными щепками. Платье успело пропитаться кровью, и та не останавливалась, бежала густой, смешанной с желчью струйкой, увлажняя горячие камни. Однако София ничего не видела, остервенело ощупывая дорогу. Наконец она радостно вскрикнула и махнула перед носом брата монетой – та была вымазана в буром, липком.

– Оботри хотя бы, – прошипел он.

Максим взглянул вслед оркестру, но интересовали его не фрачные спины трубачей и барабанщиков. За шествием оставалась кровавая полоса мертвых и смертельно раненых горожан, которых прочие, уцелевшие слушатели брезгливо или равнодушно выпихивали на дорогу.

В десятке саженей за процессией двигалась моторная повозка, несмотря на весь производимый ею треск не способная заглушить толпу и валторны. Народ приветствовал служителей Смерти почти так же бурно, как и музыкантов – отчего бы не покричать, если запал не иссяк. Тем более, служители всего лишь собирали трупы в кузов, порой перебрасывая их в жерло передвижной печи. Некоторые из их “клиентов” громко или невнятно, из последних сил призывали Смерть. Уж им-то внимание сограждан к их последним минутам особенно приятно и помогает бестрепетно расстаться с жизнью.

– Ты могла бы оказаться на ее месте, – недовольно проговорил Максим и показал Соньке на тело девушки.

– А, не ври, – отмахнулась девочка. – Ты специально меня дернул, чтобы я ничего не увидела. А я все равно увидела! – Она показала язык. – Пойду куплю себе леденец или коврижку. Ведь у меня есть талер.

– Интересно узнать, кто тебе его дал? – осведомился мальчик. – Украла, поди, из семейной копилки?

Она скорчила рожицу и бросилась поперек улицы, в сторону кондитерской лавки, витрина которой отблескивала на Солнце, маня нарисованными сластями. Проскочив буквально перед самым капотом похоронного мобиля, она погрозила вознице и затесалась в толпу на противоположной стороне улицы. Впрочем, народ уже расходился, таял словно лед в жаркий весенний полдень, растекаясь по тавернам и лавкам.