Александр Кондратов - Здравствуй, ад!

• Название: Здравствуй, ад!
• Автор: Александр Кондратов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996

---

Жу-жу-жу! — открытую рецензию.

Жу-жу-жу! — Икс сказал Игреку.

Жу-жу-жу! — Зет это слышал.

Жу-жу-жу! — Сложнейший переплет.

Жу-жу-жу! — Икс видел Зет и слышал Эм — вновь новый переплет!

Жу-жу-жу! — нужно позвонить Эл, понаушничать Эр, пригрозить Зет, улестить Игрека.

Жу-жу-жу!… — Ах, черт! Ведь Игрек в летнем отпуску.

Жу-жу-жу! — новое осложнение. Надо искать дублера.

Жу-жу-жу! — кандидатура — Икс…

В Банке обитали насекомые разных видов. Почти все они остерегались Паука. По причинам вполне понятным. Челюсти у него были зубастые, характер — злобный и злопамятный. А безумие давало уйму преимуществ в борьбе.

Почти все обитатели Банки были полубезумны. Но в меру, в рамках мелкого бытового «с приветом». Никто не хотел ухлопывать жизнь на описание трех масок алеутов или расшифровку двух десятков закорюк сомнительного свойства. Обитатели Банки тратили на них лишь служебное время, да и то — при вычете разговоров о том-сем. Где им тягаться с маниями Паука! И они прекрасно понимали это.

Банку финансировали черти. Обитателям ее было поручено: всеми уродцами, побрякушками и закорюками доказывать правоту Люцифера. Текущую правоту: она постоянно менялась, и науке приходилось то и дело финтить, меняя черное на белое (разумеется, со всеми ссылками «оп. цит», «см.», «и др.»). Кроме текущей правоты, имелась еще и правота постоянная. Здесь было легче: все давным-давно решено, надежно и навечно, заприходовано и отлито в свинце. Оставалось лишь иллюстрирование: наука говорит, что черти всегда правы, и, как сказал товарищ Люцифер, том восьмой, страница девятая… Легкий хлеб!

И при всем при этом они были дьявольски самолюбивы. Они считали, что и в самом деле открывают истину, что описывание ошейников и древних идолов действительно кому-то интересно, что это в самом деле настоящая наука… ОНИ! — зависящие от чертей, чертям служащие, чертями поощряемые, преданные всей душой Законам Люциферовым… ОНИ! — без тени юмора считающие себя новыми оракулами, жрецами истины!

По указаниям чертей они боролись против всяких извращений, крупных и мелких. За крупные сажали. А мелкими были Атлантиды, Лемурии, прочая мистика. Человек должен жить на известных материках! Все они прекрасно оборудованы под ад. Ад был, ад есть, ад будет — это так импонировало правящим Рогатым. Они чувствовали себя покорителями вселенной, венцом развития материи.

…Мое хождение в Банку, где который год плел свои липкие цепкие нити Доктор Паук, длилось долго. Это был какой-то мазохизм: я не получал за работу ни денег, ни даже спасибо, я работал на Паука за здорово живешь. При этом находясь под подозрением: Доктор Паук считал меня шпионом, подосланным не то тайными врагами на Земле, не то откуда-то из космоса, не то от Академии Паук. Специально подослан, дабы выведать сокровенные паучьи тайны.

Я исписывал десятки страниц, превращая в колонки цифр иероглифы, корпя над мертвыми немыми буквами — вместо того чтобы писать свои, живые, буквы. День уходил за днем, неделя за неделей. Словно муха, я бился в цепкой паутине. Ничто меня не держало: ни служба, ни долг, ни контракт. Просто-напросто с завидной пунктуальностью я приходил в Банку и выслушивал очередную порцию заданий, что давал мне Доктор Паук. Я послушно выполнял их паучьи задания, я был загипнотизирован, я действовал, как зомби, как механическая кукла, я жил, как автомат, на добровольной службе без зарплаты.

Второю службою, такой же добровольно-принудительной, была Светлана Петровна. Черти ведают, какая из двух служб была тошней, какое из двух зол — меньшим. Светлана Петровна постоянно говорила мне «на вы», Доктор Паук именовал по имени и отчеству. Она была большою вруньей, Светлана Петровна из города Пальчик. «Профессиональная женщина», как горделиво выражалась она сама. У нее большая добрая жопа, любовь к полусветским привычкам, желчная печень и духовные запросы. Но все это можно было перетерпеть — только не выяснение отношений. Здесь у Светланы Петровны был подлинный и единственный дар…

Так длилось больше года. Так длилось два года. Но однажды я послал к собачьим свиньям Доктора Паук и Светлану Петровну. И остался, сорвавшись сразу с двух крючков, в котлоградском ледяном Коците — без Банки, без бабы, один как перст в пустыне. Месяц, три, полгода я открещивался, «отходил»… Наркотики и водка, целители души!

О господин Серотонин, хозяин и владыка Хим-Нирваны! О дядя Алкоголь, апостол Павел нашего бутылочного рая! Дорогие наставники и собутыльнички: морфин-Марфуша, водка столичная, водка московская, водка особая, водка охотничья, водка петровская, водка-50, водка-56 градусов, выборова-экспортова Польши, китайская «ханжа», японское саке, бразильская кашаса! Джин, виски, аспирин, херес, малага, фторотан, пиво всех сортов, самогон, кодеин, белое крепкое, пантопон, твиши, столовое, разномастные портвейны, гидрокадон-фосфат, столовое, коньяк армянский, двин, дагестанский, грузинский, камю, реми, мартен, наполеон, азербайджанский, виньяк, курвуазье, фенамин, шампанское, анаша, плодово-ягодное, фруктовое пойло, первитин, миль, айгешат, трефешты, кокур, сурож, десертное, люминал, ликер яичный, нембутал, пума де дройбиа, цинандали, саперави, мукузани… всех их, отведанных, Не перечесть, не перечислить! А ведь сколько еще остается за бортом, невкушенных, девственных, ждущих. И маэстро Героин, и сеньорита Марихуана, и халач-виник индеец Пейотль, и господин Кокаин, и Его Императорское Величество — ЕИВ — по имени ЛСД!

Несовместимые по кондиции, но — кредо веры — вы прекрасно укладываетесь в моей голове и в моем нутре, вы несете нирвану, пускай химическую, но — нирвану! Хуже или лучше качество, дешевле или дороже ценой, длительней или короче кайфом — не все ли равно? Разница в количестве, не в качестве. А качество одно: путешествие во времени, вечное время сновидений-мифов, австралийское бугари и унгуд, вечное время детства, не ведающее хриплой связи времен и ее распада.

В побег, в побег! Пускай лишь временный, но все же выход из их вонючей крысоловки. Прими-ка, друг, таблеточку. Ширнись, не медли! Да не трусь, голубчик, это же Отказ, это бунт, это вера, сконденсированная в ампуле, истина в таблетке, справедливость бутылочного дна, афоризм житейской мудрости стакана, контакт с НЕ-ИНЫМ. Звали ее Марихуаной, имя было — Марихуана, она была Марихуана, не кем иным, как Марихуаной, Марихуана была Марихуаной.

Ели ее? Нет. Пили ее? Нет. Нюхали, голубушку? Опять же, нет. Курили, миленькую? Еще как курили! Ибо она была — Марихуаною, имя ее было таково — Марихуана, она была Мари, она была Хуана, ибо она была всегда, во всем — Марихуана! Мари-Хуана, Мариху-Ана, Ма-Рихуана, Марихуа-На — Марихуану!

От папироски с «дурью» мысли прояснялись: нужные мысли, повисающие где-то в пустоте, парящие пузырями. Лопни они — и придет нирвана. Абсолют Пустоты, зовущей и родной, словно родная мать, словно могила, она принимает своих заблудших сыновей в свое лоно Вечного Ничто, единственной реальности вне ада! Подкурив впервые, я сразу же ее почувствовал, Шунью. Сансара стала нереальной, нет, она такой была и прежде, но чересчур держала своими когтистыми лапами, грязными, грозными лапами Мары. И его клыками… Теперь она отодвигалась в сторону, повисала в пустоте, в великой истине Махашуньи… Но увы! Контакт с Великой Пустотой требовал иных контактов, сансарных: деловых, сырьевых. С Эликом-Трупеликом, с Фирою, с Саней-Саксофонистом.

Саксофонист был уставлен баночками, скляночками, шприцами и колбами. Настоящая аптека или ветлечебница! Он не любил анашу, называл ее «дурью». И свое пренебрежение выражал афоризмом: «Дурь есть дурь». Омнопон, понтопон, промедол, гидрокадон-фосфат, на крайний случай — кодеин. И дионин. Морфин же — наилучшее. Разумеется, еще прекрасней героин, недосягаемый, заветный.

САША САША САША -

напечатал саксофонист, увидев мою печатную машинку.

Вслед за тем последовало:

ив ккккккк вапролджэячемитьбю

Подумав, он добавил несколько более связное:

Сегодня мы будем торчать на гидрокодоннннне!

в девять часов вечера

И, наконец, просмаковав грядущий кайф — на гидрокодонннннне! — Саня сформулировал себя, а также идеал свой, напечатав слова:

Я умный и хороший

А справа лишь два слова, имя и фамилию:

Чарли Паркер

Саня Саксофонист любил Чарли Паркера. Как он, будучи саксофонистом, мог его не любить, Пташку-Чарли! И подражал ему, подкалываясь и торча. Чарли Паркер торчал на героине. Но героин был полюсом недоступности, он возвышался, точно Канченджанга (Эверест — ЛСД) над моими сокотельными наркотничками. Саня завидовал Паркеру: источник вдохновения у Пташки-Чарли был куда сильней и надежней, чем жалкий пантопон, презренный кодеин, анаша-дурочка.