Джайлс Блант - Сорок имен скорби

• Название: Сорок имен скорби
• Автор: Джайлс Блант
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-422-8

В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей пропадают четыре подростка. Расследование заходит в тупик, и полиция готова сдать дело в архив. С этим согласны все, кроме детектива Джона Кардинала, который своим упорством добивается лишь того, что его увольняют из отдела убийств. Тут-то и обнаруживается изуродованное тело тринадцатилетней Кэти Пайн. Но даже теперь Кардинал остается в одиночестве: никто в этой патриархальной глуши не готов признать, что здесь орудует самый чудовищный из маньяков и очередная жертва — у него в руках.

---

— Послушайте, детектив Кардинал. Я школьный учитель, Алгонкин-Бей — городок небольшой. Если это выплывет наружу, мне конец.

— Если что выплывет наружу? — вмешалась Делорм. — Что выплывет наружу, мистер Ференбах?

— То, что я гей. Я хочу сказать… это расследование уже перестало быть только местным. Теперь даже «Торонто стар» пишет о Виндиго. А тут мои письма… как это будет выглядеть по четвертому каналу? Поймите, с точки зрения гея имейл — безопасный секс. Это гораздо предпочтительнее, чем обходить бары или…

— Но вы не собирались ограничиваться имейлом, — настаивала Делорм. — Вы договаривались о том, чтобы Тодд приехал сюда. Чтобы он пожил у вас.

— Вы знаете, какие были мои первые слова, когда этот мальчик появился у меня на пороге? «О нет». Богом клянусь. Я видел, как он стоит там, этот недомерок, и я ему сказал: «О нет. Не годится. Никогда. Тебе слишком мало лет. Тебе нельзя здесь оставаться».

Накануне вечером Кардинал звонил Келли. Ее не было, и он отправил соседок на поиски. В итоге они вытащили ее из студии, где она, несмотря на поздний час, работала. Ее отзыв о Ференбахе был таким: «Джек Ференбах — великолепный учитель, папа. Он погружает тебя в материал, вынуждает размышлять об истории. Да, он тебя заставляет зубрить даты и цифры, но при этом ты еще и задумаешься о причинах и следствиях. Энтузиазм в нем так и бурлит, но при этом он не набивается тебе в приятели, понимаешь? Если ты пытаешься перейти грань — он сразу как-то отчуждается». В ответ на замечание Кардинала о том, что этот человек — гомосексуалист, Келли ответила: «Все, кто учится в алгонкинской школе, знают, что мистер Ференбах — голубой, и всем на это плевать. Ты же знаешь, если б он дал повод, его бы не пощадили. Но он никогда не давал повода. Он не из тех, над кем издеваются ученики». Короче говоря, Джек Ференбах был одним из трех лучших учителей в жизни Келли, при том что историю она не любила.

Но Кардинал не собирался сообщать об этом единственному подозреваемому.

— Вы же отдаете себе отчет, мистер Ференбах, что, прочитав то, что мы прочли, трудновато поверить, что вы действительно решили дать мальчику от ворот поворот. Вы вдруг решили повести себя корректно?

— Мне все равно, чему вы там поверите! Вы слишком много на себя берете! — Рука снова взмыла вверх, на секунду прикрыв рот. Потом он сказал: — Я не хотел… Я просто расстроен. Конечно же, ваше мнение для меня очень важно. Я приглашал Тодда приехать ко мне. Мне было неуютно. Я угостил его ужином, и, откровенно говоря, беседа между нами не задалась. Не знаю, как у вас, но у меня весьма скудные сведения о творчестве Папаши Пуффа. Насколько я понимаю, пределом мечтаний у мальчика было стать диджеем и зарабатывать на жизнь, царапая пластинки [21]. Так или иначе, он держал себя не очень-то дружелюбно после того, как я сказал ему, что на ночь он остаться у меня не может. Нет уж, извините. Незнакомый парнишка шестнадцати лет? В квартире гомосексуалиста? Школьного учителя? Я не сумасшедший. Я высадил его у «Берега», у него было достаточно денег на ночлег, обратный билет на автобус и завтрак. Почему вы на меня так смотрите? Я вам покажу его письмо.

У Ференбаха ушло минуты две на то, чтобы загрузить компьютер и открыть свой почтовый ящик.

— Вот. Смотрите. Это совсем раннее, наш второй обмен посланиями. Я пишу ему: «Расскажи о себе. Чем ты занимаешься? Сколько тебе лет?» — Строчки на экране заскользили вверх. — А вот что он ответил.

Делорм наклонилась за его спиной и прочла:

— «Мне двадцать один, и у меня причиндал, как у быка, что еще тебе нужно про меня знать, Джейкоб?»

— И мне никогда не приходило в голову, что он моложе, чем говорит. Видите ли, обычно люди в Сети лгут о своем возрасте в противоположную сторону. Я сам часто был не прочь скостить себе несколько лет. Так или иначе, поначалу он очень раскованно говорил о сексе, но потом, когда он стал искать предлог уклониться от встречи, я понял, что в своей сексуальной ориентации он не уверен. Тогда наши отношения стали больше напоминать дружбу. Я не хотел торопить события и, полагаю, стал в каком-то смысле его наставником.

Делорм возразила:

— Прошу прощения, но ваша переписка не производит впечатления интеллектуальной.

— Интеллектуальной — нет. Но это не значит, что мы не говорили об умном. Видите ли, сейчас, возможно, и более либеральные порядки, чем во времена моего детства, но наша сексуальная ориентация по-прежнему рассматривается большинством как отклонение, что невероятно осложняет самоидентификацию и делает самоанализ тяжелейшей психологической задачей. Если вы посмотрите беспристрастно, то увидите, что наш обмен посланиями после первых пяти-шести сообщений становится гораздо менее сексуально раскованным.

Он вывел на экран пару следующих посланий. Его слова подтвердились: собеседники постепенно переходили от затяжных, почти до живописности подробных фантазий к сосредоточенному обсуждению сексуальности как таковой. Письма Ференбаха, как он и говорил, были письмами наставника и адресованы тому, кто оказался перед лицом врага, с которым сам учитель уже давно боролся и которого победил.

Ближе к концу — детальное обсуждение новой темы: как «Галахаду» добраться из Торонто в Алгонкин-Бей — на автобусе или на поезде, и как доставить ему деньги.

«Выезжаю завтра утром в 11.45. Должен быть в Алгонкин-Бей к 4.00. До скорого!» Дата — двадцатое декабря. И после этого — ничего.

— Вы не встречали его на автовокзале?

— Нет, до этого я уже отправил ему деньги не только на автобус, но и на такси. К тому времени я начал опасаться, что он моложе, чем утверждает. Разумеется, я не хотел, чтобы меня видели в обществе малолетнего.

— Вы чрезвычайно осторожны, мистер Ференбах, — отметила Делорм. — Некоторые сказали бы, что вы подозрительно осторожны.

— В Торонто у меня был друг — когда-то он там жил, — так вот, он любил вести у себя в кабинете долгие дружеские беседы с учениками. Личные разговоры при закрытых дверях. Из-за этого, а также из-за свидетельских показаний мальчика, которого он провалил на экзамене, моего друга на четыре года отправили в тюрьму. На четыре года, детектив. Нет, нет. Я просто благоразумен. Дверь ко мне всегда открыта — настежь, — и я никогда не встречаюсь с учащимися нигде, кроме как в школе.

— Судя по этому посланию, — заключил Кардинал, — и судя по вашим словам, Тодд должен был двадцатого декабря быть в «Береге».

— Так и есть. Я сам его отвез и видел, как он туда входит. Я оставался в машине, но видел, как он вошел.

— Должно быть, вам нелегко это далось. У вас были жаркие разговоры, вы ожидали жаркого уикэнда, а потом вдруг резко все оборвали. Видимо, это было трудно.

— Вовсе нет. Вы говорите, ему было шестнадцать, но выглядел он на четырнадцать. По моим понятиям, это — ребенок. Я сплю с мужчинами, а не с детьми, детектив Кардинал.

— Нам необходимо знать, где вы были до конца того уик-энда.

— Это просто. Я болтался без дела, так как заранее освободил себе конец недели, а планы не сбылись. Меня давно приглашал к себе один друг, который живет в Повассане, и я туда отправился и все это время провел с ним. В понедельник я оттуда сразу поехал в Торонто, чтобы провести Рождество со своими родителями. Мой друг подтвердит. Я ему рассказал то же, что и вам, и он надо мной долго смеялся.

— Нам нужна его фамилия. И имейте в виду, что, если вы позвоните ему, чтобы отрепетировать ваши сказки, мы об этом узнаем, так как все вызываемые номера фиксируются.

— Мне ни к чему репетировать правду. И ему тоже.

Ференбах достал адресную книжку и продиктовал Делорм нужные данные, которые она записала. При этом он стоял, склонившись над ее плечом, словно проверял домашнее задание.

Кардинал вспомнил, какое уважение слышалось в голосе Келли: «Сколько ты знаешь учителей, которые могут добиться того, чтобы ребята у них спорили, представляешь — спорили о Генри Гудзоне [22] и Самюэле де Шамплене [23]? Его главные принципы — это «правильная методика», «запоминайте даты» и «перед контрольной соберитесь с мыслями и просмотрите конспекты».

Кардинал протянул ему руку:

— Вы нам очень помогли, мистер Ференбах.

Поколебавшись, учитель обменялся с ним рукопожатием.

На обратном пути Делорм сидела мрачнее тучи. Кардиналу ее непростой характер был известен, и он чувствовал, как она пытается взять себя в руки. Когда свернули на Мэйн-стрит, машину вдруг занесло на полосе льда, и Кардинал воспользовался этим поводом, чтобы остановиться на обочине.

— Послушай, Лиз, у него кристальная репутация, пойми. Великолепный учитель, никаких жалоб на него нет. Вел себя открыто, честно и прямо и гораздо откровеннее, чем вел бы себя я на его месте.

— Мы сделали ошибку. Сейчас Ференбах сидит за компьютером и уничтожает все следы своей переписки с этим парнем.