Андрей Балабуха - Парадоксы Артура Кларка

• Название: Парадоксы Артура Кларка
• Автор: Андрей Балабуха
• Издательство: Мир
• Жанр: Публицистика
• Год: 1991

Артур Кларк — один из самых замечательных писателей второй половины 20-го века и начала 21-го. В статье, написанной за 20 лет до смерти Кларка, упомянуты его главнейшие произведения и кратко описана история их создания. Мы видим созданный нашим писателем образ великого творца, философа и гуманиста, просто интереснейшего человека. И многим, наверное, будет интересно, сбылся ли прогноз, прозвучавший около двух десятилетий назад…

---

И это не говоря уже об Уэллсе…

Но большинство верило и надеялось. Верило и в нашем уже веке, лишь добавив к прежним апостолам новых. Помните, у Хаксли, в его «Прекрасном новом мире»? «Господи Форде!» — восклицает его фордейшество Главноуправитель Мустафа Монд…

Пожалуй, первое по-настоящему серьзное отрезвление принесла лишь Хиросима. Прекрасный американский фантаст Рэй Брэдбери (Кларк сказал бы: «Мой друг Брэдбери») писал об этом: «Появление бомбы было как голос свыше, сказавший нам: „Подумайте, подсчитайте все хорошенько и найдите способ жить в мире и согласии друг с другом“. Этот голос мы все теперь ясно слышим». Правда, докончил этот процесс только экологический кризис. Но уже в шестидесятые годы многие гуманитарии из самых лучших, самых благородных побуждений, естественно, начали весьма небезуспешно превращать портрет Великого Инженера в образ врага. Никуда не денешься, человеческие умонастроения от века подчинялись закону маятника.

Из всякого правила, однако, существуют исключения. Именно к их числу и принадлежит Артур Кларк. Он из тех сайрессмитовской закваски инженеров, хотя и не закрывает глаза на двойственный лик научно-технического прогресса. Просто он отчетливо понимает, что клин вышибают клином, отравление можно лечить и ядом, а единственным средством победить все негативные явления, сопутствующие прогрессу, является сам же прогресс. «Я думаю, любой человек, достаточно осведомленный в достижениях современной науки и технологии, верит в их грядущее бурное развитие. Относится это и ко мне, — говорил Кларк на встрече с ленинградскими фантастами. — Однако я не наивный оптимист — сейчас есть и наивные оптимисты, и наивные пессимисты, — я пытаюсь быть реалистом, хотя прекрасно понимаю, в какое время мы живем».

Убежденность в том, что путь технологического развития — единственно возможный для нашей человеческой цивилизации, вера в беспредельность перспектив, открывающихся на этом пути, и являют собою в творчестве Артура Кларка ту «неотразимую силу», о которой я говорил вначале.

Ну, а что же в таком случае представляет собой «несокрушимая преграда»? Попробуем разобраться и в этом.

Едва ли не каждый из нас, особенно в юности, задается вечным вопросом о смысле жизни. Вопрос это «проклятый» — в том отношении, что однозначного ответа на него нет и быть не может. Каждый решает его только для себя самого. Но как же быть не с отдельным человеком, а с человечеством? В чем смысл его существования?

«В самом деле, — размышлял в своем превосходном эссе „Человечество — для чего оно?“ советский ученый и писатель-фантаст Игорь Забелин, — для чего же вообще существует человечество?.. Неужели у него есть только сугубо имманентная цель — полный и равный самопрокорм и забава искусством и наукой в дальнейшем?..» … «Имеются ли у человечества высшие цели, не считая имманентных, к которым мы продолжаем пока стремиться? Определено ли человечеству какое-либо назначение в системе природы, предопределена ли ему некими неведомыми пока законами особая миссия в природе?»

Один из ответов на этот вопрос Кларк дает в своем блестящем рассказе «Девять миллиардов имен», суть которого сводится к тому, что, согласно ламаистским верованиям, мир был создан богом лишь для того, чтобы найти все имена бога. Их около девяти миллиардов, этих имен, и строятся они по строго определенным принципам. И вот монахи из тибетского монастыря (тоже дети XXI века) обзаводятся компьютером, который всю эту работу проделывает достаточно быстро. Предназначение мира исполнено, и мир — исчезает. Конечно, это лишь остроумная шутка, прекрасный образчик английского юмора. Но ведь вопрос-то в рассказе поставлен отнюдь не шуточный! И вопрос этот мучит Кларка постоянно.

Однако было бы большим преувеличением сказать, что раздумьями на эту тему пронизано все творчество писателя. И ранние его, так сказать, идиллическо-технологические романы, и «Прелюдия к космосу», и «Пески Марса» (оба — 1951), и «Большая глубина» (1954), и повесть «Остров дельфинов» (1963), и ряд других произведений не затронуты ими. Впрочем, правильнее будет сказать «почти не затронуты» — в «Большой глубине», например, какие-то отзвуки темы слышны. Но дальние, очень дальние.

И вместе с тем уже в начале 50-х годов, с появлением рассказа «Страж» (в американской публикации — «Страж Вечности»), в творчестве Кларка обнаружился явный парадокс, отмеченный едва ли не всеми западными исследователями. Тот, чье имя в первую очередь ассоциируется с твердой научной фантастикой, с психологией едва ли не технократической, оказался пленен метафизикой, даже мистикой (правда, особого рода; речь о том впереди).

Это противоречие явственно ощутил Иван Ефремов. В 1970 году у нас вышел в свет роман Кларка «Космическая одиссея 2001 года» — роман со сложной творческой историей. «Страж» послужил толчком к созданию сценария фильма, написанного Кларком совместно со Стенли Кубриком, фильма, который по сей день считается одной из вершин кинофантастики; сценарий же, в свою очередь, был положен в основу романа. Надо сказать, Кларк вообще сочетает в себе щедрость сеятеля с тщательностью жнеца: он щедро рассыпает идеи, но из каждой «выжимает» потом все возможное. Можно быть уверенным, что любая мало-мальски интересная мысль, вроде бы случайно оброненная в рассказе или романе, потом непременно послужит основой для нового произведения. Но я несколько отвлекся.

Так вот, в послесловии к русскому изданию «Космической одиссеи 2001 года» Ефремов писал: «Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал антагонистичны, реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе». Если рассматривать роман сам по себе, в отрыве от всего остального творчества Кларка, то не согласиться с Ефремовым нельзя. Но в контексте прочих кларковских произведений финал «Космической одиссеи 2001 года» воспринимается органичным. Я сознательно не останавливаюсь на сути отсеченных эпизодов. Принципиального значения это сейчас для нас не имеет, тем более что многое делается понятным из нынешнего издания «2061: Одиссея три».

Но вернемся, однако, к парадоксу Кларка. Да, Кларк оптимист, бесконечно верящий в мощь человеческого духа, в безграничные возможности человеческих свершений. Но в то же время в масштабах Вселенной и эта безграничность может затеряться. А если человек не способен стать хозяином всей беспредельности мирозданья, то в чем же тогда смысл существования человечества? Лишь в одном в возможности влиться во Вселенский Сверхразум.

Здесь мы вступаем на зыбкую почву предположений. Увы, поговорить с Кларком на эту давно уже интересовавшую меня тему во время нашей ленинградской встречи не удалось. И остается лишь гадать, что послужило фундаментом кларковской концепции. Сверхразум Кларка чем-то родствен Брахману, безликому и бестелесному всеобщему божеству веданты, являющемуся единственной реальностью мира. Ведь целью человеческого бытия веданта считает как раз освобождение от оков материального мира и достижение тождества индивидуального духа, атмана, с Брахманом. И финал «Конца детства» убедительно подтверждает такое предположение.

Но не исключено, что на Кларка оказала свое влияние и знаменитая работа Тейяра де Шардена «Феномен человека», не так давно ставшая доступной и нашему читателю. Его теогенетическая концепция сводится к тому, что человечество обладает богосоздающей силой. Не богом создано оно по образу и подобию божию, а наоборот — само создает бога своей интеллектуальной и духовной деятельностью. Из начала эволюции Тейяр де Шарден перемещает бога в ее конец. Тот самый конец человеческого детства… И, завершив детство свое, человечество приходит к конечной цели, растворяясь в им же созданном боге.

Убежденность в необходимости существования Вселенского Сверхразума, по-шарденовски трактуемого бога, и есть та «несокрушимая преграда», на которую наталкивается «необоримая сила». Если учесть, что первый вариант «Конца детства» (под названием «Ангел-хранитель») появился еще в 1950 году, то приходится признать, что поединок этот длится уже четыре десятилетия.

В «Конце детства» он заканчивается однозначной победой «несокрушимой преграды». Но для того чтобы обеспечить эту победу, Кларку пришлось несколько ограничить возможности «необоримой силы», заставить ее действовать не в полную мощь. Работая над научно-популярной книгой «Исследование космоса», Кларк заинтересовался мыслью, что было бы, ограничь какая-то внешняя сила космическую экспансию человечества, замкни она человечество в рамки родной планеты. В качестве именно такой силы и выступают в романе Сверхправители со своим тезисом «Вселенная — не для человека». Кстати, образ Кареллена и его расы, этих бесплодных акушеров Сверхразума, на мой взгляд, принадлежит к числу самых ярких и, пожалуй, самых трагических в творчестве Кларка. Тогда, в начале 50-х («Конец детства» в полном варианте увидел свет в 1953 году), Кларку еще не было и сорока. Возможно, как раз по этой причине роман — и это отмечает большинство критиков — не только является одним из заметных явлений НФ тех лет (и не только тех), но и — о чем говорят реже — получился самым, пожалуй, жестким, бескомпромиссным из всего написанного Кларком. Миссия человечества исполнена, Сверхразум рожден, и породившая его раса исчезает. Земная цивилизация полностью исчерпала себя. Причем Сверхразум этот не вызывает у читателей (насколько я могу судить об этом по тому, что читал, о чем говорил с любителями фантастики) сопереживания, сочувствия, эмоционального приятия. Для этого он слишком равнодушен, безжалостен. Ему мешает все — даже животные и растения. Для того чтобы сам он мог существовать и функционировать, все живое, кроме него (за редким исключением — таким, как служащая целям Сверхразума раса Кареллена), должно быть уничтожено. И в конце концов он должен остаться один в мертвой Вселенной, может быть, даже став этой Вселенной, включив в себя всю ее беспредельность.