Алексей Автократов - Афера

• Название: Афера
• Автор: Алексей Автократов
• Жанр: Детектив

Каким должен быть современный физиологический очерк?

По-видимому, не совсем таким (или совсем не таким), каким он предстал перед русским читателем в первом отечественном опыте освоения этого жанра — знаменитой «Физиологии Петербурга» с участием Виссариона Белинского, Николая Некрасова, Владимира Даля. Эти очерки городского быта, подражавшие французским образцам (в том числе «Физиологии Парижа» Оноре де Бальзака), отказывались от всяких художественных намерений и ставили своей задачей только «более или менее меткую наблюдательность», как пояснял во «Вступлении» Белинский…

Впрочем, Алексей Автократов уже прошелся и по этой дорожке. Его первые очерки «Лужа» (ДН, N№ 1, 2001), «Вьючные люди» (ДН, N№ 5, 2001), «„Подсадка“ на Белорусском» (ДН, N№ 2, 2002) отличает та самая требуемая «меткая наблюдательность», и их без колебаний можно отнести к разряду классического физиологического очерка, подоплекой и основой которого всегда было освоение литературой новых, ранее незнакомых и читателю, и автору, пластов жизни, «углов и закоулков» большого города.

Очерк, который вам предстоит прочесть, — работа в известной степени экспериментальная. Оценить степень смелости этого эксперимента можно, лишь будучи знакомым с автором. Дело в том, что Алексей Автократов чрезвычайно пристрастно относится к любым текстам (в особенности к тем, что пишет сам) и требует от них «правды, только правды и одной лишь правды». Он убежден, что право писать о чем бы то ни было дает лишь доскональное знание предмета. Более того, сам пишет лишь о том, что потрогал своими руками и испытал на собственной шкуре, — возможно, сказываются въевшиеся в плоть и кровь установки историка, который сменил изыскания в архивах на нелегкий труд челнока или риелтора не по заданию редакции или из исследовательского любопытства, а по злой житейской нужде.

И все же в «Афере» он постарался не просто описать «физиологию» особого мира, связанного с торговлей жильем, но и придать повествованию динамику и остроту, внеся в очерк интригу и построив его как историю одного мошенничества. Предоставим читателю судить, насколько удачным оказался эксперимент.

---

А сегодня у Алекса клиент прямой, без риелтора. Сам на фирму позвонил да на Алекса и выскочил. Сергей Дмитриевич. Есть, послал Господь Алексу то, что как раз Сергею Дмитриевичу нужно: хорошая двушка в сталинском доме в районе метро «Сокол». На эксклюзивном договоре, все чин-чинарем. Только боится Алекс, что квартирку эту у него оттягают: придерутся к чему-нибудь и прицепят помощничка. Даром, что ли, тот же Лабелкин целыми днями с Конем-начальником в нарды режется, деньги проигрывает? Как бы не решил Конь ему проигрыши компенсировать за счет Алекса.

А квартира эта — альтернатива, и очень дорогая, поскольку здесь все дорого. Но цена Сергея Дмитриевича, видно, не слишком пугает. Интересно, кто он по жизни , Сергей Дмитриевич? Не торгаш, не мент и не бандит, это однозначно. Не либерал — комиссарского семени совсем не чувствуется. И чинуша тоже вряд ли — не те замашки, не тот стиль общения — уверенно-дружеский, но без панибратства. Очень хороший разговорный язык. Интеллигент в чистом виде. (Шутка. В наше время интеллигенты в чистом виде квартир не покупают.) Может, он преподаватель, а то и молодой профессор престижного вуза? Тогда откуда деньги? Может, берет взятки со студентов-аспирантов-абитуриентов? Может быть, сейчас все перемешалось, и профессора берут взятки, лишь бы кто давал. А может, он дорогой, искусный хирург и дерет с пациентов три шкуры за сложные операции? Все может быть, да и не Алексово это дело — откуда у него деньги. Есть — значит, хорошо. Подзаработаем, стало быть.

Алекс вышел из метро «Сокол», и сразу словно током ударило: вот он, трамвай, 23-й номер, как раз подкатил. Сколько раз Алекс мальчишкой соскакивал с заднего буфера этого 23-го трамвая как раз здесь, перед куполами церкви Всех Святых, она и тогда действующая была. Там, у церкви, кресты и могилы, оттуда веет чем-то запретным и страшным, там старухи в черном и калеки — без рук, без ног — тоже страшные, боится их Алекс. Туда раз в год, на Пасху, на Крестный ход, ходил хулиганить дворовый король шпаны Лубенченко и рассказы о его подвигах передают друг другу все ребята.

А сейчас Алекс бесстрашно прошел вдоль ограды храма Всех Святых и повернул во двор прекрасной, отделанной в цоколе гранитом сталинки . Здесь, прямо у подъезда, встреча у него с Сергеем Дмитриевичем. Вот он, то ли хирург, то ли профессор. Прямо в спину дышал.

— Добрый день, Сергей Дмитриевич. Точность — вежливость королей.

— Добрый день. Окна — двор, смею надеяться?

— Двор, двор, как и договаривались.

И окна во двор, и дом, и квартира прекрасные, а есть-таки предчувствие: будет плохо, что-то не так будет. Звонят в домофон — все нормально; заходят в подъезд — все нормально; в лифт — тоже нормально. Слава Богу.

Может, кто думает, всегда все бывает нормально? Отнюдь. Представим себе совершенно обычную вещь: за десять минут до нашего прихода в любую квартиру подъезда посредством домофона обратится любой из десятков тысяч московских бомжей и, умерив хрипоту в голосе, представится разносчиком газеты «Экстра-М», сантехником, «Службой газа», врачом «скорой помощи», после чего не терпящим возражения тоном предложит открыть дверь, поскольку дело срочное. В большинстве таких случаев дверь открывается. Проникнув в подъезд, бомж быстрым шагом пройдет прямо в лифт и наложит там зловонную кучу, потому что он обожрался на помойке тухлятины и у него болит живот. И будет таков, а через две минуты мы с интеллигентным покупателем вляпаемся прямо «в это дело». А что, разве пятерка продвинутых тинейджеров, опившись пивом «Клинское», не может описать в подъезде весь тамбур, включая саму дверь и даже дверную ручку? Или прыщавый подросток не может изобразить на стене вашего чистого лифта аэрозольной краской в гипертрофированном виде вожделенный половой акт? А чего будет стоить одна только гигантская сопроводительная надпись? А выйдя из лифта на нужном этаже, разве сможет покупатель проглядеть появившееся не вчера, а сегодня на свежевыкрашенной стене огромаднейшее изображение некоего пуче-глазого существа в паутине? Сможет ли не оценить такие, например, бессмертные стихи:

Я летучий мыш,
Ты дебильный орел.
Кончился прежний гашиш
И кончился цыкладол.

«Эге-ге, — подумает наш излишне впечатлительный покупатель, — „гашиш“, „цыкладол“ какой-то… Да тут не наркоманы ли живут? Неравно, замордуют меня ежедневными просьбами о займе и вообще всякими безобразиями… А дети? Вова только в четвертый класс пошел… Нет, ну вас на хрен с такой квартиркой. Лучше уж ту, от вчерашней белобрысой риелторши. Она хоть от метро дальше, да зато нет там ни этих наркоманов, ни всякого дерьма».

Бесполезно объяснять покупателю, что бомжиное дерьмо и выходки тинейджеров — это нелепая случайность, это повторится лишь через год, а может, и никогда. Что это может случиться в любом московском подъезде, а не только в этом. Что стишки про гашиш и циклодол написал всего лишь соседский мальчишка, а никакие не страшные наркоманы. Мальчишка действительно балбес, но ведь они, почитай, все такие…

Бесполезно. Знаем, что он, очкарик, подумает, как отнесется к таким увещеваниям. Он подумает: «Бреши-бреши, жулик, знаю, насквозь тебя вижу: тебе лишь бы квартиру продать, денежки в карман положить, а там хоть трава не расти. Вот ты и распинаешься. А нам здесь жить. Ну, не дураки и мы тоже. Чай, и свои глаза есть, да и нюх…. Да-да, нюх». И, еще не вступив на порог квартиры, он твердо решит ее не покупать.

Не повезло. Не повезло продавцу, Алексу, да и тебе, покупателю. Потому что ты купишь такую же точно квартиру, но дальше от метро, в худшем состоянии и вдобавок твоими соседями запросто могут оказаться самые настоящие наркоманы, а не безобидный шпаненок-мальчишка. А в день твоего новоселья в вашем лифте нагадит бомж.

Раньше, лет пять—восемь назад, когда прибыль у всяких маклеров-риелторов была ломовая, никто из них не брезговал перед просмотром своими руками оттирать со стен всякую похабщину, мыть, драить со стиральным порошком лестничную площадку, а то и весь подъезд. Сейчас заработки уже совсем не те, падают и падают, и с такими вещами почти никто не связывается. Разве намекнут иногда хозяину — неплохо бы, мол… Помоет хозяин — хорошо, нет — ладно.

Однако в нашем случае явных пакостей в подъезде не оказывается, а на мелкие грешки молодого поколения покупатель не обращает внимания. Поэтому — дззынь в звонок, здравствуйте, Иван Иванович, здравствуйте, Лидия Федоровна. Вот привел вам Сергея Дмитриевича, хочет посмотреть квартиру, если понравится — будет покупателем. Сергей Дмитриевич смотрит, спрашивает:

— В этой комнате сколько метров? Двадцать два? А в этой? Точно шестнадцать?

— Точно шестнадцать.

— А кухня?

— Восемь и шесть десятых.

— Квартира требует ремонта.

— Косметический ремонт новый хозяин всегда делает, Сергей Дмитриевич.

И чувствуется, что в квартире ему все нравится — еще чуть поломается и попытается начать разговор о снижении цены. А мы ему на это сразу морду оскорбленную, вид недоумевающий — нам вроде даже за Сергея Дмитриевича неудобно перед хозяином… И тут приходит оно — Неожиданное. Как будто разбили-уронили что-то за стенкой и покатилось оно со звоном? Нет, сквозь общий треск и грохот явственно режутся хрипатые слова уже слышанной где-то залихватской песни:

Наш бугай (чего-то там) держал общак на зоне…

— Однако слышимость… — неуверенно говорит Сергей Дмитриевич.

— Да нет… это они просто громко музыку завели. А так-то тихо у нас, — поясняет хозяин.

— Звукоизоляция, Сергей Дмитриевич, в «сталинских» домах всегда хорошая, — встревает и Алекс. — Это у них действительно с громкостью звука явный перебор.

А из-за стены грохочет:

Бугай (чего-то там), наверное, он вор в законе…

— И часто это у вас? — интересуется Сергей Дмитриевич.

— Да нет… это, может, праздник у них или что, — теряется хозяин. — А так-то тихо.

— Соседи тихие, и парень хороший у них, — подтверждает хозяйка. — В институте учится.

Заведовал «курятником» на зоне.

— Пра-аздник, — каркает из угла сухонькая, додревних лет бабка — мать хозяйки. — У них что ни день — праздник. Тьфу.

Все время она сидела в своем кресле в углу и лишь враждебно молчала, но теперь, видно, решила, что пришел ее час. Она прижилась в этой просторной квартире и не хочет никуда переезжать.

— Можно сходить, попросить уменьшить громкость, — обращаясь к хозяйке, пытается спасти положение Алекс. — Они же нормальные люди.

Бугай — педрило, а не вор в законе.

— Лида, сходи, — говорит хозяин не своим голосом.