Алексей Иванов - Уральская матрица

• Название: Уральская матрица
• Автор: Алексей Иванов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008

---

Образы Урала — ящерка в короне или Зверь Мамонт — через длинную цепочку превращений пришли к нам из глубины веков, из подсознания этноса. Эти образы кажутся нам понятными и однозначными, хотя цепочки смыслов уводят в недра культуры. Но не всегда всё так сложно и туманно. Чудь Белоглазая не погибла под землёй. Она живёт: гранит кристаллы, рисует картины на малахите и яшме, плавит самородки. И живы её страшные языческие демоны. Случается, что они рвут привязи и вылетают на поверхность, в наш мир, — порождая ужас и непонимание.

В 1959 году на северном Урале зимой погибла группа туристов Свердловского политеха. Группу возглавлял Игорь Дятлов. Лыжный поход был сложным, но не более. Но вдруг случилось нечто. Группа ночевала на перевале близ горы Мертвецов. Гора получила своё мрачное название потому, что в XIX веке на её вершине нашли мёртвыми девятерых охотников-манси. Причину их смерти так и не удалось установить. В группе Дятлова тоже было девять туристов. И ночью внезапно они вдруг распороли свою палатку изнутри ножом и выбежали на мороз даже без обуви, помчались прочь с перевала. Кто-то разбился о камни, кто-то сумел добежать до леса, но не сумел разжечь костёр и замёрз. Погибли все.

Что их выгнало из палатки посреди ночи? Причины называют самые фантастические. Например, вызванный завихрениями ветра в скалах инфразвук, внушающий ужас, — что-то подобное предполагают в Бермудском треугольнике, где находят корабли без экипажей. Или, например, вспышка ядерного взрыва, которым военные уничтожили толпу заключённых, поднявших бунт в какой-то северной зоне. А ещё, ходит слух, туристы Дятлова не вняли предупреждениям и для костра нарубили сучьев со священного дерева. Демоны уральского культурного подсознания вырвались из заточения и уничтожили группу Дятлова.

Затоптанное язычество всё равно осталось на Урале, как подземные воды. Стоят бесчисленные Молёбные хребты, горы и камни. Текут бесчисленные речки Шайтанки. На месте древних святилищ стоят древние селения, сохранившие нечеловеческие имена: Бондюг, Пянтег, Сурмог. Хребет Басеги называется не от слова «баско», а от имени забытого бога Басега, а горы Лунёжки — от имени забытого бога Лунега. На северном Урале горы Ялпынги, Эквы и Нёройки — окаменевшие боги. На среднем Урале один из самых старых заводов — Шуралинский — называется от слова «шурале»: «бес». На южном Урале самая высокая гора — Яман-тау, «дурная гора». Может, это языческие демоны потешаются над экстрасенсами и контактёрами в «аномальной зоне» Молёбки?..

Но дело, опять же, не в топонимике. Сам склад уральского ума устроен по-язычески. Мастер — ключевая фигура уральского менталитета. Мастер — демиург, творец уральского мира. Архетип Мастера воплощается в других образах. Например, в образе Ермака. Это ведь он сотворил русский мир Урала. И Ермак, судя по фольклору, — колдун. «Образцовый» Мастер — это камнерез Данила из сказов Бажова. И Данила за тайной мастерства ходил в Медную гору, к Каменному Цветку. За своим мастерством Мастер не идёт к богу. Его мастерство — это не боговдохновенность и не христианское озарение. Перед тем, как взять в руки резец, Данила не молится, как молился Андрей Рублёв перед тем, как взять в руки кисть. Потому что в христианском мире творец — один. Бог. И если Мастер — тоже творец, демиург, соперник бога, то его из христианства «вышибает» в язычество. За своей тайной он идёт к демонам и сам становится колдуном. Поэтому и Ермака по Чусовой ведут не ангелы, которые вели святого Трифона Вятского по речке Мулянке, а языческие лебеди. Поэтому гравёр Иванко Крылатко на златоустовском булате рисует не Георгия Победоносца, а языческого крылатого коня.

Тайна уральского мастерства всегда связана не с молитвой, а со стихиями творения металлов и минералов: с огнём, с водой, с землёй, с воздухом. С судьбой. С демонами языческого подсознания Урала.

МАСТЕР

Кто не видел эту рекламу: дюжие, весёлые мужики сидят в бане и пьют пиво. Пиво называется «Уральский мастер». Морально ситуация вполне оправданна: сделал дело — гуляй смело. Да пожалуйста, пусть гуляют. Только эти мужики — не мастера. Они — профессионалы. А профессионал и мастер — на Урале разные понятия. Профессионал — везде, и на Урале тоже, — это тот, кто освоил свою профессию в совершенстве. А мастер, точнее, Мастер, — на Урале, и только на Урале, — это творец мира, демиург. Он, в общем, и не отдыхает. Трудно представить бога на ланче. Хотя, конечно, господь, когда создавал наш мир, устроил седьмой день… Но в этом поступке чувствуется некая дидактичность, назидательность, — чтобы люди давали себе и другим передышку. Седьмой день — не для Мастера.

Не для Мастера хотя бы потому, что Мастер не подчиняется христианскому богу. Он язычник. Даже если на груди у него — православный крест. Мастер творит свои миры из языческих стихий — огня, земли, воды и воздуха. Мастеру не нужна молитва, он не просит помощи у всевышнего. Он не богоборец — богу он «параллелен». А потому бог может «спихнуть» Мастера в ад, а может «втянуть» в сонм святых. Христос пришёл с неба ангелом, который принёс Марии Благую Весть, и после смерти вознёсся на небо. А Мастер, как идол, вырос из камней и корней — и ушёл в камни, в глубины и в недра. Как Полюд, как Ермак, как Салават Юлаев. Как множество уральских мастеров — литейщиков, механиков, камнерезов, сплавщиков, рудознатцев, чьи могилы затерялись.

Плотины Леонтия Злобина до сих пор держат пруды в Екатеринбурге, Ревде, Невьянске, Тагиле, — а где могила мастера? По дороге Артемия Бабинова и сейчас ещё иногда проезжают, но уже не могут вспомнить, где схоронили землепроходца: то ли в Верх-Яйве, то ли в Усть-Боровой. Кто не слышал о «велосипеде Артамонова» — «дурацком двухколёсном костотрясе» (так написано в полицейском донесении), а могилу Артамона Кузнецова, тагильского изобретателя, потеряли на кладбище в Суксуне. Мастера уходят в землю, в хтонь, в «уральскую матрицу», и кресты на их могилах не могут устоять — в чёрством суглинке, будто в зыбком болоте.

За образцом Мастера следует обращаться всё к тому же неиссякаемому источнику: к сказам Бажова. В Даниле и воплощён архетип уральского Мастера. Хотя, конечно, Бажову, который писал «Малахитовую шкатулку» в годы Большого Террора, приходилось учитывать идеологические установки своего времени. «Пролетарская культура» во многом базировалась на облагороженной народной культуре, а точнее — на маргинальной, «приблатнённой». Отторженность Данилы от христианской традиции, от «веры отцов», Бажов реализовал в виде сиротства — любимого мотива жалостливых песен попрошаек и уголовников. А заводчик, с которым у мастера не должно было возникать особенных конфликтов (зачем заводчику «давить» мастера — «резать курицу, несущую золотые яйца»?), превратился в злобного тирана и самодура, как и положено при классовом подходе к литературе. Но суть понятия «Мастер» Бажов сберёг и донёс.

Мастер — это квинтэссенция уральского понимания мира и человека. Наведённый фокус «уральской матрицы». «Культурообразующая фигура», которая отформатировала уральский космос и уральский миф. Но происхождение Мастера — не хтоническое и не божественное.

Мастер «начался» с культа труда, который на Урал принесли беглые староверы — суровые ревнители «древлего благочестия».

В 1655 году Россию расколола церковная реформа патриарха Никона. Те, кто принял реформу, — «никониане», — остались подле власти и на своих местах. А раскольники побежали во все стороны, на окраины державы. Простым крестьянам вряд ли так уж важна была аутентичность обряда (хотя, конечно, была важна). Энгельс тонко подметил, что в средневековье любое социальное недовольство могло выразиться лишь в форме религиозного неповиновения. А народу, как обычно, было, за что серчать на бояр и царя. И тайные селения беглых раскольников усыпали реку Керженец, окрестности города Повенец, студёные земли Соловецкого монастыря. Укромные места сыскались и на Урале, и немало. Это река Яик — нынешний Урал, Ирюмские болота, Весёлые горы, таёжные просторы по берегам Конды.

Раскольники бежали, словно опьянённые какими-то дикими надеждами — в «праведную страну Беловодье», в «Опоньское царство», на «блаженные острова Макарийские», в «чудный град Веденец». Кстати, раскольничьи предания о Макарийских островах и городе Веденец послужили причиной известного мифа о том, что Венеция стоит на столбах из уральской лиственницы. Хотя 400 тысяч лиственничных столбов были забиты в дно Венецианской лагуны в VI–X веках нашей эры, когда про Урал никто ещё и не слышал. Миф о Венеции — очередное «чудо преображения»: как с ариями и Заратустрой.

Во второй половине XVII столетия на Урале кипели лютые раскольничьи страсти. В Соликамске и Верхотурье, по пути в ссылку, проповедовал Аввакум. Спустя годы, в низовьях Печоры, в городе Пустозёрск, Аввакум был «посажен в сруб», а потом сожжён заживо. Но в срубе он просидел долго, и к нему пробирались местные расколоучители. Они разносили «аввакумов завет» по всем слободам и скитам Урала. С благословения Аввакума пылали страшные «гари» — массовые самосожжения. Огнища зажигали руки восприемников Аввакума.