Игорь Кром - Мемориал

• Название: Мемориал
• Автор: Игорь Кром
• Жанр: Ужасы и Мистика

Для чего человеку дана жизнь? Что есть смерть, и как она связана с жизнью? Чем отличается живой человек от мёртвого? Что значит — заглянуть внутрь себя, и какая для этого нужна сила? На эти вопросы каждый отвечает сам. Одни уже рождаются с интуитивным знанием ответов. Другие ищут их всю жизнь. А некоторым для того, чтобы осознать саму необходимость поиска, приходится пройти через потрясения, через страх. В этом смысле рассказ автобиографичен.

---

И тут дали залп зенитки, и сигнал воздушной тревоги огласил город.

Превозмогая боль, я вскочил и снова бросился бежать. Рядом взвизгнули тормоза. Я шарахнулся в сторону. Яркий свет фар на мгновение ослепил меня. Полубезумным взглядом я уставился на бампер «Москвича», застывший в полуметре от меня.

Потом перевёл взор на изодранные в клочья джинсы.

Один за другим раздались первые взрывы. Тугая волна воздуха припечатала к земле моих преследователей. Над складами поднималось пламя.

— …ев мудак, разбегался здесь, как на «Динамо»! Спринтер херов! — бесновался водитель, высунувшись через боковое окошко.

«Наверное, определённо и вне всякого сомнения», — подумалось мне. Не обращая внимания на разъярённые гудки, я одиноко побрёл на другую сторону улицы, тупо разглядывая табличку с надписью: «Гражданский проспект».

Из Института я уезжал ещё в одиннадцать утра. Сейчас было темно. Я посмотрел на часы — девятнадцать сорок три.

Как я попал сюда? Где я был почти девять часов? Что я делал? Мне случалось иногда оказываться в похожих ситуациях — когда напивался до бесчувствия на студенческих вечеринках. Но сегодня-то я не пил!

Я повернулся и, шатаясь, зашагал налево. Страшно болели колени и локти, жгло спину. К тому же ныло только что простреленное плечо, и во рту ощущался солоноватый привкус крови. Темнота хлюпала и сочилась под ногами, мостовая таращилась пустыми глазницами открытых люков. В лицо брызнуло чисто питерским месивом из снега и дождя с болотным запахом. Время от времени Гражданский проспект озарялся заревом — где-то за спиной полыхали Митрофановские склады. Я даже не удивился этому названию: на Митрофановской площадке был склад цветных металлов «Электросилы», который я полгода охранял — до кладбищ я подрабатывал в ВОХРе. А теперь мой воспалённый рассудок скрестил этот склад с Бадаевскими продовольственными, сгоревшими в блокаду. В диком испуге и в растерянности я шагал навстречу неизвестности…

Так, на автопилоте я и вышел к метро. Неожиданно захотелось пива. Я купил бутылочку и присел тут же, на пустом ящике. Сделать удалось только один глоток — пиво отдавало бензином. Я пожал плечами и поставил бутылку на асфальт.

Кто-то потёрся о мою ногу. Я скосил глаза. Ко мне ластилась белая кошка. Она тихонько мурлыкала и покусывала мой ботинок. Я хотел погладить её по спине, но рука упёрлась во что-то твёрдое. У кошки был сломан позвоночник, и его задняя часть свободно ходила под шерстью из стороны в сторону. Я отдёрнул руку. Рядом кто-то засмеялся. Знакомый смех — откуда он у этого продавца? Я поднялся, и моя тень упала на его лицо. Как я сразу не заметил, что из-под его куртки торчит чёрный плащ? Свою шляпу он на этот раз мял в руке. Я нагнулся, взял бутылку с пивом и что было сил метнул в него. Она просвистела рядом с его головой и разбилась у ног какой-то пожилой дамы.

— Псих! — завопил продавец. — Держите его, он чокнутый!

— САМ ТЫ УБЛЮДОК. СВОЛОЧЬ, СПЕКУЛЯНТ, УБИВАТЬ ВАС НАДО ЗА ТАКОЕ ПИВО И ЗА ТАКИЕ ЦЕНЫ! ВЕШАТЬ НА ФОНАРЯХ!

— Правильно, — поддакнула какая-то старушка. — Ишь, рыло себе наел…

— Надавать по морде да пиво отнять, — посоветовал ещё кто-то. Продавец затравленно озирался. Вокруг начали собираться зеваки, но объектом их внимания был незадачливый торговец. Я оттолкнул кого-то плечом и двинулся ко входу. Спускаясь на эскалаторе, я с сожалением вспомнил, что так и оставил свой нож в глотке убитого солдата. В метро я смотрел только себе под ноги, опасаясь увидеть чёрного незнакомца в окнах вагона или узнать его в ком-нибудь из пассажиров. Реальность гнила и сползала с мира буквально на глазах. Наверное, отчаяние было написано у меня на лице, поскольку все избегали моего взгляда.

На одном из перегонов у меня закружилась голова и я, чтобы не упасть, схватился за талию какой-то девушки. Та завизжала так, словно я был привидением. Всё раздвоилось у меня перед глазами, как будто я действительно был пьян. На один момент мне показалось, что эти призрачные вторые изображения живут какой-то своей, иной жизнью. И сразу же возникло ощущение отсутствия самого поезда, я увидел со стороны себя самого, мчащегося непонятно как в свистящей пустоте тоннеля…

Я помотал головой, и всё пришло в норму. И тут что-то произошло. Что-то сломалось во мне, точно лопнула какая-то жизненная струна. И звон, звон в голове. Такой же раздавался, когда на меня на кладбище свалилась ветка. ВОТ ТЕПЕРЬ ПОЛНЫЙ ПОРЯДОК. Чёрный мерзавец приподнял шляпу в приветствии. Сразу же я успокоился. Все страхи исчезли, и мне в самом деле стало всё равно. Я решил больше никого не слышать и ни о чём не думать.

В таком настроении я и вернулся домой. Открыл дверь своим ключом, но ускользнуть от всевидящего ока Бабушки мне не удалось.

— Опять нагугорился! — воскликнула она, всплеснув руками. — Света, иди, взгляни на мужа!

Я мысленно усмехнулся, но спорить и возражать не стал. Прошёл в свою комнату и лёг на кровать. Света критически оглядела мой внешний вид, покачала головой, вздохнула и увела детей.

Такой она и запомнилась мне навсегда — отворачивающейся и осуждающей.

Я почувствовал, что засыпаю. И на этот раз не ощутил никакого ужаса и намерения бороться со сном. Организм нуждался в отдыхе, и это было главное.

Неожиданно под одеяло ко мне скользнул Безумный Кот. Это меня растрогало. Восемнадцатилетний сиамец редко выражал свою привязанность к людям. Вся его жизнь прошла в ночных воплях и борьбе. Он боролся с другими котами и собаками, которых он пережил. Спасался от преследующей его Бабушки, когда она хотела наказать его за крики. А теперь ещё и постоянно убегал от Гоблина и Татки.

Безумный Кот устроился у меня под мышкой и замурлыкал. Я обнял его покрепче. Жена закрыла дверь в комнату, и я почувствовал, что задыхаюсь. Густой дым стелился по земле, ядовитые клубы проникали в лёгкие. Патруль остался там, где его застигла бомбёжка, но его судьба меня не интересовала. Левая половина шинели сочилась кровью, которой я потерял очень много. Поняв, что до дома мне не добраться, я стал озираться в поисках убежища.

Неподалёку проходило товарное ответвление Варшавской железной дороги, и у переезда стояла заброшенная будка стрелочника. Дверь, выбитая с петель, давно заколоченные фанерой окна, пыльная пустота внутри. Ничего особенного, раньше я никогда её не замечал. Но сейчас…

Сейчас внутри будки горел загадочный, холодный мертвенно-синий свет. Горел тревожно, всполохами, выбиваясь из щелей и дверного проёма, и зрелище это было настолько заманчивым, что я, перестав зажимать рукой рану, сделал несколько шагов по направлению к ней.

Оттуда выбежал ручеёк синего огня, обвился вокруг меня и скользнул через дыру в шинели на левое плечо.

Кровь сразу же свернулась и запеклась, боль отпустила, а внутри себя я ощутил неистовую, неистощимую силу.

Я шагнул внутрь.

Широкая мраморная лестница, покрытая пушистым красным ковром, вела вниз.

Что-то шевельнулось слева, и я резко обернулся. Там стояла моя мачеха и улыбалась мне гниющим разрезом на шее. Я тоже улыбнулся ей, и она медленно опустилась на одно колено, указывая руками на лестницу.

— Ты хочешь, чтобы я прошёл по ней? — спросил я. — Изволь…

Она растаяла в воздухе, едва я ступил на первую ступеньку. Не оглядываясь, я зашагал вниз. Сзади меня сворачивался в рулон ковёр, и ступеньки превращались в дым.

Я уже ожидал увидеть внизу роскошный зал, соответствующий этой лестнице, где в центре, на троне из человеческих костей, восседал бы сам Сатана. Или что-нибудь ещё в том же духе. А очутился всего лишь в какой-то маленькой комнатушке, где у большой, полыхающей синим огнём печи хозяйничала седая, косматая и грязная старуха. Стены этой комнатушки ритмично сжимались и разжимались, издавая при этом странно знакомые глухие звуки.

Откуда-то с притолоки мне на шею спрыгнула белая кошка и стала обнюхивать набухший от крови рукав. Старуха повернулась ко мне, и её глаза вспыхнули таким же синим светом, как и разведённый ею огонь. Она склонила голову набок, и седые пряди волос упали ей на лицо. На пол посыпалась перхоть. Когтистая бородавчатая не то рука, не то лапа, покрытая струпьями и язвами, протянулась ко мне.

— Ведьма! — воскликнул я.

— Анатолий Костылев, — скрипучим, нечеловеческим голосом произнесла старуха. — Замри! Тебе предстоит испытание.

Давно уже никто не произносил моего настоящего имени. Я захотел крикнуть ведьме, что она ошиблась, но из глотки вырвалось только какое-то нечленораздельное заикание, и я оцепенел, не в силах пошевелиться.

— Каким ты хочешь быть дальше — живым или мёртвым? — обдала она меня зловонным дыханием, приблизившись вплотную.

Я не мог ей ответить. Язык одеревенел и не слушался.