Юлиу Эдлис - Черный квадрат

• Название: Черный квадрат
• Автор: Юлиу Эдлис
• Жанр: Русская классическая проза

---

С Борисом Рэму Викторовичу не часто доводилось поговорить - приехав из Москвы, тот тут же забирался в мезонин, отведенный ему под мастерскую, и до самого вечера не спускался оттуда, да и за ужином был не слишком общителен. Но с Сашей, судя по всему, они умели обходиться и без слов.

И уж о чем они, Рэм Викторович с Борисом, никогда бы и не заговорили, так это об Ольге. Как, естественно, и с Сашей.

Недели за две до отъезда - уже и виза в паспортах стояла, и билеты были на руках - Борис совершенно неожиданно и как о чем-то само собою разумеющемся и просто упущенном в предотъездных хлопотах, спросил Рэма Викторовича:

- Так когда же мы к деду-то, невидимке, наведаемся? Времени осталось всего-ничего.

Вопрос застал Рэма Викторовича врасплох - за заботами последнего времени: переселением на дачу, все близящимся отъездом дочери, за невеселыми мыслями о том, как же ему теперь жить одному, он совсем позабыл о своей же идее свезти Бориса к Анциферову, да и о самом Анциферове было недосуг вспоминать.

- Когда?..- переспросил он растерянно, на что Борис ответил чисто по-анциферовски - тоном, не допускающим разнотолков:

- Да хоть завтра, с утра пораньше.

Хотя у Рэма Викторовича все еще была на ходу, с грехом пополам, старая, дребезжащая всеми суставами "Волга", он предпочел поехать в Переделкино на электричке - боялся кольцевой дороги, узкой и опасной. С электрички на метро, из метро опять на электричке,- и через каких-нибудь полтора часа были в Переделкине. На этот раз Рэм Викторович пошел, минуя вопреки давнему обыкновению кладбище, прямо, коротким путем к дому ветеранов.

Всю дорогу в поезде Борис молчал, рисуя что-то карандашом в большом блокноте, с которым никогда не расставался, и когда Рэм Викторович попытался поговорить с ним об Анциферове, чтобы как-то подготовить к встрече с дедом если тот ему и вправду дед, в чем ни у одного, ни у другого не было полной уверенности,- Борис прервал его на полуслове, не подымая на него глаз:

- Не надо, Рэм Викторович, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.И вновь уткнулся в свой блокнот.

Все те же укрывшие лица полотнищами "Правды" старики и старухи на скамейках перед входом, все та же садовница в выцветшем синем халате, копошащаяся у цветочной клумбы,- казалось, жизнь тут остановилась, впала в спячку, часы отмеривают время давно минувших, канувших в непроглядное прошлое дней.

В вестибюле им навстречу встал из-за столика с двумя на нем телефонами городским и внутренним - вахтер в офицерском кителе со споротыми погонами, преградил путь к лестнице.

- Вы к кому, товарищи?

- К Анциферову,- объяснил Рэм Викторович и двинулся было дальше.

У вахтера округлились почему-то глаза, удивление смешалось в них с подозрительностью.

- Одну минутку, товарищи, одну минутку! Без разрешения начальства никак нельзя. Сейчас я его вызову, а уж как оно посмотрит...- Набрал трехзначный номер, сказал торопливо в телефонную трубку: - Антон Сергеевич?.. Извиняюсь, Сидоренко докладывает. Тут товарищи пришли к...- Прикрыл трубку ладошкой, сообщил вполголоса, будто поверяя государственную тайну или предупреждая о нежданно нагрянувшей опасности: - К товарищу Анциферову. Да! Вот именно что...- Выслушал ответ начальника, положил трубку на рычаг, сказал сухо, словно бы ставя Рэма Викторовича на место: - Ждите. Антон Сергеевич сами выйдут, разъяснят по форме.

Антон Сергеевич, двух минут не прошло, тут же появился из боковой двери, пошел к посетителям твердой, вышколенной походкой, выдававшей в нем, несомненно, тоже военного в недавнем прошлом человека.

- В чем дело, товарищи? - спросил строго, переводя взгляд с Рэма Викторовича на Бориса. Как бы смягчая официальный тон, представился: - Овчаров Антон Сергеевич,- но руки подавать не стал.- Вы к кому, собственно говоря?

Это "собственно говоря" почему-то ужасно оскорбило и вывело из себя Рэма Викторовича.

- Собственно говоря, к товарищу Анциферову, и не в первый, заметьте, раз, и никогда...

Овчаров не дал ему договорить:

- Кто вы ему будете, разрешите узнать?

- Фронтовой друг! И какое вам до этого дело?! А это,- указал рукою на Бориса,- его внук, и я не понимаю...

И не столько увидел краем глаза, сколько догадался, как Борис на это усмехнулся той самой анциферовской усмешкой - едкой, холодной.

Овчаров подозрительно покосился на обоих:

- Если фронтовой друг, а тем более еще и близкий родственник, как же вы оба не в курсе?..

- Не в курсе чего? - не понял его Рэм Викторович.

- А того, что умер он, ваш друг. Уже два месяца как умер. И похоронили сразу. Все по распорядку. На похороны, как положено, не приехали, а теперь вынь да положь вам фронтового друга.

- Ну, ну! - резко оборвал его Борис и посмотрел ему глаза в глаза тем взглядом, который Рэм Викторович знал за одним Анциферовым: так, будто за ним стояла некая сила и воля, для которой Овчарова и не существует.

И Овчаров это разом почувствовал, повторил уже совершенно другим, мало не искательным тоном:

- И похоронили, все честь по чести. Даже пытались отыскать родственников, но...

- Умер?..- не мог прийти в себя Рэм Викторович.- Как же так?!

- А как все умирают, закон, можно сказать, жизни, да и было ему чуть ли не за девяносто,- пожал с намеком на печаль плечами Овчаров.- Личные вещи сохранили, опечатали, если желаете, можете взять. Только документ по форме потребуется. А на могилу свести - хоть сейчас, сам и проведу, у меня как раз обеденный перерыв.

Они пошли по заросшей пожухлой травой узкой тропе низом кладбищенского холма - Овчаров впереди, за ним Борис, следом Рэм Викторович.

Овчаров на ходу что-то объяснял насчет кладбища, и в его голосе слышалась гордость толкового администратора за вверенное ему хозяйство, за то, в каком порядке оно содержится, на ходу читал надписи на могильных камнях и пояснял, словно хвастаясь, какие достойные, при жизни на высоких должностях, люди под ними лежат.

Оказавшись в середине кладбища - "коммуналка", вспомнил Рэм Викторович, как называл его Анциферов, и ему вновь пришло на ум, что эти надгробные камни, неотличимые один от другого, похожи на стадо черных овец, согнанных на заклание,- Борис присвистнул от удивления и неожиданности и долго молча озирался вокруг, будто пытаясь запомнить все это навсегда.

- Ну вот,- остановился Овчаров у могилы Анциферова,- отвели лучшее место, учитывая, что покойный товарищ Анциферов, говорят, на самом верху исполнял обязанности. Хотя нам тесно стало здесь, и не знаешь, где хоронить, а расширяться - площади нет.

- Бумаги какие-нибудь после него остались? - неожиданно спросил Борис.

- Бумаги,- сухо и официально отозвался Овчаров,- передали кому следует, по форме.- Помолчав, сказал так, будто был не уверен, что это можно доверить посторонним, пусть даже фронтовому другу или близкому родственни

ку: - Тут такая закавыка еще была... Он умирал при полном сознании и все ждал кого-то, кому то ли завещание свое хотел передать, то ли распоряжение насчет захоронения...

- Меня...- скорее самому себе, чем Овчарову, сказал Рэм Викторович.- Меня он ждал... а я - на даче...

- Ну вот, а вас нет и нет... Тогда он пригласил меня, как главного ответственного по дому ветеранов, и потребовал... именно, что потребовал, а не попросил! И так, знаете, будто приказ отдавал, видать, в больших был начальниках когда-то!

- Что потребовал? - тоже не спросил, а, как дед, приказал дать отчет Борис.

- А насчет надписи на плите - видите, как у нас: обязательно дата членства в партии - член КПСС с такого-то или такого-то года...

- Ну и?..- настоял Борис.

- Я даже поначалу и понять не мог, чего он хочет! Сказал, даты поставьте, но обязательно чтобы никакого, представьте, КПСС!

- Ну а вы?

- Так не положено! Да и в какой партии, получается, он состоял?! Другой-то у нас никакой и нету. Сделали по форме, как у всех.

На черном граните свежей еще, не осыпавшейся бронзовой краской было выведено: "Член КПСС, 1924-1987".

- Понятно,- сказал не то с насмешкой, не то с печалью Борис.- Службу знаешь, командир.- Повернулся к Рэму Викторовичу: - Пошли, делать тут больше нечего.- И первым направился в сторону станции.

В электричке, на обратном пути, они не обмолвились ни словом.

И только неуместным и бездушным показалось Рэму Викторовичу то, что, не успев занять место у окна, Борис вытащил свой блокнот и принялся в нем рисовать что-то.

- Не берите себе в голову, Рэм Викторович,- вдруг сказал Борис, не отрываясь от рисования.- Не было у меня дедов, да и быть не могло, уж не взыщите. Я ведь подкидыш, мне и имя-то в детдоме дали. А что поехал с вами так вам же и хотелось этого. Ну разве еще из любопытства - а вдруг?..- И, перевернув страницу блокнота, принялся за новый рисунок.

27

Телефона в квартире, которую Ольга в кои веки получила - и тоже у черта на рогах, где-то в Конькове,- не было, и Рэму Викторовичу позвонить ей было нельзя. Да он и решил про себя, что после той сцены на проводах Нечаева, что ни говори, а обидной и оскорбительной для него, звонить и не станет: зачем, что они могут друг другу сказать?.. Не выяснять же отношения, на которых она так решительно, раз и навсегда, поставила крест!