Беркем Атоми - Чиста пацанская сказка - 2

• Название: Чиста пацанская сказка - 2
• Автор: Беркем Атоми
• Жанр: Фэнтези

Пришла в голову блажь — изродить фэнтези. Слюнявое, восторженное, эльфики-гномики, прынцессы с дракончиками. Набилось вот что. Честно говорю, не знаю — добью, нет ли. Пока идет вроде.

---

Длинный фраер, возмущенно сверкая глазами, вернул свою бестолково сучащую конечностями супругу в вертикальное положение и с поднятой тростью подступил к слабо копошащемуся в пыли карманнику… Ага, брателла, не все коту масленница… — посочувствовал бедолаге Марат. — Ты, по ходу, не особо удачно приземлился, да щас еще от этого огребешься. Ну че, кинуть тебе поддержки… Рассчитывая снять с ширмача немножко инфы по местной братве, Марат попытался вытянуть в сторону событий третью руку, но обломался: аджну-баха, находившаяся в сложных отношениях со спиртным, работать отказалась… Ну и хрен с ым. — не обиделся Марат. — Встанем да ножками подойдем; чай, не бары…

— Ой-вэй! — прикалываясь, заголосил Марат с йоббитским прононсом, подавая руку встающей бабе длинного. — Какой цорэс, надо же себе! Вы таки не ушиблись, дорогая госпожа? Ваш супруг, я вижу, остался несокрушим, да, есть еще крепкие мужчины…

Фрау Диркшнайдер, тут же ставшая томной и ранимой, повисла на руке галантного чужестранца всей своей тушей, а тупой кантор расплылся до ушей, забыв о несчастном карманнике:

— Данке, данке, молодой госпоттин… Песопрасие, фы сокласны? Приличному тойфелю уше по улитсе не пройти! Киттаются тут фсякие!

— Ой, а что с этим несчастным?! — округлил глаза Марат, с трудом отцепляясь от томной канторши — Вы только себе гляньте! Он не может встать, он ушибся!

— Охота фам, прафо, фоситься со всяким туммкопфом. — фыркнула канторша, обиженная переносом внимания. — Это же есть Бух, пывший органист. Фот уфитите, сейчас он фстанет и пудет клянтчить у фас пфенниг…

— Бух?! Точно, Бух… — скривился кантор. — Как это я сразу не токатался… Пойтем, торокая. Еще расс данке, герр чужестранетс.

Слащаво улыбаясь вслед удаляющейся парочке, Марат нащупал у возящегося внизу тойфеля ворот и рывком придал ему вертикальную ориентацию. Точно, синяк. Запах от постоянно бухающих ни с чем не спутаешь — перегар позавчерашний, вчерашний, свежак, плюс вонь похмельного пота от несвежих одежд… Сука! — разочарованно сплюнул Марат. — Обычный синяк! Чтоб ширмач так вонял — скорее уж мента в рай пропустят. Ладно. Хоть шерсти клок, а снять надо…

— Ну ты че, э? А ну стой прямо.

— А чо? Че фам с меня нато, уфашаемый? — щуплый тойфель собрал кожу на пропитой морде в жалобную гримасу. — Фам-то я че стелал? Хфатаете, трясете староко польного тойфеля… «Стой туда, стой сюта»… Я уше отслушил срочную, чтоп фы знали…

— Не ной, а то ща как печень подлечу. — мирно предложил Марат, заметив, как цепко обшаривают его глаза бухарика. — Пошли, налью кружечку, товарищ Бух. Хе, «Бух»… Тебя не Арик звать?

— Найн. Ёхан Севостьяныч, попрошу… А че?

— Да так… В цвет бы вышло. — Марат вернулся за столик и выпнул из-под него еще один табурет. — Падай, Бух. Вон, там есть еще, залей трубу.

— Фот это труккое тело. — удовлетворенно пробормотал синяк, благоговейно цепляя кружку дрожащей клешней. — Так я допью? Данке… Фсекта рат растелить стол с культурным… а фы, кстати, ис каких мест, уфашаемый?

— Из Цвайбире. — отрезал Марат, сигналя девке насчет пары пива.

— Ну, ис Цвайбире так из Цвайбире, мне-то, сопстфенно, какая петшаль…

Девка шваркнула об стол двумя кружками, глядя на Марата, как прокурор… Не, Лисхен права, на фсе сто! Все мушики — казлы! А как сначала-то — и посмотрел прафильно, и «майне-кляйне», а я-то, дура! уш и подмылась, и синяк замазала… Дура я, дура! Щас путет все как всекта — парочку, еще парочку, шнапсику, еще шнапсику — и все…

Прошел час с четвертью. Вывернутый наизнанку Бух был уже не рад холявному пиву, и тоскливо поглядывал по сторонам, но сдриснуть не решался: отчего-то ему не хотелось вызывать неудовольствие странного чужака. Внезапно что-то словно укололо его в спину, и Бух обернулся, сразу заметив увешанную покупками дочку фюрста, решительно направляющуюся к пивной.

… Не, Лисхен права, на фсе сто! Все мушики — казлы! На пять минут, букфально на пять минут отойтешь — и фот, пошалуйста! Сидит халкает пифо с самым пропащим забулдыгой во всем Ихбинкранке, и обтекает слюнями на эту толстожопую сучку!

Странное дело: застанный на месте преступления супруг не втягивал шею в плечи, как это заведено у тойфелей, пойманных женами за распитием пива. Напротив, приветливо улыбнувшись супруге, фон Цвайбире снова отвернулся к пропойце, и… О ужас! Облегчил семейную кассен на четвертак, тут же сгинувший в запьянцовских лохмотьях.

— Вот, держи аванс. Каждый понедельник здесь, так же перед этим вашим намазом… Если прожду больше пяти минут — ноги вырву. Вкурил, классик?

Поклонившись дочери фюрста, довольный забулдыга исчез. Фрау фон Цвайбире, недружелюбно покосившись на неосторожно дергающуюся занавеску подсобки, уперла руки в боки и набрала воздуху для первого в ее семейной разбора полетов, но, вследствии мощного рывка, очутилась на колене мужа, и воздух пришлось выпустить понапрасну.

— Ты че это распушилась, а, мать? — добродушно поинтересовался Марат. — Ты это даже не думай, крапивы-то враз наломаю. И вразумлю, мать, ей-ей.

Потерявшая дар речи фрау только открывала и закрывала обессловевший рот: «Как это — крапивы? Женщину — крапивой?!», но муж, сменив интонацию, уже строго отчитывал ее за «долгое шляние» черт знает где, и ее решимость куда-то делась, тем более, что в ворчании проскочило «пошли, выберешь» и «подарочек, раз такое дело».

— А кутта пойтем? Гольдшмидт уше сакрыл сфою юфелиирку…

— Да тут рядом. — бросил через плечо Марат, сворачивая к крыльцу, с которого полтора часа назад так красиво спикировал Бух.

Хозяин ломбарда Гулькенхренст в людях разбирался; и, как любой умный человек, имеющий собственное (ну, напополам с герром Фексельперком; почти напополам) дело, информацией, что называется, владел. Не успела еще полностью распахнуться дверь, как старый пройдоха уже понял, как надо себя вести, чтоб нажить с нового посетителя денег, а не проблем… Новый цвайбирский авторитет… Наслышаны, как ше… Неотесанный грубиян с варварской стороны. Как-то справился с драконом, и теперь «гуляй, рванина — однова живем!»… В схему, правда, не очень укладывался совсем нешуточный лавандос, привезенный, по слухам, пришлым варваром; однако таково уж варварское обыкновение — то награбят полный кешер, то ходят бычки досасывают и лопушком подтираются… Фпрочем, лопушком они подтираются фсекта… — приветливо улыбнулся Гулькенхренст новому клиенту:

— О, какой прияттный визит! Сам фюрст фон Цвайбире! Да с супругой! Какая тшесть тля мой маленький заведений! Не укотно ли присесть, уфашаемые?

— Укотно… — расплывшись в туповатой ухмылке, передразнил тойфеля Марат.

Тойфель что-то прошипел тупо вылупившимся на гостей охранникам, молодым здоровенным свиссерам в одинаковых новых камзолах синего сукна. Те бросили дубины и ломанулись за стульями, едва не снеся полконторы. Дождавшись, когда «фысокие гости» рассядутся, Гулькенхренст отослал быков на улицу, выдернул из-за своей конторки трехногий табурет и скромно опустился на его мягкое сиденье, все это время не затыкаясь ни на секунду — и как он рад, и какие чудесные финансовые продукты появились в спектре услуг, оказываемых его ломбардом, и как он опять-таки рад, и что бы делали финансисты без крепкой власти, обеспечивающей покой и процветание, и в каком неоплатном долгу…

— Вот в этом месте поподробнее… — сладко улыбнулся варвар.

— Что имеет в виду мой коспотин?

— Неоплатные долги. — жизнерадостно улыбаясь, высокий гость вытащил из кармана сложенный вчетверо пергамент, расправил его и шлепнул об конторку перед Гулькенхренстом. — Не растолкуете мне, дорогой камрад, как образовалась процентная часть долга вот по этой закладной? Механизм начисления интересует.

Почуяв нехороший ветерок в теплом гульфике, Гулькенхренст тем не менее бодро схватил бумагу и принялся наводить тень на плетень, понимая, однако, что выходит как-то не совсем убедительно… Чертов Шнобель, старый пень! Приучил меня, со своими телячьими мозгами! Черт!..

С процентами он и впрямь неслабо там намудил, а че, кто бы не намудил — че ни пишешь, старый Шнобель только крякает да выкатывает; крякает да выкатывает… Годами, годами ведь! Ну кто бы тут не расслабился?!.. Ладно хоть открытой борзоты нет, почти не от фонаря цифры рисовались… Эх, тщательнее надо, герр Гулькенхренст… Да и что он мне сделает, в конце-то концов… — подавил остатки паники финансист и уверенно закончил:

— … таким образом, задолженность глубокоуфашаемого фюрста на секотня состафляет триста семьтесят семь монет сорок пфеннигофф. Конечно, глубокоуфашаемый фюрст Шнобель может сакрыть эту дебиторку ф люпое утопное тля него фремя…

— Триста семьтесят семь? — с непонятной игривостью осведомился молодой фюрст, весело глядя на финансиста.