Виталий Гладкий - Меченые злом

• Название: Меченые злом
• Автор: Виталий Гладкий
• Жанр: Боевик

Провинциальный город захлестнула волна заказных убийств, среди жертв – мэр, его водитель и близкий друг майора угрозыска Чистякова инвалид чеченской войны Завидонов, в чьей квартире неожиданно обнаружена крупная партия наркотиков. Обстоятельства указывают на причастность к убийству подростков. Найти преступников для майора – дело чести. Расследование осложняется: наркодельцы вычислили, что героин похищен мелким воришкой Саюшкиным, и идут по его следу, еще более затрудняя проведение операции.

---

Говорили, что свое название этот мини-театр социалистического фарисейства под открытым небом получил буквально на следующий день после открытия. В те далекие послевоенные времена в городе существовало много различных банд, одна из которых называлась "Черная кошка". Какой-то шутник за день до торжественного открытия агитплощадки в ночное время нарисовал углем на свежевыкрашенной белилами ракушке сцены огромного черного кота с усами метровой длины.

С той поры к ней название и приклеилось. Намертво. А черный котище, как его ни уничтожали, регулярно появлялся на ее стенах при всех коммунистических правителях.

День выдался сухим и солнечным, потому "Черная кошка" не пустовала. Высокие трибуны защищали посетителей злачного заведения под открытым небом от ветра, и в амфитеатре было уютно и тепло. Саюшкина встретили приветственными возгласами. Он считался здесь своим человеком.

– Пришоединяйшя, – пригласил его старый шаромыжник Муха, худой и облезлый, как мартовский кот, широко улыбаясь большим беззубым ртом; он шепелявил. – Мы тут азовшкую кильку доштали – пальчики оближешь. Швежего прошола.

– Ты принес пиво!? – обрадовался компаньон Мухи, круглолицый Пятак; у него была абсолютно лысая голова с блестящей кожей шафранового цвета. – Ну, лафа, чтоб я так жил!

– И водку… – Леха поставил на бетонную ступеньку полиэтиленовый пакет с бутылкой водки и немудреной закуской, а также двухлитровый пластиковый баллон с пивом – Этого добра у нас завались. Мы тут самогонкой разжились клевой. Полная трехлитровая бутыль, – вступил в разговор Фигарь, нескладный мосластый тип с неподвижным ледяным взглядом, достающим до печенки. – А вот пиво в самый раз. После тюльки жажда мучит.

Саюшкин немного побаивался этого бомжа, не похожего на других. Впрочем, Фигарь был скорее бич – бывший интеллигентный человек, нежели бездомный бродяга. У него имелась даже однокомнатная квартира – голые стены, колченогие табуреты, стол-инвалид и кровать с панцирной сеткой, застеленная вместо покрывала переходящим красным знаменем победителей соцсоревнований, от времени и грязи ставшим коричневым и лоснящимся.

В свое время Фигарь[1] окончил юридический институт и работал в милиции, но его оттуда с треском выперли за какие-то крупные прегрешения; хорошо, что не посадили. Через некоторое время бывший мент, превратившийся в безработного, спился, от него ушла жена, забрав все ценные вещи и мебель, а соседи перестали подавать руку. Леха не доверял Фигарю и старался встречаться с ним пореже.

Саюшкину полегчало только после второй порции. Пили из хлипких бумажных стаканчиков – дань новому времени. Тюлька и впрямь оказалась выше всяких похвал: довольно крупная, жирная, малосольная, с неповторимым запахом морской свежести.

Леха расслабился и кейфовал, развалившись на подстилке из остатков большого картонного ящика. Собутыльники о чем-то неторопливо болтали, натужно жужжали вялые осенние мухи, которых едва не летняя теплынь выгнала из щелей и дупел, куда они прятались от ненастья и ночных холодов, а в небе порхали какие-то птички, собираясь в стайки для отлета в заморские края. Голова стала восхитительно пуста и легка словно пушинка, а жизнь казалась не только сносной, но даже радостной.

– У тебя проблемы? – с нарочитой небрежностью спросил Фигарь, облизывая жирные от тюльки пальцы.

– С чего ты взял? – насторожился Саюшкин.

От сонного, расслабленного состояния не осталось и следа. Он поднял глаза на Фигаря.

Тот осклабился, но его пустой, ничего не выражающий, взгляд невольно вызывал душевный трепет. Казалось, что бывший мент вставил в глазницы непрозрачные линзы.

И тем не менее, Леха по прежним встречам знал, что опустившийся дальше некуда Фигарь подмечает малейшие детали в окружающей обстановке. Даже в таком состоянии он до конца не растерял навыки сыщика, за годы работы в угрозыске въевшиеся в кровь и плоть.

– Да так… Наверное, показалось… – Бывший мент потянулся до хруста в костях. – Плеснуть? – Он взял в руки бутыль с самогоном.

– Не надо. Что тебе показалось? – не отставал Саюшкин.

– Значит, в этот раз не желаешь составить компанию. – Фигарь будто и не слышал вопроса.

– Придется в гордом одиночестве… – Он налил себе полстаканчика. – Фирменный продукт.

– Бывший мент выпил врастяжку и крякнул. – Забористый… блин! Муха, подай огурец!

Мерси, – поблагодарил он не без галантности.

Фигарь с хрустом разгрыз большой соленый огурец, порыжевший еще в поле.

– Что характерно, времена давно изменились, а социалистический принцип засолки овощей сохранился, – продолжил он, с философским видом рассматривая огрызок огурца.

– Кто бы мне сказал, где такие лапти произрастают? Почему их не отдают свиньям на корм, а складывают в бочки? Ведь огурцы внутри пустые.

– Это называется переходный период, – объяснил Саюшкин. – Чтобы народ, случаем, не объелся маленькими и вкусными капиталистическими корнишонами.

Он больше не стал просить бывшего мента растолковать его загадочный и тревожный намек. Неужели по мне видно, что я волнуюсь? – подумал Леха с раздражением. Нужно прекращать этот мандраж. Иначе можно из-за нервов здорово и совсем некстати влипнуть.

– В самое яблочко, – с удовлетворением прищурился Фигарь. – Я бы никогда не додумался.

А ты парень не промах. Котелок у тебя варит.

– Ага, это Балабаниха варит, зараза! – возбужденно и радостно вмешался в разговор Пятак.

– У нее такая ханка[2]… во! – Он показал большой грязный палец. – Бля буду!

Он был глуховат и из-за этого физического недостатка часто попадал впросак.

– Глухая тетеря… – Фигарь потрепал Пятака по плечу. – Лакай, братан, пока жив! На наш век пойла хватит. А после нас хоть потоп.

– Пашпорт надо получить, – сказал, что называется, ни к селу, ни к городу, Муха, до этого сидевший в задумчивости. – Ходил в ателье, чтобы фотки шделали, так они меня выгнали.

Я что, не человек!?

– Зачем тебе паспорт, орясина? – удивился Фигарь. – Когда сдохнешь и без документов зароют.

– Ты умный мужик, а говоришь глупошти. Мне пеншию обещали дать. А без документов там никак.

– На кой ляд тебе пенсия? Ты пропьешь ее за один день.

– А я, может, хочу! И никто мне не запретит. У меня и медали были… за труд. Не веришь?

– Эка невидаль – медали! – саркастически ухмыльнулся бывший мент. – Их сейчас на рынке продают. На вес. Бери, сколько душа твоя желает.

– Замолчи! – крикнул Муха, стиснув кулаки. – Не шмей! Я работал! Был передовиком! У меня шемья была… дети… – Пьяная слеза покатилась по закаменевшим морщинам его лица. – Я был как вше…

– Ты чего это, друган!? – встревожился Пятак. – Болит что?

– Болит… – глухо сказал Фигарь. – Душа у него болит. Или что там еще осталось… Пропади оно все пропадом!

Саюшкин тоже пригорюнился. За компанию. Чтобы спрятать от всех где-то внутри торжествующий живчик, который, пританцовывая, орал: "А я не такой! А у меня скоро бабок будет валом! И уеду я отсюда… далеко! И-эх! Пропадай моя телега, я куплю себе авто!" – Леха, а ты не хочешь в туалет сходить? – спросил Фигарь спустя некоторое время.

За этот час они успели с горя пропустить по паре стаканчиков, и теперь весь мир казался Саюшкину сплошным праздником – нет, скорее карнавалом, как в Рио-де-Жанейро – на котором он был главной фигурой. Даже злость на Верку поутихла, растаяла, и Леха начал всерьез подумывать, как наладить с нею прежние отношения.

– Нет, – беззаботно ответил собачий вор. – Я ведь пиво почти не пил.

– А ты сходи, парнишка. Очень советую.

– С какой стати? – Леха с удивлением воззрился на бывшего мента.

– Ты умеешь держать себя в руках? – вопросом на вопрос ответил Фигарь.

Он был таким серьезным, что Саюшкину вдруг стало не по себе.

– Ну… наверное…

– Тогда соберись и выслушай, что я тебе скажу. И ни в коем случае не дергайся! Сиди смирно, не верти головой, смотри на меня и улыбайся. Понял?

Фигарь сказал это негромко – так, чтобы услышал только Леха.

– Да, – кивнул Саюшкин. – Понял.

На самом деле он ничего не соображал. Но мрачный взгляд бывшего мента не сулил вору ничего хорошего, а потому Леха сразу отрезвел.

– За тобой следят, парнишка, – просто и буднично сказал Фигарь.

Саюшкин как будто и не удивился. И даже не дернулся. Он сидел, глядя на собеседника каким-то отмороженным взглядом. Нет, Леха не был твердокаменным и уравновешенным как советский разведчик Штирлиц. Он просто закаменел. И не столько от неожиданности, сколько оттого, что его самые худшие предположения начали сбываться.

– Ты чего молчишь? – спросил бывший мент.

– Кто-о-о? – наконец длинно выдохнул вор.

– Двое деловых. Так, ничего особенного. Мелюзга. Однако "перо" вставить в бок могут запросто. Я их не знаю, говорю из собственно опыта. Судя по внешнему виду, это мелкие, но очень опасные пакостники. Они глаз с тебя не сводят. Это меня и насторожило.