Агата Кристи - Роза и тис

• Название: Роза и тис
• Автор: Агата Кристи
• Жанр: Современная проза

Хотя этот роман вышел в 1947 году, идею его писательница, по собственному признанию, вынашивала с 1929 года. «Это были смутные очертания того, что, как я знала, в один прекрасный день появится на свет». В самом деле, точно сформулировать идею книги сложно, так как в романе словно бы два уровня: первый – простое повествование, гораздо более незатейливое, чем в предыдущих романах Уэстмакотт, однако второй можно понимать как историю о времени и выборе – несущественности первого и таинственности второго. Название взято из строки известного английского поэта Томаса Эллиота, предпосланной в качестве эпиграфа: «Миг розы и миг тиса – равно мгновенны».

Роман повествует о юной и знатной красавице, которая неожиданно бросает своего сказочного принца ради неотесанного выходца из рабочей среды. Сюжет, конечно, не слишком реалистичный, а характеры персонажей, несмотря на тщательность, с которой они выписаны, не столь живы и реальны, как в более ранних романах Уэстмакотт. Так что, если бы не их детализированность, они вполне бы сошли за героев какого-нибудь детектива Кристи.

Но если композиция «Розы и тиса» по сравнению с предыдущими романами Уэстмакотт кажется более простой, то в том, что касается психологической глубины, впечатление от него куда как более сильное. Конечно, прочувствовать сцену, когда главные герои на концерте в Уингмор-Холле слушают песню Рихарда Штрауса «Утро» в исполнении Элизабет Шуман, смогут лишь те из читателей, кто сам слышал это произведение и испытал силу его эмоционального воздействия, зато только немногие не ощутят мудрость и зрелость замечаний о «последней и самой хитроумной уловке природы» иллюзии, порождаемой физическим влечением. Не просто понять разницу между любовью и «всей этой чудовищной фабрикой самообмана», воздвигнутой страстью, которая воспринимается как любовь – особенно тому, кто сам находится в плену того или другого. Но разница несомненно существует, что прекрасно осознает одна из самых трезвомыслящих писательниц.

«Роза и тис» отчасти затрагивает тему политики и выдает наступившее разочарование миссис Кристи в политических играх. Со времен «Тайны Чимниз» пройден большой путь. «Что такое, в сущности, политика, – размышляет один из героев романа, – как не ряд балаганов на мировой ярмарке, в каждом из которых предлагается по дешевке лекарство от всех бед?»

Здесь же в уста своих героев она вкладывает собственные размышления, демонстрируя незаурядное владение абстрактными категориями и мистическое приятие природы – тем более завораживающее, что оно так редко проглядывает в произведениях писательницы.

Центральной проблемой романа оказывается осознание И иллюзорность выбора. «Существует ли в действительности выбор? Хоть в чем-нибудь?» спрашивает героиня и не находит реального ответа на свой метафизический вопрос. Этот вопрос она задает, оставив свой сказочный замок в Корнуолле ради унизительного существования рядом с бессовестным и лицемерным «пролетарием» в запущенной комнатке в придуманном Кристи восточноевропейском Заграде (который, впрочем, расположен не в Югославии между Белградом и Загребем, как могло бы показаться, а в Словакии).

Мнения критиков по поводу достоинств романа разделились. «Романтический сахарин» – так отозвался о романе суховатый Джеффри Фейнмен. Зато Дороти Хьюз отнеслась к нему, как и к остальным произведениям Уэстмакотт, с куда большим пониманием: «Уэстмакоттовские романы столь же далеки от традиционного дамского романа, как от книги про Винни-Пуха. Вряд ли те, кто выступает с предвзятыми мнениями о них, когда-либо читали эти книги». Макс Мэллоун, весьма беспристрастный в этом вопросе, называл «Розу и тис» «самым сильным и драматичным» среди всех романов.

Впервые вышел в Англии в 1947 году.

Переведен А. Ващенко специально для настоящего издания и публикуется впервые.

---

– Вы не допускаете, что победят лейбористы?

– До выборов тысяча девятьсот сорок пятого года мы в Сент-Лу вообще не допускали такой возможности. Но теперь лейбористы не пройдут. Все графство прочно поддерживает Черчилля – заявил уверенно Карслейк. – Однако прежнего преобладающего большинства у нас уже не будет. Конечно, многое зависит от того, как пойдут дела у либералов. Между нами говоря, миссис Норрис, я не удивлюсь, если число их сторонников будет значительным.

Я искоса взглянул на Терезу. Она всячески старалась изобразить увлеченность политикой.

– Убежден, миссис Норрис, – горячо заверил ее Карслейк, – что в нашем деле вы будете великолепной помощницей.

– Боюсь, я не очень искушенный политик, – пробормотала Тереза, – Нам всем придется немало потрудиться, – произнес Карслейк бодрым тоном и вопросительно посмотрел на меня.

Я немедленно предложил писать адреса на конвертах.

– Руками я пока еще могу работать.

Карслейк смутился и опять начал покачиваться на каблуках.

– Превосходно! – сказал он. – Превосходно! Где это вас? В Северной Африке[2]?

– На Хэрроу-роуд, – ответил я.

Это его добило. Он окончательно смутился, так, что на него жалко было смотреть.

– А ваш муж, – хватаясь за соломинку, обратился он к Терезе, – он нам тоже будет помогать?

– Боюсь, что нет. – Тереза покачала головой. – Он коммунист.

Скажи она, что Роберт – черная мамба, даже тогда Карслейк не мог бы расстроиться больше. Он прямо-таки содрогнулся.

– Видите ли, – пояснила Тереза, – он художник.

Карслейк немного повеселел. Художники, писатели, что с них взять...

– Понимаю, – произнес он великодушно. – Да-да, понимаю.

– Ну вот! – с облегчением вздохнула Тереза, когда Карслейк ушел. Теперь Роберт от всего этого избавлен.

Я сказал Терезе, что она совершенно беспринципна.

Ее это нисколько не смутило. Когда пришел Роберт, она сообщила ему, какую политическую веру он исповедует.

– Но ведь я никогда не был членом коммунистической партии! запротестовал Роберт. – Просто мне нравятся их идеи. И, по-моему, вся их идеология правильная.

– Вот именно, – подхватила Тереза. – Как раз это я и сказала Карслейку. Время от времени будем оставлять на подлокотнике твоего кресла открытый томик Маркса. И тогда ты будешь в полной безопасности – никто не станет к тебе приставать.

– Все это очень хорошо, – не очень уверенно произнес Роберт, – но, предположим, что за меня примется другая сторона.

– Нет, – разубеждала его Тереза. – Насколько я понимаю, лейбористы боятся коммунистов еще больше, чем тори.

– Интересно, – сказал я, – что представляет собой наш кандидат.

Дело в том, что Карслейк избегал этой темы. Тереза как-то спросила его, будет ли сэр Джеймс баллотироваться на этот раз.

– Нет, – покачал головой Карслейк, – не будет. Нам предстоит серьезная борьба. Уж и не знаю, как все пойдет. – Он выглядел очень озабоченным. Наш кандидат не здешний.

– Кто же он?

– Некто майор Гэбриэл. У него Крест Виктории.

– За эту войну? Или за прошлую?

– О, конечно, за эту! Он довольно молодой человек, дет тридцати четырех. Превосходная военная характеристика. А орден получил за «необыкновенное хладнокровие, героизм и верность долгу». Во время атаки у Салерно под шквальным огнем противника командовал передовой пулеметной точкой. Все из его расчета, кроме одного, были убиты. Он и сам был ранен, но продолжал держаться, пока не израсходовал все патроны, и только тогда отступил на основную позицию. Уничтожил ручными гранатами много солдат противника и вытащил в безопасное место раненого бойца, единственного оставшегося в живых из своего расчета. Звучит, не правда ли?! К сожалению, внешность у него неказистая: невысокий, вида никакого.

– Как же он выйдет на публику? – удивился я.

Лицо Карслейка просветлело.

– О, тут с ним все в порядке. Он, понимаете ли, определенно ловкач, реакция молниеносная. К тому же легко вызывает у публики смех, хотя все его остроты – сплошная дешевка! – На мгновение лицо Карслейка исказила брезгливость. Истинный тори, он, думаю, предпочел бы явную скуку шутке дурного тона. – Но... публика принимает. О да! Принимает.

Карслейк, помолчав, продолжал рассуждать:

– Хотя, конечно, за ним нет наших традиций.

– Вы хотите сказать, что он не корнуоллец. Откуда же он? – спросил я.

– Сказать по правде, понятия не имею... Он ниоткуда, если угодно. Мы лучше умолчим об этом, а разыграем военную карту – доблестная служба и все такое. Для простых людей – средних англичан – подойдет. Разумеется, для нас это непривычно... – Вид у Карслейка был довольно несчастный. – Боюсь, леди Сент-Лу его не одобрит.

Тереза деликатно осведомилась, имеет ли значение, одобрит кандидата леди Сент-Лу или нет. Оказалось, имеет. Карслейк объяснил, что леди Сент-Лу возглавляет Ассоциацию женщин-консерваторов, которая представляет собой определенную силу в Сент-Лу. Она проводит многие важные акции и оказывает огромное влияние на то, как проголосуют женщины, чего, как известно, никто не может предсказать.

Тут Карслейк снова прибодрился.

– Это одна из причин моего оптимизма насчет Гэбриэла, – сказал он. Этот малый нравится женщинам.

– Но не леди Сент-Лу?

Леди Сент-Лу, по словам Карслейка, относится к этому с большим пониманием. Она откровенно признает, что старомодна, но искренне поддерживает то, что партия сочтет необходимым.

– В конце концов, – грустно сказал Карслейк, – времена изменились. Раньше в политике были джентльмены.

Теперь их невероятно мало. Хотелось бы, конечно, чтобы этот парень был джентльменом, но... он не джентльмен, и все тут! Ну а раз нельзя заполучить джентльмена, то, я полагаю, герой – это лучшее из того, что остается.

– По-моему, неплохо сказано, – заметил я, когда Карслейк ушел.

Тереза улыбнулась и заявила, что ей, пожалуй, жаль майора Гэбриэла.

– Как ты думаешь, какой он? – спросила она. – Должно быть, неприятный?

– Да нет, наверное, он довольно славный малый.

– Потому что у него Крест Виктории?

– О Господи! Конечно нет! Можно получить Крест, будучи просто безрассудным... или даже глупым. Знаешь, всегда говорили, что старина Фредди Элтон получил Крест Виктории только потому, что был слишком глуп, чтобы понять, когда надо отступать с переднего края. Правда, начальство назвало это «стойкостью перед лицом непреодолимого преимущества сил», хотя на самом деле Фредди просто понятия не имел, что все остальные уже ушли.

– Это же нелепость, Хью! Скажи, почему ты думаешь, что этот самый Гэбриэл должен быть славным малым?

– Только потому, что он не нравится Карслейку. Человек, который мог бы понравиться Карслейку, должен быть чванливым ничтожеством.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нравится бедняга Карслейк?

– Ну при чем тут «бедняга»? Он вполне подходит для такой работы; чувствует себя как рыба в воде! И то сказать, какая работа!

– А чем она хуже любой другой? Это нелегкий труд.

– Да, верно. Однако если всю жизнь приходится рассчитывать, какое воздействие «это» окажет на «то»... В конце концов сам не будешь знать, чем «это» и «то» являются на самом деле.

– Отрыв от действительности?

– Да. Не к этому ли в конечном счете сводится политика – кому поверят люди, за что будут стоять, что им можно будет внушить? При чем тут факты?

– О, значит, я правильно делаю, что не воспринимаю политику всерьез! заявила Тереза.

– Ты все делаешь правильно! – Я послал ей воздушный поцелуй.

* * *

Мне так и не удалось увидеть кандидата от консерваторов до большого собрания в Спортивном комплексе.

Тереза раздобыла для меня самую современную инвалидную каталку. В солнечный день меня могли вывозить на террасу. Позднее, когда движение на каталке стало причинять меньше боли, круг расширился: иногда меня вывозили даже в Сент-Лу. Собрание было назначено на вторую половину дня, и Тереза устроила все так, чтобы я мог на нем присутствовать. Она уверяла, что это меня развлечет.

Я сказал, что у Терезы странное представление о развлечениях.

– Вот увидишь, – уверяла меня Тереза, – тебе доставит огромное удовольствие, когда ты убедишься, насколько все они воспринимают себя всерьез. К тому же, – добавила она, – я надену шляпку.

Тереза никогда не носит шляпок, разве что в тех случаях, когда ее приглашают на свадьбу, но тут она специально съездила в Лондон и вернулась с новой шляпкой, которая, по ее мнению, подобает даме-консерватору.

Мне стало любопытно, каков должен быть сей головной убор.

Тереза объяснила все до малейших подробностей:

– Шляпка должна быть из хорошего материала, элегантной, но не ультрамодной. Она должна хорошо сидеть на голове и не выглядеть легкомысленной.

Она тут же продемонстрировала нам свою покупку, которая действительно соответствовала всем предъявленным требованиям.

Тереза надела шляпку, и мы с Робертом наградили ее аплодисментами.