Майкл Грубер - Книга воздуха и теней

• Название: Книга воздуха и теней
• Автор: Майкл Грубер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23256-7

Ал Крозетти и Кэролайн Ролли, подрабатывающие реставрацией редких старинных книг, под переплетом книжного раритета обнаруживают письма 1642 года, написанные рукой некоего Ричарда Брейсгедла, человека, которого наняли следить за Шекспиром. Расшифровка писем оборачивается настоящей сенсацией — в них сообщается о существовании оригинала рукописи неизвестной пьесы великого Барда о Марии Стюарт. Профессора Булстроуда, специалиста-шекспироведа, привлеченного к поискам драгоценной рукописи, находят мертвым в номере отеля в Нью-Йорке, и тогда в охоту за сокровищем отправляется нанятый им юрист, сын нью-йоркского гангстера…

Майкл Грубер один из самых необычных и талантливых авторов в современной американской литературе. Книги его не просто захватывающие триллеры, это еще и образцы стиля, поэтому каждый новый роман писателя становится культурным событием.

---

В этот день у нас была трагедия о Гамлете, и мне было назначено играть слугу короля. Я вышел вместе со всеми в акте первом, но, когда взглянул на зрителей на местах за пенни, сердце у меня хтановилось в груди, поскольку впереди стояли те два злодея из «Ягненка». Клянусь, я не мог двинуться, словно нарисованный на картине, и пропустил свою реплику, пока Гарри Корделл не дал мне затрещину под ребра, чтобы я очнулся.

16

Сомнения Крозетти относительно разумности предстоящего путешествия развеяла дрожь восторга, когда выяснилось, что летят они на частном самолете. Он, конечно, в жизни не летал на таком, как и никто из тех, с кем он был знаком. Наверно, к такому можно привыкнуть, подумал он. Мишкин, по-видимому, никогда не путешествовал иначе: в своей фирме он получил карточку, дарующую право на определенное число полетов на частном самолете (2800 долларов конкретно за этот самолет). Если вы берете с собой достаточное количество пассажиров, вот как сейчас, получается ненамного дороже, чем первый класс. При условии, конечно, что для вас пара тысяч — пустяк, как для Мишкина. Все это он объяснил Крозетти по дороге в аэропорт Тетерборо. Похоже, он хотел, чтобы Крозетти воспринимал его как обычного человека, а не какого-то сверхбогача. Да, он был почти миллионером, но только почти. Главная причина в том, что чисто физически ему трудно летать на коммерческих самолетах — некуда девать ноги…

Крозетти не понимал, зачем Мишкин пудрит ему мозги, но тот же самый импульс он наблюдал у пары-тройки людей, с которыми встречался на почве своих киноконтактов. Они продавали сценарии за шести-семизначные суммы и тем не менее старались продемонстрировать, будто они обычные парни: у меня так болит спина, и я только из-за этого купил специальное кресло, у него ортопедически правильное сиденье…

Самолет назывался «Гольфстрим 100» и был рассчитан на восемь пассажиров. В действительности, к удивлению Крозетти, их оказалось шесть: вместе с ними летели миссис Мишкин, двое «мелких Мишкиных» (это определение возникло в сознании Крозетти, когда дети вошли в терминал и уселись на свои места, и прилипло к ним, словно жвачка к нижней части театрального кресла) и парень, сильно смахивающий на Рутгера Хауэра, — он оказался Полом, братом хозяина. Жена и дети после остановки в Лондоне должны были лететь в Цюрих, однако брат тоже собирался принять участие в миссии под названием «Булстроуд».

Крозетти это показалось немного странным. Потом у него создалось впечатление, что Джейк Мишкин еще не совсем пришел в себя. Например, пока они ждали в зале аэропорта приезда остальных пассажиров, появился человек — по-видимому, один из тех, на ком держатся бизнес-империи, поскольку его телефон звонил безостановочно. То, что его подчиненные ленивы и упрямы, очень скоро стало ясно всем, так громко он кричал в трубку, поминутно изрыгая непристойности. Он приказывал собеседникам заткнуться, мать их, и слушать, и передать остальным гребаным ублюдкам, чтобы они тоже заткнулись, мать их.

Миссис Мишкин, как и остальных, явно расстроило его поведение. Наконец грубиян закончил очередной разговор, приказав:

— Скажи этому говнюку, чтобы он позвонил мне прямо сейчас! Сию секунду!

Почти минуту он смотрел на маленький телефон в своей руке, бормоча проклятия, и потом телефон снова зазвонил мелодией из «Валькирии» Вагнера, и очередная тирада обрушилась на голову очередного ублюдка. Тут Мишкин встал, подошел к человеку и навис над ним, словно гора Юнгфрау над Стечелбергом.[75]

Он что-то негромко сказал и, услышав в ответ: «Отвали!», выхватил сотовый из руки человека, разломал его пополам и зашвырнул в урну. Остальные пассажиры в зале ожидания разразились аплодисментами. Мишкин вернулся к своим, а мистер Несносный после ошеломленной паузы выскочил из зала — то ли чтобы раздобыть новый телефон, то ли с целью позвать копов. Что именно, навсегда осталось невыясненным, поскольку в этот миг появилась молодая женщина в рыжевато-коричневой униформе и пригласила Мишкина и его спутников пройти на посадку.

Крозетти последним вошел в самолет и занял оставшееся кресло, обтянутое гладкой кожей вроде девичьей — настолько удобное, что его само по себе можно было рассматривать как смертный грех. Стюардесса в униформе спросила, не хочет ли он чего-нибудь выпить. Конечно, он заказал шампанское и получил его, прекрасно охлажденное, а вместе с ним хрустальный бокал, и корзиночку маленьких крекеров, и керамическую коробочку с мягким сыром. Человеку по ту сторону прохода принесли пиво и такую же корзиночку с крекерами. Там сидел брат Мишкина. Крозетти краем глаза изучал его, пока самолет выруливал на взлетную полосу. На нем были темный свитер, голубые джинсы и дешевые кеды. Бедный родственник? Он читал утреннюю «Нью-Йорк Таймс»; точнее, проглядывал, как если бы новости на самом деле его не интересовали или он заранее знал, что увидит. Крозетти знал это чувство, он и сам так читал газеты, за исключением кинообозрений. Может, брат Мишкина актер? В его физиономии проглядывало что-то жуткое. Крозетти задумался о причудах генетики: как вышло, что от одной ветви отпочковались и этот человек, и Мишкин.

Внезапно брат резким движением захлопнул газету, сложил ее, сунул в карман на спинке сиденья, повернулся к Крозетти и сказал:

— Я больше не отличаю в новостях правду от лжи, если не считать спортивного счета. Сам не понимаю, зачем продолжаю покупать газеты. Меня от них только злость берет, сделать-то ничего нельзя.

— Можно разорвать газету на клочки и растоптать их.

Человек улыбнулся.

— Можно, но так скорее поступил бы мой брат.

— У него вспыльчивый характер. Взять хотя бы эпизод с сотовым телефоном, да?

— Ага, и убийство двух человек. Странность в том, что на самом деле у него вовсе не вспыльчивый характер. Он самый кроткий, самый долготерпеливый парень в мире. В нашей семье вспыльчивый характер достался мне.

— Вы шутите.

— Знаете, насилие иногда порождает подобные вещи, — продолжал брат. — Я видел много тому примеров в армии. Человек создает какую-то личность, маску и убеждает себя, что он такой и есть, до самой глубины души. А потом происходит нечто совершенно неожиданное, вся конструкция трещит по швам, и мягкая внутренняя сущность оказывается беззащитна перед жесткими ударами судьбы.

— Типа посттравматического стресса?

Человек отмахнулся от его замечания.

— Если вы верите в такую болтовню. Она помогает культуре свалить весь набор не связанных между собой симптомов, которые испытывают совершенно различные люди под воздействием совершенно различных событий, в одну коробку с этой фразой в качестве ярлыка. Здесь смысла не больше, чем в коллекции марок. Мой брат вел жестко организованное существование, в целом невероятно успешное, но отрезанное от источников подлинной жизни пагубной привычкой. Он жил во лжи, а такая жизнь, по сути, очень хрупкая. В ней отсутствует истинная гибкость.

— Что за пагубная привычка?

— Какой вы любопытный.

Это, однако, прозвучало по-доброму, и Крозетти усмехнулся.

— Есть немного. Плохая привычка. Я обычно оправдываю ее тем, что хочу погрузиться в глубины человеческой души в интересах своей работы.

— А, да, вы же киносценарист. Джейк говорил об этом. Ладно, погрузимся в ваши глубины. Что вы думаете о Тарантино?

— Оставим глубины в покое. — Крозетти сымитировал жест своего собеседника. — Зачем вы летите в Европу?

— По семейным делам.

— Связанным со всем этим? Я имею в виду охоту на бумаги, рукопись?..

— Косвенно.

— А-а… Вы тоже юрист?

— Нет.

— Знаете, если желаете сохранять таинственность, легче всего достигнуть этого, не отпуская загадочные замечания, а прикинувшись скучным человеком. Джеймс Бонд всегда говорил, что он отставной государственный служащий, и все расспросы заканчивались. Крошечный пример из мира кино.

— Ладно. Я священник-иезуит.

— Ого! Это производит впечатление… Кажется, мы взлетаем. Нам даже не напомнили о правилах безопасности. Это от безразличия или никому даже в голову не приходит, что с представителями правящих классов может приключиться что-то скверное?

— Второе, я думаю, — ответил Пол. — Трудно оставаться богатым и не заполучить искривление восприятия мира. Начинаешь думать, что он во всем благожелателен к тебе.

Крозетти никогда не переживал такого быстрого взлета. Двигатели коротко взвыли, салон наклонился назад, словно раскладное кресло, и через несколько секунд они уже поднялись над облаками.

Когда самолет снова выровнялся, Крозетти сказал:

— Надо полагать, вы в курсе событий. Я имею в виду письма Брейсгедла, как шифрованные, так и открытые, и все прочее.

— Ну, я прочел письмо, и Джейк немного рассказал мне с ваших слов о природе шифра.