Майкл Грубер - Книга воздуха и теней

• Название: Книга воздуха и теней
• Автор: Майкл Грубер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23256-7

Ал Крозетти и Кэролайн Ролли, подрабатывающие реставрацией редких старинных книг, под переплетом книжного раритета обнаруживают письма 1642 года, написанные рукой некоего Ричарда Брейсгедла, человека, которого наняли следить за Шекспиром. Расшифровка писем оборачивается настоящей сенсацией — в них сообщается о существовании оригинала рукописи неизвестной пьесы великого Барда о Марии Стюарт. Профессора Булстроуда, специалиста-шекспироведа, привлеченного к поискам драгоценной рукописи, находят мертвым в номере отеля в Нью-Йорке, и тогда в охоту за сокровищем отправляется нанятый им юрист, сын нью-йоркского гангстера…

Майкл Грубер один из самых необычных и талантливых авторов в современной американской литературе. Книги его не просто захватывающие триллеры, это еще и образцы стиля, поэтому каждый новый роман писателя становится культурным событием.

---

Дом осыпался и шел трещинами, напоминая фильмы ужасов, время суток и погода добавляли сходства. Средняя часть здания относилась к началу семнадцатого столетия, два флигеля — к георгианской эпохе, фасад украшали викторианские безделушки. Перед домом мы встретили рабочего на крошечном тракторе, и он направил нас к двери, что была когда-то входом для слуг. На наш стук ответила крепкая женщина сильно за сорок, типичная англичанка, в очках с половинками стекол, в твидовой юбке и двух кардиганах — последнее весьма предусмотрительно с ее стороны, поскольку в доме стоял такой холод, что от дыхания шел пар. Самоотверженно жужжал маленький электрический камин, но, очевидно, толку от него было мало. Это кабинет бывшего дворецкого, объяснила она, единственная обитаемая комната в доме и ее штаб-квартира. Она спросила, чем может помочь нам, и я ответил:

— Мы здесь, чтобы увидеть графа Дракулу.

Она усмехнулась и ответила:

— Да, все так говорят. Или вспоминают о крестьянах, приходивших к Франкенштейну. Слишком много готических романов и фильмов, но, я думаю, во всей этой чепухе что-то есть. Полагаю, даже в девятнадцатом столетии, когда казалось, что эти дома построены на века, писатели понимали — с ними что-то не так, они находятся на месте ужасных страданий. Что и проявилось в готических рассказах.

— И на каких страданиях построен этот дом?

— Ну, судите сами. Первый лорд Данбертон украл его при попустительстве Генри Восьмого у каких-то монахинь-бенедиктинок, у которых здесь была благотворительная больница. Лорд, естественно, благотворительностью не занимался, и впоследствии Данбертоны сколотили состояние на сахаре и рабах. Они вкладывали его в георгианские дома, а позже занимались каменным углем и газом, имели собственность в Ноттингеме и Ковентри. Никто из них никогда не работал, а жили они как императоры. Но…

— Что? — спросил Пол.

— Это трудно объяснить. Идемте со мной, я вам кое-что покажу.

Следом за ней мы покинули офис и пошли по коридору, тускло освещенному пятнадцативаттными лампами в настенных подсвечниках. По сравнению с комнатой дворецкого тут было холодно, как в могиле, подумал я. Сырой холод, вполне в готическом духе. Она открыла дверь и повернула выключатель. Я изумленно открыл рот.

— Это обеденный зал начала семнадцатого столетия, позже он стал комнатой для завтрака. Превосходный образец обшивки ореховым деревом, не говоря о резьбе на буфетах и паркетных полах. Только вглядитесь в детали! Выдающиеся английские мастера сделали это для бандитов, не способных отличить панельную обшивку от стен овечьей пещеры. Что в таком случае заставляло мастеров вкладывать душу в свою работу? Любовь, вот что. И я уважаю их и занимаюсь сохранением этой красоты. Идем дальше, еще не все.

Следующая комната представляла собой бальный зал.

— Посмотрите на потолок. Джакомо Кваренги, примерно тысяча семьсот семьдесят пятый год, Британия правит морями. Вон она в своей колеснице-амфибии, влекомой дельфинами, и вдоль границы стоят представители других народов, выражая ей почет и уважение. Сама комната просто райская. Посмотрите на пропорции! На окна! На паркет! Никто и никогда не построит больше такого дома, хотя в стране есть люди, могущие купить любого лорда Данбертона за счет своих карманных денег. Значит, из мира ушло что-то чудесное, и я хотела бы знать почему.

— Я тоже, — сказал Пол. — Мне знакомо это чувство. Я часто испытываю его в Риме. Коррупция и безнравственность, разрушение истинной веры, но все-таки… какие великолепные вещи они делали!

После этого они ударились в оживленную болтовню о Риме и эстетике, а я разглядывал Британию и пытался идентифицировать изображенных рядом людей. Потом мы вернулись в чуть более теплый офис, к проблемам сегодняшнего дня. О них рассказал Пол, уже успевший установить доверительные отношения; кроме того, на нем было церковное облачение, а у кого не возникнет доверия к священнику? Когда он закончил, мисс Рэндольф спросила:

— Значит, вы проделали этот путь из-за судебной ошибки? Пошли по следам Булстроуда в надежде, что ухватитесь за ниточку и она приведет к его настоящему убийце?

— В том числе, — сказал Пол. — Вы помните его визит сюда?

— О, конечно помню. Здесь не так часто бывают посетители, с которыми можно говорить о чем-то ином, кроме футбола и цен на бензин. Боюсь, я тогда вцепилась в них и заболтала до умопомрачения. Как поступаю и с вами, позор мне. Да, профессор Булстроуд, с ним молодая женщина — кажется, Кэрол Релих? Правильно?

— Почти. Вы случайно не помните, что они искали?

Женщина на мгновение задумалась, глядя на огненные спирали обогревателя.

— По их словам, они исследовали семейную историю Данбертонов, но, мне кажется, их занимало что-то еще. Судя по выражению их лиц, тут была замешана коммерция, и они мало интересовались деталями. Ученые, по моим наблюдениям, чрезвычайно зациклены на своих темах, однако профессор Булстроуд и его ассистентка не производили такого впечатления. Но, в конце концов, это не мое дело, и у него имелись рекомендательные письма, поэтому я дала им ключ от комнаты, где хранятся архивные документы, и вернулась к своей работе. Они провели там целый день, что поистине удивительно, потому что эта комната не больше лошадиного стойла, а бумаги никто никогда не разбирал. Они спустились оттуда, покрытые пылью веков. Я спросила, нашли ли они то, что искали, и они ответили «да», поблагодарили меня, и профессор внес пожертвование на нужды реставрации — сто фунтов стерлингов, очень щедрый дар. И они ушли.

— Они унесли что-нибудь?

— Вы имеете в виду, не прихватили ли они с собой какой-нибудь документ? Не думаю, хотя в принципе могли, и не один. Я же не смотрела, что они делают, и, уж конечно, не обыскивала их перед уходом.

В этот момент зазвонил телефон, мисс Рэндольф сняла трубку громоздкого старинного аппарата, выслушала и сказала нам, что ей надо кое-что обсудить с подрядчиком. Мы поблагодарили ее и ушли.

Оказавшись в тепле нашего автомобиля, я спросил Пола, что он об этом думает.

— По-моему, они обнаружили что-то, и Ролли сбежала с найденным документом.

— Похоже. Ну, брат, и что теперь? По-моему, мы исчерпали все возможности.

— Да, на этом направлении. — Он взглянул на часы. — На сегодня все, полагаю. Вернемся в Оксфорд, переночуем в каком-нибудь «вполне приличном отеле», утром подберем Крозетти и поедем в Эйлсбери.

— Зачем? Что там, в Эйлсбери?

— Спрингхилл-хаус, тюрьма ее величества. Я хочу поговорить с Леонардом Паско, всемирно известным фальсификатором документов. Мистер Браун, как вы думаете, можно устроить так, чтобы нас туда сопровождали?

— Да, сэр. Уверен, кто-нибудь разболтает о месте нашего назначения.

— Да, в мире очень много зла, — заявил Пол, с видом такого коварного удовлетворения на лице, что мне захотелось ему врезать.

— И еще кое-что, мистер Браун.

— Да, сэр?

— Не могли бы вы по дороге найти некую ферму? Ферму, где разводят гусей.

— Гусей, — повторил водитель. — Да, сэр.

— Что ты затеваешь, Пол? — спросил я.

— О, мы отправимся на встречу с Ричардом Брейсгедлом, — ответил он.

И больше не добавил ни слова, хитрый ублюдок.

Шестое шифрованное письмо (фрагмент 3)

…мы пошли к Георгу, разговаривая. М-р У. Ш. говорил, как я сам убил или почти убил человека, мне нужно исповедоваться, а где я сейчас найду священника? Потом он сказал, Дик, мы отправили двух твоих мерзавцев в ад, но в аду их ой как много, дьявол закатывает их в бочки, словно сельдей. Так что, когда твой Пиготт узнает об этом деле, он будет посылать новых и новых, пока, наконец, не одолеет нас. Значит, мы должны ударить по корню, а это лорд Данбертон. Теперь мы должны воззвать к тем, кто поважнее нас, поскольку важного лорда может свалить только тот, кто еще важнее. Я вожу дружбу с Монтегю, Монтегю с Говардом, как они оба друзья старой религии. Франческа Говард покорила сердце лорда Рочестера, что всем при дворе известно. Значит, если она передаст ему письмо и поклянется, что оно правдивое, лорду Данбертону придется плохо, а ты будешь спасен. Какое письмо, сэр, спрашиваю я? Нет, говорит он, мне следовало сказать: два письма, первое то, которое тебе передал фальшивый Вини, якобы написанное рукой лорда Рочестера, а второе то, которое ты должен написать сегодня ночью и там рассказать всю историю. И вот я написал, мой лорд, то, что вы сейчас читаете. Когда я закончил, он прочел и начал указывать, где нужно сделать поправки, но я сказал: нет, это мое письмо, не делайте меня одним из ваших героев, потому что это не пьеса. Он засмеялся, говоря: парень, ты прав в этом, поскольку я ну прямо как мясник и желаю проткнуть любого теленка, мимо которого прохожу, мой он или нет.

Тогда я спрашиваю его: сэр, эта хитрость спасет нас или мы должны сделать что-то еще? Он говорит: тебя, думаю, спасет, но меня, насколько я знаю, нет. Но почему, вы же сами сказали, что дружите с важными людьми? На это он отвечает: все течет, все изменяется, и сейчас прилив не в мою пользу. Недавно убили короля Франции Генри, какой-то монах сделал это, и король Иаков снова боится папистских заговоров. Он назначил фанатика пуританина кентерберийским архиепископом, его партия сильно давит на нас, актеров. На меня самого нападают в публичной печати, и никто не осмеливается поднять голос в мою защиту. Власть моих друзей из дома Монтегю и других ослабевает, их жилища, прежде надежные, теперь обыскивают, как у простых людей. Я говорю: и однако вы написали ту пьесу. Да, говорит он, написал, как пленник, много лет скованный, оживает и начинает отплясывать, едва кандалы упали. Ох, парень, неужели ты вообразил, будто я думал, что такую пьесу кто-нибудь когда-нибудь увидит? Нет, но она изливалась из меня, едва ты дал для этого самый ничтожный предлог, и ее было не остановить, это ужасная глупость, знаю, но теперь, когда мертворожденное дитя появилось на свет, что с ней делать? Ее нужно сжечь, говорю я. Да, сжечь ее, говорит он, мою еретическую писанину.