Филипп Контамин - Война в Средние века

• Название: Война в Средние века
• Автор: Филипп Контамин
• Издательство: Ювента
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-87399-140-5

Книга известного французского медиевиста Филиппа Контамина посвящена истории средневековых войн. Автор исследует не только формы военных конфликтов, но и сопутствующие политические ситуации, эволюцию вооружения и представлений средневекового общества о войне. Издание изобилует увлекательными подробностями, ранее не известными российскому читателю.

---

Чтобы это выяснить, необходимы более глубокие исследования – в частности, смысла, появления и распространения технических терминов, а для этого следует детально изучить в масштабах всего Запада сохранившиеся укрепления, их изображения, а также дидактические трактаты, исторические рассказы и финансовые документы. Тогда, может быть, обнаружится, что примерно в одно и то же время в разных, подчас далеких друг от друга, странах нескольким анонимным мастерам, строителям, или известным архитекторам пришло на ум сделать из крепости не инертную, пассивную массу, а место динамичной обороны, которое обеспечивало возможность при удобном случае перейти к контратаке.

В заключение еще три замечания, позволяющие понять, какое место занимала артиллерия на исходе Средневековья[494].

Прежде всего, новое оружие стало представлять угрозу для жизни воен-нокомандующих и капитанов. Один из первых примеров такой жертвы приводит Фруассар. Говоря об осаде Ипра в 1383 г., он пишет: «Пушечным выстрелом там был убит очень опытный англичанин, оруженосец Луи Лин»[495]. Упомянем далее Луи Павио, убитого при осаде Мелана (1423 г.), графа Солсбери – при осаде Орлеана (1428 г.), графа Арундела (1435 г.), Педро Кастильского (1438 г.), адмирала Прижана де Коэтиви и Тугдуаля Ле Буржуа при осаде Шербура (1450 г.), «доброго рыцаря мессира Жака де Ладена» (1453 г.). Танги дю Шателя (1477 г.), Байара (1524 г.) и Луи де ла Тремуйя (1525 г.). Даже князья и государи не были вне опасности: выстрел из аркебузы, убивший Танги дю Шателя, едва не унес жизнь Людовика XI; в 1465 г. во время сражений под Парижем два ядра французских пушек «попали в комнату, где обедал граф де Шароле, и убили трубача, несшего по лестнице блюдо с мясом»[496]. Теперь о появлении огнестрельного оружия на судах. Согласно договору о фрахте 23 мая 1394 г., каталонский корабль Франческо Фогассо, направлявшийся из Барселоны в Александрию, должен был иметь три бомбарды и 60 каменных ядер[497]; в начале XV в. каждое из 40 «больших судов», которые предполагалось снарядить на помощь флоту Ла-Рошели, должно было быть обеспечено четырьмя «кулевринами» с порохом и свинцовыми ядрами и двумя большими пушками, каждой из которых полагалось 120 каменных ядер и 60 фунтов пороха[498]; в начале XVI в. Филипп Киевский предусмотрел для своего главного судна 19 тяжелых орудий, дюжину фальконетов и неопределенное количество аркебуз и кулеврин[499]. Начиная примерно с 1500 г. артиллерия заняла свое место в арсенале почестей, оказываемых власть имущим. Посетивший в 1496 г. Рим в качестве паломника Арнольд фон Харфф писал о залпе из 200 орудий при въезде папы Александра VI в замок Святого Ангела: «Это было сделано в честь папы, когда он верхом проезжал мост, а когда проезжает кардинал, то в его честь стреляют из трех пушек»[500]. В 1501 г. при приближении короля Людовика XII и эрцгерцога Филиппа Красивого «в знак радости из замка (Амбуаз) был сделан выстрел из нескольких тяжелых орудий»[501].

ГЛАВА VII ВОЕННОЕ ИСКУССТВО

Долгое время размышления о военном искусстве были уделом историков, которые пытались сравнить Средневековье с античностью и Новым временем. Почти неизбежно они приходили к выводу о посредственности, примитивности, бездарности (и даже отсутствии) военного искусства в Средние века как продуманной, упорядоченной и конституированной системы знаний, приложимых к разным ступеням военной организации в зависимости от их ранга и функций. Многие из этих историков, офицеры действующей армии или запаса, более или менее сознательно исследуя военное искусство с практической, утилитарной точки зрения, применительно к обучению будущих офицеров и преподаванию в военных школах, заключали, что из средневековых кампаний, сражений и осад нельзя извлечь почти ничего поучительного. В общем, в истории военного искусства было отмечено то же явление, что и в истории философии: получалось, что между античностью и Ренессансом пролегает тысячелетняя пустота.

Приведем несколько примеров таких весьма общих рассуждений историков. В статье «Стратегия» Британской энциклопедии признанный английский военный историк Г. Б. Лиддел-Арт, расхвалив выдающиеся стратегические заслуги Ганнибала и Сципиона, выносит суровый приговор западному Средневековью: «Воинский дух западного рыцарства был чужд искусству, хотя смутную бестолковость его деяний и прорезают несколько ярких лучей. Истинное понимание стратегии имел Иоанн Безземельный, а принц Эдуард, будущий Эдуард I, в битве при Ивземе (1265 г.) дал наглядный пример использования центральной позиции для обеспечения мобильности войск». Далее, после почти бесплодных столетий, появился Оливер Кромвель, представляемый как «первый великий стратег эпохи Нового времени»[502]. Схожее суждение выносит и Р. Ван Оверстретен, когда характеризует Средневековье следующим образом: «Ставшая многочисленной кавалерия играет главную роль. Сеньор носит полный доспех и имеет прекрасную лошадь. Вся жизнь его проходит в седле и при оружии; война – его ремесло, занятие и развлечение. Никогда еще армия не была столь однородной и отборной; и, тем не менее, никогда военное искусство не было столь несовершенным и примитивным, это – блестящее доказательство того, что воинский дух и личная доблесть без хорошей организации и строгой дисциплины ни к чему не приводят <...>. Все сеньоры равны, и никто не согласится сражаться во вторых рядах. Армия выстраивается в одну линию, рыцари беспорядочно бросаются в бой, каждый выбирает себе достойного противника. Сражение представляет собой массу поединков, и командующий армией участвует в нем как простой боец»[503]. И последний диагноз, который сравнительно недавно поставил Эрик Мюрез. Он утверждает, что в Средние века «диспозиции сражений были неопределенны, войсковые соединения тяжеловесны, маневры незначительны, связь между войсками была слабая или вообще отсутствовала <...>. Невозможно переоценить регресс (по сравнению с античностью) кавалерийской тактики, особенно во Франции, где упорно продолжали атаковать „отрядами“ без всякого маневрирования очень узким фронтом <...>. Очень часто в Средние века сражения не имели руководства и выливались в сплошные независимые поединки <...>. Уже не существовало больших смешанных соединений войск, а феодальная раздробленность мало соответствовала широкомасштабным военным расчетам. У военной политики не было иных целей, кроме округления владений, и Европе только дважды представился случай раздвинуть узкие рамки своих амбиций и мечтаний: Каролингская империя <...> и крестовые походы. Распространившиеся повсюду укрепления приобрели настолько важное значение, что вытеснили военную культуру <...>. Все тактическое искусство сводилось к тому, чтобы не атаковать первым, ибо по всеобщему правилу атакующий всегда терпит поражение, поскольку при общем наступлении теряет всякую возможность командовать и совершать маневры в избранном противником и потому неудобном месте»[504].

Однако некоторые последние работы показали, что реальность была более сложной и что вполне возможно: 1) определить несколько очень общих принципов средневековой тактики; 2) выделить кампании, развитие которых предполагало некую направляющую идею, иначе говоря, стратегию; 3) установить достаточно обширный набор решений и приемов, использовавшихся, в зависимости от обстоятельств, в полевых сражениях; 4) допустить, что на ментальном уровне средневековые военные ясно сознавали преимущества, которые могло дать как можно более полное и разнообразное применение практического опыта и теории.

1. ОБУЧЕНИЕ ВОЕННОМУ ИСКУССТВУ

Греко-римская античность создала целый свод военной литературы: от Энея Тактика, предводителя греческих наемников IV в. до н. э., до Вегеция (конец IV или, возможно, середина V в. н. э.)[505], а между ними были Филон Византийский, Герон Александрийский и Фронтин.

На протяжении большей части Средневековья только один из них был довольно широко известен, по крайней мере на Западе, – Вегеций, который в области военного дела был одновременно и главным автором, и главным авторитетом. Отрывки из его произведений включались в разные сборники, его упоминали как в проповедях, так и в духовных трактатах церковные авторы. Когда в XIII в. Винцент из Бове пожелал рассказать о военном искусстве в своем «Большом зеркале» (Speculum majus), то он почти полностью механически переписал трактат «О военном деле» (Epitoma de re militari) Вегеция. To же самое сделали Альфонс X Мудрый (1252-1284 гг.) в «Siete Partidas», Эгидий Римский в «Об управлении государей» (ок. 1280 г.) и Кристина Пизанская в «Рыцарском искусстве». До нас дошли десятки рукописей Вегеция. Они довольно рано был переведены на народные языки: французские переводы были сделаны Жаном де Меном, «Мэтром Ришаром», Жаном Приора и Жаном де Винье; итальянский перевод – Боно Джимабони. Работы Вегеция имелись в библиотеке герцога Эврара Фриульского в IX в.[506], у принца Эдуарда, будущего короля Англии Эдуарда I, в XIII в.[507], у сэра Джона Фастолфа в XV в.[508] Естественно, что его не мог не процитировать Дионисий Картезианец в своем труде «О жизни военных» (De vita militarium)[509], а Кристина Пизанская советовала почитать по крайней мере IV книгу Вегеция «благородной баронессе», которой придется защищать свои земли в отсутствие мужа, отправившегося на войну[510]. Были даже рукописи Вегеция карманного формата[511]. И среди книг, которые Жан Жерсон рекомендовал для библиотеки дофина, упомянуты «Об управлении государей» Эгидия Римского (составной частью ее был Вегеций), сочинение Валерия Максима, «О военных хитростях» (De stratagematibus bellicis) Фронтина и «О военном деле» самого Вегеция[512].