Шарль Эксбрайя - Семейный позор

• Название: Семейный позор
• Автор: Шарль Эксбрайя
• Издательство: «Канон», «Гранд-Пресс»
• Жанр: Детектив
• Год: 1993

---

Такого рода беседы продолжались каждый день и заканчивались страстными поцелуями, от которых у парня горели щеки и подскакивала температура. На следующий день после смерти Боканьяно в палату Бруно вошел Элуа. Великий Маспи заметил, как обрадовался сын, и на сердце у него потеплело. Тем не менее он старался не подавать виду.

— Я пришел узнать, как ты себя чувствуешь.

— Все в порядке. Послезавтра, наверное, выпишут. Но, правда, на работу я вернусь не сразу…

— Меня послала твоя мать… И чего она так изводится?.. Уже думала, ты созрел для кладбища… Как поживаешь, Пэмпренетта?

— Да ничего, месье Маспи, спасибо.

— Не знаю, прилично ли тебе тут сидеть…

— Бруно — мой жених. По-моему, вполне нормально, что я пытаюсь его поддержать, разве нет?

— Не переусердствуй, девочка! Сдается мне, он не так уж плох!

— Тогда зачем здесь вы?

— Потому что это мой сын, а я, хоть и терплю по его милости Бог знает какой позор, все же не чудовище! Но пришел я не из любви, а из чувства собственного достоинства! Пусть не болтают, будто Бруно Маспи лежал в больнице, а его отец и мизинцем не шевельнул!

— Короче, вы не любите Бруно?

— Тебя это не касается, приставучка!

— А у меня есть для вас новость: как только мы с Бруно поженимся — сразу уедем!

— Куда же это?

— Туда, где вы о нас больше не услышите! Мы не какие-нибудь побирушки! Раз семья Маспи от нас отказывается, справимся сами!

Элуа повернулся к сыну.

— Слыхал, как она со мной разговаривает? — обиженно проворчал он.

— Брось, папа, лучше поцелуй меня!

— После того, что ты со мной сделал? После того, как ты обратил во прах честь Маспи? После того, как ты испортил мою старость? Ну, ты и наглец!

— Как хочешь… но если мне вдруг станет хуже и я умру, тебя замучают угрызения совести…

Пэмпренетта тут же разрыдалась, а Элуа испуганно спросил:

— Ты что, неважно себя чувствуешь?

— Еще бы я хорошо себя чувствовал, если родной отец отказывается меня поцеловать!

— Отказывается не твой отец, Бруно, а Великий Маспи, которого ты обесчестил!

Пэмпренетта отвела оскорбленного родителя своего жениха в сторонку и томным голосом тихо шепнула:

— Месье Маспи, вы ведь не можете мне отказать в таком пустяке, а? Все, кого лупят по голове, либо умирают, либо становятся идиотами…

Элуа серьезно посмотрел на девушку.

— Думаешь, он останется идиотом?

— Возможно…

— Бедняга… но, если честно, Пэмпренетта, меня это нисколько не удивляет… у малыша всегда были странные заскоки… Ну кто, кроме полного кретина, пойдет работать в полицию?

— Я тоже так думаю, месье Маспи… Но, если человек малость не в себе, наверное, на него не стоит сердиться, как на нормального, верно? Так поцелуйте Бруно, месье Маспи, чтобы он не чувствовал себя таким покинутым…

Элуа немного поколебался.

— Ладно, Пэмпренетта… раз ты взываешь к моему человеколюбию, это совсем другое дело…

И Маспи подошел к сыну.

— Бруно… я немного виноват перед тобой за эту умственную отсталость… поэтому и согласен поцеловать тебя, но имей в виду: это не значит, что я все простил! Нет, я просто сам прошу прощения, что ты таким уродился…

Элуа склонился над сыном, но тот неожиданно резко его оттолкнул.

— Можешь засунуть свой поцелуй сам знаешь куда! — заорал он. — Это я-то идиот? Нет, да ты погляди на меня! А впрочем, даже если я совсем дурак, у меня хватило ума понять, что ты негодяй и бездельник и что ты сделал мою мать несчастной, а детям внушил горькие сожаления, что они не сироты… Из-за тебя нас воспитывали ворюгами, из-за тебя мы не могли уважать своих родителей, как нас учили в школе! Потому что невозможно уважать родителей, когда видишь, что их постоянно уводят из дома в наручниках! А теперь убирайся отсюда, Великий Маспи! Для меня ты больше не существуешь! Тебя же, Пэмпренетта, мне бы не хотелось принуждать к супружеству с умственно отсталым! Я вовсе не желаю, чтобы ты нарожала от меня маленьких идиотиков! Так что уходи вместе с ним! Вы одной породы, он найдет тебе подходящего мужа!

Облегчив таким образом душу, Бруно поглубже зарылся в постель и натянул на голову одеяло в знак того, что не желает больше иметь дело с людьми, внушающими ему глубокое отвращение. Под градом оскорблений Элуа совершенно оцепенел. Этот бунт и ужасные слова, которые родной сын бросил ему в лицо, заставили его усомниться в незыблемости собственных принципов. А Пэмпренетта, обиженная столь вопиющим непониманием со стороны жениха, бросилась к закутанной в одеяло фигуре с горестным воплем:

— Но я же просто хотела доставить тебе удовольствие!

Бруно в мгновение ока выскочил из укрытия.

— А, так ты думаешь, мне очень нравится, когда меня называют идиотом?

Равнодушный к ссоре, в исходе которой можно было, впрочем, не сомневаться, Великий Маспи вышел из палаты. Он брел, сгорбившись, не разбирая дороги, и пытался сообразить, что за беда на него свалилась. И вдруг, проходя мимо открытой двери какой-то палаты, Элуа узнал Тони Салисето. Он вошел к Корсиканцу. При виде своего недруга тот хотел позвать на помощь, но Маспи одним прыжком оказался рядом, заткнул ему рот рукой, а другой приставил к горлу нож.

— Ну, теперь говори, — прошептал он бандиту в самое ухо, — кто пытался убить моего сына? Кто прикончил Пишранда и Дораду? Кто отправил на тот свет итальянца и стибрил драгоценности? Если ты крикнешь, Тони, клянусь Богоматерью, что прирежу тебя, как цыпленка!

По лицу насмерть перепуганного Салисето струился холодный пот. Маспи отпустил руку, и больной (после схватки с Элуа у него началась еще и желтуха) простонал:

— Поверь мне, Маспи… Я сейчас в таком виде, что врать просто ни к чему… Боканьяно мертв, Бастелику так надолго упрячут в тюрьму, что мы наверняка больше не увидимся… Я мог бы сказать, что убийца — Боканьяно, но это неправда… Клянусь тебе, я сам ничего не знаю, Маспи… клянусь головой моей покойной матери… Более того, я сам чертовски хотел бы выяснить, какой сукин сын переколошматил столько народу и стянул драгоценности, потому что это из-за него на нас обрушились все беды! Если бы не он, Бастелика не угодил бы в кутузку на веки вечные, потому что полиция так бы не расстервенилась! Боканьяно остался бы жив, а мои уши — целехоньки, ты не стоял бы здесь и не угрожал меня зарезать, у меня не колотилось бы сердце так, что, кажется, весь барак ходуном ходит!

— И у тебя нет никакой мыслишки на сей счет?

— Ни единой! И я просто подыхаю от злости! Ох, попадись мне тот подонок!..

— Ну, мне-то он рано или поздно обязательно попадется, и в тот день…

Вечер на улице Лонг-дэ-Капюсэн прошел тоскливо. Сгорбившись в кресле, Элуа курил трубку, а остальные, чувствуя по необычному молчанию главы семьи, что случилось что-то серьезное, не осмеливались с ним заговаривать. Фелиси рано ушла спать в надежде, что ей приснится Жером Ратьер, старики тоже не задерживались в гостиной, и Великий Маспи остался вдвоем с женой. Селестина долго сидела молча и наконец тоже поднялась.

— Я сегодня немного устала… Пойду-ка лягу. Тебе ничего не нужно, Элуа?

Маспи не ответил. Она вздохнула и пошла к двери в спальню.

— Селестина!

Жена обернулась.

— Что?

— Скажи, это правда, что я сделал тебя несчастной?

Мадам Маспи настолько не ждала подобного вопроса, что на мгновение оторопела.

— Несчастной? — только и могла повторить она.

— Да… несчастной… Сегодня один человек заявил, будто я всю жизнь был плохим мужем, дурным отцом… короче, просто злодеем…

Селестина немного растерялась и, быть может, впервые в жизни, подойдя к мужу, взяла его за руку.

— Кто тебе наговорил таких ужасов?

Элуа поднял голову, и Селестине показалось, что взгляд его туманит легкая дымка.

— Бруно…

Жена чувствовала, какую боль переживает Элуа, но, несмотря на это, немедленно встала на сторону сына.

— Ну, раз Бруно, это совсем другое дело…

— Конечно, ведь твой сынок всегда прав, да? — обычным резким тоном бросил Великий Маспи.

Но тут он сделал ошибку, ибо ядовитое замечание избавило Селестину от привычной робости.

— Ну, если хочешь знать, Элуа… Да, это правда… Жизнь меня не баловала… но я сама виновата не меньше тебя…

— А почему ты была несчастна?

— Потому что я любила тебя, Элуа, и постоянно дрожала от страха… Подумай хотя бы, сколько лет мы прожили в тюрьмах, в разлуке? У нас же не было молодости… Тебя посадили через две недели после свадьбы… А я родила Бруно в больнице Бомэтт… Детей мы, по сути дела, не видели… и не заметили, как они повзрослели… Разве не естественно, что они не чувствуют к нам особой благодарности? Какие уж мы с тобой родители, Элуа?.. Но больше всего разбивает мне сердце, что Эстель уехала и будет вести такое же существование… а если Бруно сам не займется воспитанием Илэра, он вырастет преступником, как…

Селестина вдруг умолкла, и муж договорил за нее неоконченную фразу: