Ольга Рогова - Богдан Хмельницкий

• Название: Богдан Хмельницкий
• Автор: Ольга Рогова
• Жанр: Историческая проза

Роман Ольги Роговой "Богдан Хмельницкий" посвящен наиболее драматическим событиям освободительной борьбы украинского народа против польских захватчиков, об историческом решении о присоединении Украины к России.

---

– Вот чего захотел пан Хмельницкий, – проговорил Кисель. – Он желает союза с Москвой? А если московские люди не захотят иметь с ним дело и дадут помощь панам?

– Пан Богдан надеется на влияние пана воеводы, – отвечал Выговский.

Кисель задумался; казалось он что-то соображал.

– И пан Иван говорит, что у Богдана много войска? – спросил он.

– У него несметное войско! – подтвердил Выговский. – Известный татарский богатырь Тугай-бей заключил с ним вечный союз, да и хана Крымского с минуты на минуту ожидают с его ордой.

– Не говорил ли я отцу Василию?!.. – воскликнул Кисель, обращаясь к священнику. – Я подумаю, пан Выговский, – ответил он посланному, – и тогда пришлю ответ пану Богдану. Это дело слишком серьезно, чтобы решить его поспешно. Оно тем более серьезно для меня, так как я сразу могу встать в дурные отношения с благородным шляхетством, а как православному, мне уже и без того не оказывают большого доверия.

Пан Выговский стал откланиваться.

– Желаю пану всего хорошего на его новом поприще, – с некоторым оттенком иронии сказал Кисель, провожая гостя.

В тот же вечер пан воевода написал два письма: одно к воеводе Севскому, другое в Москву, к одному из бояр. Воеводу он просил подать помощь против мятежного казака, не допустить его при содействии татар разгромить Украину и Польшу, а также просил передать об этом воеводе Хотмышскому. В Москву он сообщил узнанные им новости и благодарил московских бояр за готовность подать помощь против мятежника. Затем он велел просить к себе монаха Петрония Ляшко и имел с ним долгое совещание. Он сообщил ему все новости, услышанные от Выговского, и прибавил:

– Как ты полагаешь, Петроний, что мне теперь делать?

– Полагаю, не следует показывать и вида, что пан воевода не одобряет действий Хмельницкого. Надо отвести ему глаза, постараться подействовать на него своим красноречием, упирая особенно на то, что и пан воевода также предан православной вере, умолять его послать депутацию на сейм и обещать ему свое содействие для примирения с панами…

– Я и сам так думал, – отвечал пан воевода, – и, конечно, мог бы как-нибудь примирить Хмельницкого с сеймом… Я знаю, что этот казак не прочь дружить с панами, но меня смущает одно: дружба его с татарами… Разве убедить его отослать орду, по крайней мере, на время переговоров?

– О, пан воевода, конечно, сумеет ему написать самое убедительное послание! – не без лести проговорил поверенный пана.

– А ты, отец Петроний, будешь моим посланным, только, смотри, не проговорись о чем-нибудь, чего ему знать не следует… Пусть он вполне доверяет нам и надеется на нашу дружбу.

На следующее утро Петроний Ляшко собрался в путь и распростился со своими домашними.

– Отец Петроний, – застенчиво проговорила Катря, – провожая его за ворота, где ожидал его конь. – Когда ты будешь в казацком таборе, отыщи там запорожца Ивашка Довгуна, передай ему от меня поклон и скажи, что я здорова и что мне здесь очень хорошо живется.

– А письмеца не будет? – лукаво спросил отец Петроний.

– Ивашко не умеет читать! – закрасневшись, отвечала панна, – а я не хочу, чтобы мое письмо читал кто-нибудь другой.

– Эх, пана Катря, – проговорил Петроний шутя, – какого ты жениха-то выбрала, и читать не умеет. Сама ты такая умница, тебе бы пана образованного…

– Ну, много ли и панов-то образованных? – вспылила девушка. – Вовсе мне не нравятся такие латинисты, как пан Остророг: все и сидит за своей библией.

– Что делать, о вкусах не спорят, – отвечал Петроний, – усаживаясь в седло, – словесно передадим твое поручение славному пану казаку, –прибавил он и, поклонившись девушке, двинулся в путь.

Кисель также стал собираться в дорогу; к девятому июня ему надо было поспеть на сейм в Варшаву. В это время разнеслась весть, что король Владислав умер. Ехать в то время было далеко не безопасно, так как повсюду уже вспыхнуло восстание, а потому Кисель должен был взять с собой порядочный отряд для охраны. Его сопровождал значительный обоз с провизией, так как ходили слухи, что хлопы прячут съестное и ни за какие деньги не хотят ничего продавать панам. Наконец, сборы были окончены, Кисель уехал, а пани воеводша с панной Катрей остались одни хозяйничать в имении.

Прошли июнь и июль. Восстание росло. Обе женщины с ужасом слышали, что по соседству то то, то другое имение выжжено и разорено. Как-то вечером они сидели и чистили ягоды, как вдруг к ним вбежала одна из крестьянок, работавших в поле, и в ужасе, задыхаясь, едва могла проговорить:

– Гайдамаки близко!

Пани воеводша и Катря вскочили с места; женщины работавшие вместе с ними, заметались, завыли, мужчины схватились за оружие; но ни хозяйка имения, ни молодая девушка не были уверены в намерениях хлопов защищать господ; им невольно пришли на мысль все рассказы о происходивших по соседству неистовствах: как прислуга резала своих господ или выдавала их в руки казаков. В отчаянии они скрылись в самую дальнюю комнату и не знали, что им предпринять.

– Нет ли здесь где-нибудь скрытого места, где бы мы могли переждать опасность? – спросила Катря.

– Ведь они все сожгут, дитя мое!

– Но, может быть, какой-нибудь подвал?

– Подвал? – в раздумье повторила пани. – Есть подвалы, да что в них толку: гайдамаки по подвалам-то и пойдут, разыскивая вина… Разве вот что, – проговорила она, соображая, – есть у нас потайной ход, только я сама хорошенько не знаю, где он. Его завалили камнями и, говорят, что там ходят страшные привидения…

– Не знает ли кто из прислуги, где этот ход? Привидения нам теперь не так страшны, как живые люди.

– Старик дворецкий знает, но можно ли на него положиться?.. Никому из хлопов теперь доверять нельзя.

– Ничего, все лучше довериться одному, чем всем, – бодро отвечала Катря и побежала разыскивать дворецкого.

– Петро, – говорила она старику, – спаси нас, укрой в потайном ходу; пани говорит, что ты знаешь, где этот ход.

Старик посмотрел на нее и вздохнул.

– Знать-то знаю, да страшно! Конечно, я старый слуга, – рассуждал он, – и ничем не был обижен ни от пана, ни от пани, да что скажут другие хлопы?

Он понизил голос.

– Они собираются выдать и пани, и панну гайдамакам: тогда, говорят, их никто не тронет… Если я вас укрою, они со свету сгонят.

– Беги с нами! – предложила Катря.

– Нет, панна, стар я, чтобы бросить родную семью. Эх, панночка, жалко мне вас! – прибавил он. – Не так жалко старую пани, ей все равно скоро умирать, а вам бы только жить начинать. Ну, что бы там ни было, – решил он, махнув рукой, – а старый Петро попробует вас спасти. Выйдите вместе с пани за сенной сарай, там я буду вас ждать и захвачу вам обеим крестьянской плахты и свиты, возьму их тайком у невестки; только торопитесь, теперь самое время, не то попадете в руки хлопам.

Катря побежала назад, в страхе посматривая на людскую; ей казалось, что вот-вот сейчас ее схватят, она крестилась и шептала молитву. Ей надо было еще забежать к Олешке, жившей наверху в светелке, и она, поднимаясь по лестнице, постоянно оглядывалась по сторонам, боясь встретить кого-либо из прислуги. Но хлопы в это время находились по другую сторону дома, и три женщины, никем не замеченные, проскользнули к сенному сараю, стоявшему поодаль от остальных построек, подле господского парка.

Старый Петро уже ждал их и повел в парк. Он угрюмо молчал, не отвечал на расспросы пани и быстро шагал по извилистой тропинке, терявшейся в сплошной стене густых кустов. Они дошли до небольшого озерка и свернули немного в сторону к невысокому пригорку с какой-то полуразрушенной беседкой. Подле пригорка лежала куча камней, набросанная как попало, может быть свалившихся сверху; сбоку лежал довольно большой камень. Петро отвалил его, разрыл немного лежащий на земле щебень и взялся за скобу потайной двери, сделанной на подобии люка. Дверь со скрипом поднялась, за нею открылся ход с несколькими ступенями. Пахнуло сыростью, гнилью… Женщины невольно отступили назад…

– Идите, идите! – торопил Петро.

Они спустились по лестнице. Петро вынул из кармана огниво и тонкую восковую свечу. Он высек огня, зажег свечу и только тогда запер люк.

– Ну, теперь с Богом! – сказа он, набожно крестясь. – Свечку эту я взял от образа, нечистая сила не посмеет тронуть нас; идите за мною смело, ход этот приведет нас за три версты от имения, к "Дикому Овражку", а там ждут вас добрые кони, Петро обо всем позаботился.

Восковая свечка едва теплилась и слабо освещала стены узкого, низкого коридора. Кое-где в стенах попадались какие-то странные углубления, Петро со страхом от них сторонился.

– Много здесь душ погублено, ой, много! – со вздохом сказал он. Действительно, кое-где валялись черепа и под ноги попадались человеческие кости.

– Давно это было, – говорил Петро, – один из панов рассердился на хлопов и задумал погубить их. Всех их загнали сюда в подземелье, и мужчин, и женщин, и детей, и уморили голодом, а пан приходил в беседку, слушать их стоны и тешился их мученьем. Вот с тех пор и бродят здесь приведения, но нам их нечего бояться: святая свеча всех их разгонит.