Богомил Райнов - Ночные бульвары

• Название: Ночные бульвары
• Автор: Богомил Райнов
• Жанр: Шпионский детектив

---

Он сунул сигарету в уголок рта и зажег. Затем машинально вытолкнул вверх и вновь вернул обратно, словно никак не мог найти ей удобное место.

«Ты ждешь даму, а она не идет. Ничего сверхъестественного — она тебе не назначала встречи. И тем лучше. Когда такие, как она, назначают встречу, то опаздывают еще больше.»

Он попытался создать себе некоторое развлечение из разглядывания окружающей публики. Но публика эта была неинтересная и неопределенная, состоящая из людей, о которых трудно сказать — из хорошего они общества, или лишь хотят преподнести себя таковыми.

«Ничего, все равно погляди. Может, пейзаж из этих пуховых шапок и не столь интересен, но всё какая-то польза от колорита. Самая малая польза в том, что ты воздержишься от второй „кальвы“. Когда ждешь даму, нужно думать и о ресурсах, необходимых для ее встречи. Даже если есть риск, что все произойдет, как на прошлой неделе.»

Когда Робер в первый раз увидел Мариaнну за витриной «Нарцисса», то подумал, что обознался. Уже дойдя до угла, не стерпел и вернулся. Это и впрямь была она, но до того изменившаяся, что он не посмел заговорить. «Оставь ее, не стоит. Это не она, хотя и та же самая… Это — другая, хотя и она.»

Но на следующий вечер — это было на прошлой неделе — Робер снова прошел мимо «Нарцисса», и Мариaнна опять была там, только не за витриной, а снаружи… И он не смог пройти мимо.

— Добрый вечер.

Она посмотрела на него с безразличием и движение головы ее было так легко, что Робер не понял, кивок ли это.

— Ты меня узнаешь?

— И что дальше…

— Разрешаешь ли присесть?

— Ни в коем случае.

— Мерси, — сказал он, придвинул ногой стул и спокойно на нем расположился.

— Сейчас официанта позову, — пригрозила она.

— Не утруждай себя — эту работу я исполню сам. Что будешь пить?

— Ты что, не слышишь? Пойми, если еще совсем не одурел — я кое-кого жду и дождаться его собираюсь одна.

— При таком положении…

Он сокрушенно пожал плечами и встал. Потом добавил другим тоном:

— Оставим эту игру. Всё, чего я хочу, — это увидеть тебя в какой-нибудь день. Мне тебе кое-что нужно сказать.

— С этого и надо было начинать.

— Тогда считай, что это — начало. Хочу тебя видеть.

— Не сейчас.

— Когда?

— В другой раз.

Она перевела взгляд ему за плечо и на лице у нее появилась слабая улыбка. Робер машинально обернулся. К ним приближался низкий плотный мужчина с проседью в волосах.

— Добрый день, Мари. За вами, никак, ухаживают?

Голос у него был добродушный и самоуверенный.

Что было дальше, Робер не слышал. Он слился с толпой.

Это было на прошлой неделе. Но нет никакой гарантии, что и сегодня не повторится то же самое, если Марианна вообще когда-нибудь выплывет из этой толпы, колыхающейся у столов и навевающей морскую болезнь.

В поисках разнообразия Робер перевел взгляд на небо.

«Сначала пейзаж из шапок, потом людской поток, а теперь — небо. Хорошо, что, куда бы ни пошел, над тобой всегда будет кусочек неба, на котором можно дать отдохнуть глазам. Особенно такого, как сегодня — после дождя, с пухлыми облаками, подгоняемыми ветром все на восток и на восток, темными облаками, похожими на фиолетовый дым, от которых еще светлее делается синева, проглядывающая местами и переходящая в теплую зелень там, над самыми цинковыми кровлями. Красивы и небо, и лето, которое после дождя ощущается даже над Парижем, и огромные тяжелые кроны старых каштанов напротив, только ты давно уже перестал видеть эти вещи. Ты гроша ломаного за них не даешь, и погода интересует тебя в основном в смысле: надеть ли плащ или можно выйти в одном пиджаке.»

Было девять часов и Робер уже знал, что Марианна не придет, а поскольку в это мгновенье мимо стола проходил официант, то он решил воспользоваться совпадением.

— Гарсон, одну «кальву».

— Люди с хорошими привычками «кальвадос» в этот час не пьют. Тем хуже. И мне один!

Это была Марианна. Она без дальнейших предисловий села напротив и лицо ее показалось ему еще утомленнее, чем в прошлый раз.

— Меня ждал?

Голос тоже усталый. Вопрос без любопытства.

— Да, тебя.

— А… Ну, вот и мы.

И когда официант поставил рюмки:

— Ты что-то хотел мне сказать.

Она в ожидании откинулась на спинку стула и скрестила ноги. Ноги она скрещивала небрежно, не одернув целомудренно юбку над оголенными бедрами. Робер вместо ответа поднял рюмку и разом опрокинул. Марианна легонько отпила, словно пробуя, затем проглотила остатки.

— Ты говорил, что хочешь мне что-то сказать, — повторила она.

— Пустое. Что я могу тебе сказать?

— Откуда мне знать? Тебе одному известно.

— То, что я хотел сказать, давно сказал. Ничего другого с тех пор придумать не смог.

— Тогда к чему была та комедия на днях?

— Так. Без глубоких причин. Хотел тебя видеть, и все.

— Вкусная отплата за несбывшуюся любовь, что ли?

В машинальной улыбке полных ярко-красных губ было что-то бесстыдное, однако Робер не ощутил желания реагировать.

Она смотрела на него без особого интереса и словно ожидала ответа. Потом сказала совсем без связи:

— Знаешь, а ты довольно сильно изменился. И не в лучшую сторону.

— Например?

— Например? Ставишь меня в неудобное положение…

— Ну, не деликатничай уж так.

— Я и не деликатничаю. Но перемен в тебе так много, что просто не знаю, с которой начать.

— Начни с чего хочешь, — безразлично предложил Робер, выплюнув на тротуар мокрый окурок и достав новую папиросу.

— Тогда начну с твоей отвратительной привычки разгуливать по всему рту сигаретой и беспрестанно барабанить пальцами по столу.

— Мелочи, — заметил Робер, перестав постукивать по мраморной плите.

— Неврастения — не мелочь.

Он не ответил. Только снова легонько застучал пальцами по столу.

— Да, ты довольно сильно изменился, малый. Состарился и даже подурнел. Когда-то ты был красавцем, Робер, а теперь подурнел.

— Я бы мог сказать то же самое о тебе, если б не был кавалером.

— Хорошо, хоть не говоришь. Теперь вижу, что кое-что с молодости у тебя сохранилось: злоба.

— Дело не в злобе. Дело скорее в возрасте.

— Могу тебя заверить, что больше двадцати восьми мужчины мне не дают.

— И столько тебе и есть….

— Именно так.

— Значит, когда-то я был влюблен в двенадцатилетнюю девочку. Хорошо хоть, что этого не поняли власти. Это ведь наказуемо, знаешь.

— Наказуемы лишь деяния. А деяниями, если мне не изменяет память, ты похвастаться не можешь.

— Верно, — равнодушно кивнул Робер. — Вообще, все, что ты говоришь, верно. Ты выглядишь на двадцать восемь, а я лишь по злобе своей даю тебе еще восемь, и мы с тобой — это цветок в каплях росы да развалина, собранные в странном сожительстве.

— Никакого сожительства нет.

— Чудесно, нет и сожительства. Сожительство — это для того, толстого. Уж не господин ли супруг, случайно?

— Супруга у меня нет.

— Значит, любовник.

— Ну, и что с того?

— Ничего.

— Тогда выпьем по маленькой на посошок да разойдемся.

Робер заказал.

— С каких пор у тебя этот любовник?

— Не твое дело.

— Знаю. Просто так спрашиваю. С каких он у тебя пор?

— Нет, ну до чего ты надоедлив. Допрос, что ли, проводишь? По какому праву?

— Никакого допроса. Так, беседуем. Впрочем, если хочешь, можем сменить тему.

— Вот это что-то разумное.

«Верно, сменим тему. Станем говорить глупости — что придет в голову.»

Официант принес заказ.

Робер вытащил изо рта мокрый окурок и зажег новую сигарету. Затем поднял рюмку и отпил до половины.

— Ты становишься воздержаннее, — заметила Марианна.

— Нет. Просто бережливее.

— В затруднении?

Он кивнул.

— Плохо живешь?

Он снова кивнул.

— Костюм у тебя неплохой…

— Да, но единственный.

— Чем вообще занимаешься?

— Тем же, чем и раньше.

«Врешь. Ничем ты не занимаешься. И ничего не осталось у тебя от того Робера, который трудился. Ничего, кроме привычки держать сигарету во рту, чтобы освободить руки для кистей и палитры. Ну вот, теперь они у тебя совершенно свободны. Свободны от всего — даже от кистей и палитры.»

— Тебе бы к Пикассо за советом сходить… — предложила Марианна после краткого молчания.

— Тайна известна мне и без Пикассо.

— В чем же дело тогда?

— Ну вот, теперь ты становишься надоедливой. Оставь! — Он устало махнул рукой.

— Как хочешь…

Она замолчала, но немного погодя снова добавила:

— И все же жил же ты как-то все эти годы.

— Совершенно верно. Жил как-то. Жил всяко. В последнее время даже с немалыми деньгами в кармане. Но сейчас все кончено. Полный крах.

— И окончательный?

— Скорей всего.

Он выплюнул недокуренную сигарету, подпер голову ладонью и стал смотреть на улицу. Ряды прохожих поредели. За каштанами напротив загорелись зеленые буквы неоновой рекламы, и деревья в темноте стали плоскими и неестественными, словно декорации.