Хамза Есенжанов - Яик – светлая река

• Название: Яик – светлая река
• Автор: Хамза Есенжанов
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Хамза Есенжанов – автор многих рассказов, повестей и романов. Его наиболее значительным произведением является роман «Яик – светлая река». Это большое эпическое полотно о становлении советской власти в Казахстане. Есенжанов, современник этих событий, использовал в романе много исторических документов и фактов. Прототипы героев его романа – реальные лица. Автор прослеживает зарождение революционного движения в самых низах народа – казахских аулах, кочевьях, зимовьях; показывает рост самосознания бывших кочевников и влияние на них передовых русских и казахских рабочих-большевиков.

Роман «Яик – светлая река» в 1968 году получил Государственную республиканскую премию имени Абая.

---

– Офицер, – проговорил он брезгливо.

Услышав разговор, офицер простонал.

– Этот пес еще жив.

Раненый приподнял голову, уставился на Нурыма и отчетливо произнес:

– Аблаев, ты здесь?

Нурыма обожгла холодная догадка: «Неужели он здесь? Это его, наверное, я стукнул по башке». Нурым кинулся искать своего врага…

Аблаев в темноте ловко увильнул от удара Нурыма, приклад угодил ему ниже спины. От боли он упал сначала на землю, но быстро опомнился и отполз в угол ограды. Острая боль, от которой онемела нога, медленно прошла. Пригнув голову, Аблаев высматривал в темноте свою жертву. Увидев шагах в пятнадцати от себя длинную, ссутулившуюся фигуру Нурыма, искавшего что-то на земле, Аблаев прицелился из нагана…

Жоламанов сбегал к соседним домам, чтобы поднять своих джигитов. В тех домах тоже стоял невообразимый гвалт, раздавалась беспорядочная стрельба.

– Нурым! Где ты? – вернувшись, крикнул Жоламанов.

– Здесь!

Два выстрела, прозвучавших один за другим, оборвали голос Нурыма.

Жоламанов больше ничего не узнал ни о Нурыме, ни об Ораке; все смешалось, закружилось. Бесконечная стрельба, крики, плач детей, душераздирающий визг женщин, ржанье обезумевших коней, треск опрокинутой вблизи телеги. Из угла в угол затравленно метались овцы, из окон дома у самого устья реки взметнулось в черное небо жадное пламя. Началось кровавое побоище, безумная пляска смерти. Азмуратов и Аблаев с юнкерами перестреляли, перерубили всех дружинников, спавших безмятежным сном. Всех до единого. В эту ночь они торжествовали.

4

Убийцы, как правило, трусы. Уильские юнкера не осмелились напасть на сотню Мамбета, стоявшую в двадцати верстах. Они боялись полка Айтиева, находившегося вблизи, и довольствовались тем, что щедро полили человеческой кровью устье Ащисая.

Пятьдесят юнкеров во главе с Аблаевым за одну ночь расстреляли двести дружинников. Большинство погибло в постели, так и не проснувшись. Пытавшихся убежать зарубили шашками.

К утру ворвался в аул отряд Азмуратова и выловил тех дружинников, что упрятались в хлевах, овчарнях, в скирдах; тут же зарубили семерых джигитов, а самого сотника схватили живьем. После этого юнкера погрузили оружие, продовольствие на телеги, согнали в гурт всех коней и поспешно уехали.

В скорбный аул, где в голос плакали женщины и дети, прискакал утром Батырбек со своими джигитами. Они выносили убитых из домов и развалин, старались успокоить жителей. Когда Батырбек увидел примчавшихся в аул Ораза и Хакима, он не сдержался, заплакал, как ребенок, горько и неутешно. Хаким побледнел как покойник, онемел, ни звука не произнес, не пролил ни единой слезы. Он безмолвно ходил по огромному двору, где рядами лежали окровавленные трупы, и кого-то искал… Наконец он остановился. Возле совершенно разрушенного дома лежал Нурым. Рядом с ним – Орак. Оба были обезглавлены.

Хаким опустился возле тела Нурыма и сидел долго как окаменелый. Вдруг он вспомнил: «Где же Мукарама? Неужто эти звери увезли ее? О боже! Лучше бы она погибла, чем оказаться в руках убийц! Лучше бы лежала здесь окровавленной, но чистой, непоруганной!» Хаким тупо повторял: «Зачем?! Зачем она здесь?»

Он на миг отвернулся от Нурыма, вскользь увидел, как жители аула вытаскивали трупы из-под развалин. Вынесли тело молодой женщины. Положили в стороне. Еще один труп, старухи. Положили рядом. Потом вынесли девочку… Еще одну женщину… Нет, девушку. С распущенными волосами. Смертельно бледную. Хаким бросился к телу девушки, обнял ее голову. Это была Мукарама…

Стоял сухой безветренный мороз. Широкая равнина между Барбастау и Меновым Двором покрылась первым легким снежком. Покрылись снегом долины и холмики, копны сена то тут, то там и редкие, чахлые кусты тоже оделись в легкое пушистое белое одеяние. Вдали сверкал белизной густой лес вдоль Яика. Кругом бело и тихо-тихо. Казалось, за одну ночь природа очистила этот неприглядный, грязно-унылый край, каким он бывает глубокой осенью. Перед зарей донеслись сюда, как далекие раскаты грома, выстрелы пушек, но сейчас и они умолкли, где-то за Лбищенском или дальше, далеко за Яиком. По тихой заснеженной степи прокладывали дорожку двое всадников. Там, где ступали кони, оставались темные следы копыт. Всадники держали путь в Меновой Двор.

Это были Ораз и Хаким, сильно осунувшийся, побледневший за последние дни, потерявший любимую девушку, родного брата, незабвенных друзей. В душе его было пустынно, мертво, сердце будто застыло, не было ни мыслей, ни дум. Он все молчал, ничего не видел вокруг. Ораз несколько раз пытался отвлечь его, но Хаким отвечал односложно: «нет» или «да».

Когда всадники приблизились к Меновому Двору, Ораз рассказал ему о большом горе, постигшем город:

– Казаки решили расправиться со всеми своими пленниками. На большой площади Сенного базара выстроили двадцать пять виселиц. В ночь перед казнью Дмитриев отравился в каземате…

Хаким вздрогнул, словно от острой боли.

– Принял яд, – продолжал Ораз. – Решил, что лучше покончить с собой, чем ждать, пока палач накинет петлю на шею. Наши не успели, злодеи торопились свершить свое черное дело. Иначе Красная гвардия освободила бы вчера всех, кто томился в «Сорока трубах». Верно ведь?

Хаким молча кивнул головой.

– В тот день погибли многие, – продолжал Ораз. – Единственный сын Гадильшиной, сидевший в тюрьме, и единственная дочь Дмитриева. Мальчика казаки изрубили шашками… Он подкрался ночью к виселице, перерезал веревку, хотел унести один из трупов, но дозорные заметили и зарубили его на месте.

Хаким догадался, что мальчик этот был Сями.

– Зверье на все способно! – тихо сказал он.

«…Ночью мы встретились возле дома Мукарамы. Летом у стен тюрьмы… Листовки приклеивал, еду носил. Смышленый мальчик, как наш Адильбек… Только немного постарше. Умный, живой был…»

Хаким посмотрел вдаль, на холодную снежную степь. Впереди темнел Меновой Двор, слышался какой-то гул, издали было заметно необычное оживление в городе.

«…В чем был виноват Сями, мальчик Сями?.. В чем были виноваты все остальные?!»

– Там народ собирается, шумят. Вон солдаты. Говорили, что полк Айтиева стоит в Меновом Дворе.

Хаким тоже привстал на стременах.

– Давай побыстрей, Хаким! – заторопился Ораз.

Оба припустили коней. Перед глазами Хакима все стоял маленький Сями, приклеивающий листовку на стену дома Курбановых. «За что убили его?.. А Мукараму? Нурыма? Сальмена?»

На площади толпился народ. Кони, телеги, верблюды, волы. Казахи в шубах, в чекменях, в огромных треухах. Кердеринцы. Среди них много знакомых. Позади на конях выстроились солдаты. Добровольцы-казахи. Тут и партизаны Белана. Казахи легко пропустили Хакима и Ораза, но отряд Белана задержал их.

– Стойте здесь и не мешайте слушать. Комиссар говорит.

– Кто?

– Старый киргиз.

– Ой, да это же Баке! Бахитжан Каратаев! – воскликнул Ораз. – Вон видишь, ветер его бороду треплет.

Чуть заметный ветерок лохматил густые с сединой волосы старика и длинную его бороду. Рослый, крупный, в шубе, он стоял на трибуне и что-то говорил. Глухой голос старика почти не доходил до последних рядов: огромная, как море, толпа волновалась, гудела. Ораз привстал на стременах, напряженно слушая обрывки фраз.

В это время из отряда Белана отделился, бесцеремонно прокладывая дорогу в толпе, точно матерая, темно-серая в пестринах щука в камышах, чернолицый, крупнотелый всадник и направил коня навстречу Оразу и Хакиму. Перед ним расступались в стороны и недовольно бурчали вслед. Но чернолицый, не обращая внимания, упрямо пробивался вперед. Ораз издали заметил его.

– Мамбет к нам едет! – сообщил он Хакиму.

Мамбет подъехал к ним и пророкотал:

– Где Батырбек?

На его зычный голос все вокруг обернулись.

– Батырбек сюда едет. Но Орака… нет, – тихо сказал Ораз.

– Почему нет?!

– Они…

– Что они?! – вскрикнул Мамбет, чувствуя неладное. Он грозно нахмурился, а голос стал глухим и сиплым.

– И Орак и Нурым – все погибли. Офицеры напали врасплох…

Мамбет заскрежетал зубами и поднял кулак.

– Ну погодите, мерзавцы!

Лицо Мамбета покрылось пятнами, стало страшным. Ораз отвел от него глаза, повернулся к Хакиму, указал в сторону Бахитжана:

– Слушай, Хаким, слушай!

Хаким, отрешенный, измученный, напрягая волю, ловил слова знаменитого Каратаева.

– …Времена отчаяния позади. Только сейчас открылись ворота свободы. Народ вырвался из душной темницы на вольный простор. Однако настоящий поход за свободу только начинается…

– Ты слышишь, Хаким?

– Путь свободы и равенства – долгий и трудный путь. Вперед, джигиты! Немало смельчаков пролили кровь и отдали жизнь за свободу… Но крутое время миновало!

– …И кровь пролили, и жизнь отдали. Нурым. Сальмен. Мукарама. Сями… – шептал Хаким. – Путь свободы долог и труден…