А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2)

• Название: Екатерина Великая (Том 2)
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-111-6

«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.

Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».

А. С. Пушкин

В книгу вошли произведения, посвящённые Екатерине II и истории её правления:

Н. А. Равич ДВЕ СТОЛИЦЫ

П. Г. Жданов ПОСЛЕДНИЙ ФАВОРИТ

Е. А. Сапиас СЕНАТСКИЙ СЕКРЕТАРЬ

---

С новыми поклонами, с новыми уверениями расстался с Екатериной хитрый, изворотливый швед…

– Что же, – как бы размышляя вслух, проговорила после его ухода Екатерина, – ежели послужит нам проныра в этом деле, можно будет потешить его на время финляндской герцогской шапкою… А там, пожалуй, найдём и более пригодного ему заместителя! Не правда ли, генерал?

«Генерал», ставший вдруг мечтательным, словно очарованным чем-то, молча кивнув, поднял и нежно поцеловал дряблую сейчас, но белую, выхоленную руку…

И оба они смотрели туда, где за дверью скрылся шведский вельможа, готовый ценой предательства купить себе власть и жалкие земные блага.

А через полчаса на том же кресле сидел король Густав.

Теперь не было заметно смущения ни в манерах, ни в звуках голоса юноши. Только глаза выдавали его затаённое, глубокое волнение.

– Ваше величество, благодарение Богу, хорошо себя чувствуете нынче… Я искренно рад!

– Готова верить от души. Вы ещё так молоды, нельзя допустить, чтобы вы могли желать кому-либо сознательно зла, как о вас толкуют дурные люди…

– Мой дядя? Он был у вас… Мне сказали. Он же сам так много мешал во всём… И он посмел…

– Зачем так поспешно, сир? Ваш дядя приходил с миром. Просил при случае смягчить то, что случилось у вас… Но я не для этого просила прийти ваше величество. Генерал, вы можете потолковать с господином Штедингом, а я поговорю с его величеством.

Зубов, Штединг и один из советников посольства, пришедшие за королём, отошли в дальний конец комнаты. Осторожно вошедший Морков, которого призвал Зубов, присоединился к ним.

А Екатерина прямо обратилась к королю:

– Скажите, сир, могли бы вы мне открыто и прямо объявить: что вынудило вас к поступку… конечно, не время здесь определять его… к тому, что произошло? Спрашиваю вас… как женщина, как бабушка той несчастной малютки, кого тяжелее всех коснулся удар судьбы… Вы можете не отвечать мне. Но если пожелаете, жду только правды.

– О, ничего иного вы не могли и ждать, государыня, – порывисто, но избегая глядеть в лицо императрицы, ответил король, – я скажу всё, что у меня на душе… Как-то странно всё вышло. Обо всём были подробные разговоры целый месяц… О малейших условиях. А о религии, о самом главном, так, мимоходом, слегка… Я думал, вопроса не может возникать… Одна вера у нас: в Господа-Искупителя, Христа. Мудрая, великая государыня, друг философов, сама мыслительница, давшая законы миллионам людей, должна понять, что нет стыда и греха – принять жене обряды, которых держится муж, какие приняты его народом… Если ваше величество, став супругой принца греческой веры, приняли его обряд, то в чём позор для внучки вашей вернуться ради мужа к вере ваших предков? Так я думал, государыня. И думал ещё: если здесь, в России, народ желает видеть государыню в одной вере с собой, то и в моей Швеции мой верный, добрый народ вправе желать и требовать того же от своей королевы… Шведы малочисленны, но верны своему трону так же, как и ваши русские вам… Можно ли обижать их? И какое дело русскому народу, что принцесса, далеко ушедшая от них, чтит Создателя мира так, как чтит её супруг и король… Вот что думалось мне…

– Я перебью вас. Ваш народ, сир, много просвещённей, умнее моего. Самый обряд его веры говорит о том… Видите, я не лицемерю, как перед русскими моими подданными… Народ русский – дитя в вере своей… А ребёнка нельзя обидеть в этом священном деле, сир. Он может стать опасным. Вы понимаете меня?

– Понимаю, государыня. Но помню и о другом, о законах моей страны. Они там выше всего. Выше меня, короля… Если бы я даже захотел… Конечно, сам я не стал бы стеснять совести моей супруги. В своих покоях она могла молиться и верить, как желает. Тут она хозяйка… Но для виду… Уважая законы… Я о том говорил княжне. И вот ещё одно, чуть ли не главное, что вынудило меня поступить решительнее, чем хотел бы я сам… Я говорил с княжной. Я спросил её: пожелает ли она принять веру, которую исповедую я, её будущий супруг? И княжна охотно согласилась… И руку мне подала на том, и я…

– Внучка?! Александрина согласилась? Дала вам слово? Да быть не может! Да… Простите, в словах ваших я не сомневаюсь. Но прямо говорю: тут вышло что-то непонятное. Не могла она. Ей ли не знать, как строго отец смотрит на дело веры? Как я её учила? Как все говорили ей… Нет, всё не то… Словом, быть того не могло. Я узнаю… Выяснить надо это… Нынче же узнаю… А теперь прямо говорю вам: постараемся поправить беду. Верьте, ваш народ не спросит, как молится его королева. У вас много дел и без того для народа. И если всё уладится, вы сами должны знать, какого друга увидите во мне… И что может стоить моя дружба!

– Мне трудно отвечать. Я благодарен… Очень. Но простите: по силе наших законов уступить не могу! Если не народ, так дворянство восстанет против нарушения древних королевских прав… Одно готов обещать… Вот скоро в день моего совершеннолетия соберутся Генеральные штаты. В их власти менять основные законы страны… Больше ни у кого! И я буду сам просить… Прямо скажу: я люблю княжну, как умею… И хочу видеть её своей женой… Я буду хлопотать. Уверен, что депутаты не откажут в первой просьбе своему королю… И тогда… без волнений, без мятежа, возможного в противном случае, я предоставлю полную свободу моей будущей жене, пришлю почётных послов за королевой Швеции.

– Вы опасаетесь даже волнений, мятежа? Положим, правда… Враги у вас есть… Опасные, очень близкие к вам… По совести должна сказать, что опасаться вы должны. Да же – родного дяди… Это – между нами, правда, сир?

– О, ваше величество, клянусь…

– Не надо. Я верю… Но усмирить мятеж – легко… Что ещё там за Генеральные штаты… Якобинство! Мартинизм. Помните господин Густав – вы король Божьей милостью, силой меча и векового наследия. И непристойно вам гнуть голову перед чернью, как я не гну своей старой головы перед тёмной толпой.

Едва удержался юноша указать самодержавной повелительнице, что только желанием угодить своему народу и вызвала она тяжёлый разлад, который силой войск собирается уладить теперь. Но он сказал только:

– Это возможно, согласен, ваше величество. Но как я введу чужие полки в родной дом? Как поведу их против своего народа? Простите, я понимаю – желание добра для меня подсказало вашему величеству такую мысль. Но я присягал законам моей страны. И что бы там ни случилось, останусь им верен! Король должен свято соблюдать не только присягу, данную им, но и каждое своё обещание, или не давать его. Конечно, государыня, вы сами так думали и поступали всегда. Могу ли я, едва вступя на трон, поступить иначе?

Горькая ирония прозвучала в последних словах короля, хотя юноша не желал обидеть старой измученной женщины-императрицы, так часто и явно менявшей свои слова и нарушавшей обещания.

Екатерина видела, что король не намеренно бросил ей в лицо острый укор, но поняла, что дальше им не о чем говорить. Сделав знак Зубову который, заслыша повышенный тон речей короля, уже стоял тут близко, настороже, императрица оперлась на руку фаворита, величаво кивнула головой королю его шведам и вышла из покоя, не говоря ни слова.

* * *

Прошло всего пять дней после несостоявшегося обручения.

Как ни перемогалась государыня, справиться легко с собою и со своим недугом не могла. С каждым днём всё мучительнее ей было думать, что юноша, принятый ею, как самый близкий человек, видевший с её стороны искренние проявления расположения и дружбы, так унизил и оскорбил её, окружённую глубоким, заслуженным после многих лет уважением не только дома, но и за пределами империи…

И эта обида, душевная тревога, которая овладела императрицей, усиливала её слабость, её телесную хворь.

Правда, Роджерсон указывал ещё на одну причину нездоровья.

На ногах у государыни открылись было язвы, следствие застарелого недуга. Выделения этих язв помогали телу очищаться от всех нездоровых начал. Но Екатерине хотелось от них избавиться.

На помощь пришёл грек Ламбро-Кацциони. Прежде – корсар, потом – волонтёр русских войск, помогавший флоту в борьбе с турецкими галерами, он очутился при дворе не то шутом Екатерины, не то прихвостнем фаворита, но «своим человеком».

Узнав от Зубова о больных ногах государыни, он уверил что язвы закроются, стоит лишь брать ножные ванны из холодной морской воды.

Опыт удался, язвы закрылись. Но теперь усилились приливы крови к голове, которые особенно беспокоили Роджерсона. Но на все доводы англичанина Екатерина упрямо отвечала:

– Всё пустое. Вам неприятно, что нашёлся ещё человек, кое-что понимающий в медицине… Он мне помог. Не нападайте на бедного грека… Помогите и мне так же скоро и хорошо. Вот я вам скажу спасибо.

Таким образом, много причин влияло на волю и на тело государыни, причиняя ей страдания, лишая возможности силой духа преодолеть недуг.

Печальная, полная тяжёлых предчувствий, часами лежала на своём любимом канапе Екатерина, и картины, одна мрачнее другой, проносились перед утомлённым взором старой правительницы…