Исабель Альенде - Любовь и Тьма

• Название: Любовь и Тьма
• Автор: Исабель Альенде
• Издательство: Звезда
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-9013-5402-8

Чилийскую писательницу Исабель Альенде называют «Маркесом в юбке». Действительно, по популярности она уступает лишь этому признанному мастеру латиноамериканской литературы. Она родилась в 1942 году, а своей знаменитой фамилией обязана Сальвадору Альенде, которому доводилась племянницей и в доме которого жила в 70-е годы, оказавшись в самой гуще политических событий. «Треугольник» романа «Любовь и Тьма» можно обозначить так: «Ромео, Джульетта и Пиночет». Эта книга не только о любви, но и том, что скрывается за надоевшим словом «политика». Однако, когда человек ощущает бессильную ярость и ужас перед войной, которая никому не нужна, перед репрессиями и исчезновением без вести пропавших близких, это слово вновь наполняется смыслом. Не только в сознании чилийцев тридцатилетней давности…

Послесловие и примечания Виктора Андреева.

---

Однажды утром у железнодорожного переезда были замечены две толстые и горделивые лягушки: они словно осматривали окрестности. Вскоре откуда-то появилось множество других: небольших — из прудов, средних размеров — из ям и колодцев, белых — из акведука, серых — из реки. Кто-то встревожился и созвал всех на них посмотреть. Меж тем земноводные, выстроившись в аккуратные шеренги, организованно пустились в путь. По дороге к ним присоединялись другие; вскоре внушительное зеленое множество направилось к шоссе. Новость облетела округу, появились любопытные: кто пешком, кто — верхом или на автобусе, и все говорили об этом невиданном чуде. Застопорив движение машин, огромная живая мозаика запрудила проезжую часть главной шоссейной магистрали, ведущей в Лос-Рискос. Какой-то грузовик необдуманно попытался двинуться вперед, но заскользил по мертвым, раздавленным тушкам и под ликование собравшихся детей перевернулся, а они вмиг растащили рассыпавшийся по кустам товар. Полиция, облетев район на вертолете, обнаружила, что двести семьдесят метров шоссе покрыто лягушками настолько плотно, что сверху они были похожи на живой блестящий мох. Новость передали по радио, и вскоре из столицы прибыли журналисты вместе с китайским экспертом из ООН: он утверждал, что в детстве видел подобное явление в Пекине. Выйдя из темного автомобиля с официальными номерными знаками, он приветствовал собравшихся, поклонившись налево и направо, а толпа разразилась аплодисментами, — вероятно, его спутали с дирижером хорового общества. Понаблюдав несколько минут за этой желатинообразной массой, человек с Востока заключил, что нет причин для тревоги: речь идет лишь о собрании лягушек. Это повторила пресса, а поскольку были времена бедности и безработицы, то стали подшучивать, мол, за неимением манны небесной Бог послал лягушек, чтобы избранный им народ готовил их с чесноком и кориандром.[15]

Когда с Еванхелиной случился приступ, участники сборища уже рассеялись, а телеоператоры снимали с деревьев свое оборудование. Было двенадцать дня, омытый дождем воздух сверкал чистотой. Еванхелина была в доме одна, а Дигна с внуком Хасинто кормила свиней отходами с кухни. Мельком поглядев на лягушек, они поняли, что ничего интересного там нет, просто сборище противных животных, — поэтому вернулись к свои делам. Пронзительный крик и звон разбитой посуды возвестили о том, что в доме что-то случилось. Еванхелину они нашли на полу: упираясь в пол затылком и пятками, она выгибалась дугой, изо рта ее шла пена, а вокруг валялись черепки разбитых чашек и тарелок.

Мать испугалась и сделала первое, что пришло ей в голову: окатила девочку с ног до головы холодной водой из ведра, — но это, однако, не возымело действия, наоборот, только усилило пугающие симптомы. Когда девушка прокусила язык, изо рта хлынула розовая слизь, глаза закатились, словно провалились в бездну, тело забилось в конвульсиях, а комната вдруг наполнилась тревогой и запахом — кала. Приступ был настолько мощным, что сложенные из необожженных кирпичей толстые стены дрожали, словно внутри них билась какая-то тайная сила. Обняв Хасинто, Дигна Ранкилео закрыла ему глаза рукой, чтобы он не видел этого ужаса.

Приступ продолжался всего несколько минут, но Еванхелина была после него без сил, мать и брат напуганы до предела, а дом перевернут вверх дном. Когда, посмотрев на сборище лягушек, вернулись Иполито и другие сыновья, все уже прошло: девочка отдыхала на стуле, а мать собирала разбитую посуду.

— Ее укусил цветной паук, — поставил диагноз отец, когда ему все рассказали.

— Я осмотрела ее с головы до ног, следов укуса нет…

— Тогда, должно быть, эпилепсия.

Дигна знала природу этой болезни: домашнему имуществу ущерба она не приносила. В тот день она решила отвести Еванхелину к знахарю дону Симону.

— Лучше покажи ее врачу, — посоветовал Иполито.

— Вы знаете, что я думаю о больницах и докторах, — возразила жена, будучи уверена, что если средство от болезни существует, дон Симон его знает.

С той субботы, когда приступ произошел первый раз, прошло пять недель, но они так ничего и не придумали, чтобы облегчить ее страдания. Еванхелина помогала матери мыть посуду, утро близилось к концу, надвигался пугающий полдень.

— Дочка, приготовь кувшин для воды с мукой, — велела Дигна.

Выставляя на стол алюминиевые и железные украшенные фаянсом сосуды, Еванхелина принялась что-то напевать. В каждый сосуд она насыпала пару ложек поджаренной муки и добавляла немного меда. Позже она нальет туда холодной воды для угощения тех, кто появлялся в доме во время припадка в надежде увидеть некое чудо и извлечь из него хоть какую-нибудь пользу.

— С завтрашнего дня они не получат ничего, — ворчала Дигна — Иначе мы разоримся.

— Не говори так, жена, люди приходят, потому что любят ее. От стакана муки не обеднеем, — возразил Иполито, и она опустила голову: он мужчина и, значит, всегда прав.

Едва сдерживая слезы, Дигна поняла, что нервы у нее отказывают, — тогда она пошла за липовым цветом, чтобы заварить успокаивающий настой. Последние две недели стали Голгофой. Испытав столько горя и невзгод, никогда не жалуясь, переделав столько работы и перенеся столько забот, связанных с материнством, эта сильная и смиренная женщина была доведена до крайности навалившимся на ее семью колдовским наваждением. Она была уверена, что испробовала все доступные средства для исцеления девочки, даже водила ее в больницу, нарушив тем самым свою клятву никогда там не появляться. Но все было напрасно.

Нажимая на кнопку звонка, Франсиско хотел, чтобы Беатрис Алькантары дома не было. При ней он чувствовал себя неуютно.

— Это мой товарищ Франсиско Леаль, мама, — так впервые несколько месяцев назад представила его Ирэне.

— Может быть, коллега? — ответила сеньора, не в состоянии принять революционный оттенок слова «товарищ».

С того момента оба знали, чего им ждать друг от друга, однако старались проявлять любезность, не для того, чтобы понравиться друг другу, а по привычной склонности к хорошим манерам. Беатрис незамедлительно выяснила; Франсиско из семьи бедных испанских эмигрантов, из той интеллигенции, что работает по найму в кварталах среднего класса С самого начала у нее возникло подозрение: его ремесло фотографа, ранец и мотоцикл — не атрибуты богемы, а выражение четкого жизненного замысла, и этот замысел с ее представлениями не совпадал. Ее дочь Ирэне часто встречалась с довольно странными людьми, но мать не возражала — все равно это было бесполезно. Однако она как могла воспротивилась ее дружбе с Франсиско. Ей отнюдь не хотелось увидеть Ирэне осчастливленной его товарищескими отношениями, тесными узами совместной работы, и она даже не представляла себе, как это может отразиться на помолвке с капитаном. Беатрис считала Франсиско опасным: даже она сама подпадала под очарование темных глаз, длинных пальцев и спокойного голоса фотографа.

Со свой стороны, с первого взгляда Франсиско догадался о классовых предрассудках и образе мыслей Беатрис. Сожалея в душе, что она мать его лучшей подруги, он установил между ними дистанцию и ограничился лишь вежливым обращением.

Подойдя к дому, он снова загляделся на окружавшую его широкую стену: она была сложена из округлых речных камней и окаймлена карликовой растительностью, проклюнувшейся влажной зимой. Скромная металлическая табличка гласила «Дом престарелых», а ниже было добавлено соответствующее чувству юмора Ирэне название: «Божья воля». Его всегда поражал контраст между ухоженным садом, где скоро расцветут далии,[16] глицинии, розы и гладиолусы — взрыв аромата и цвета — и немощью жильцов первого этажа здания, превращенного в жилище для престарелых На верхнем этаже все было воплощением гармонии и тонкого вкуса Там были восточные ковры, изящная мебель и приобретенные Эусебио Бельтраном еще до исчезновения произведения искусства Дом был похож на другие строения этого квартала но в силу необходимости Беатрис кое-что перестроила однако старалась по мере возможности сохранить фасад без изменения, чтобы с улицы дом выглядел так же внушительно, как и соседние. В этом смысле она была очень щепетильна Она не заключала договоров со стариками, но с удовольствием играла роль благодетельницы: бедняжки, куда им податься, если мы о них не позаботимся?

Такую же осторожность она проявляла относительно своего мужа Ей было удобнее обвинять его в том, что он сбежал с бабенкой неизвестно куда, чем обнаружить причины другого рода На самом деле, она подозревала, что его исчезновение не связано с любовным приключением; скорее всего, органы по наведению порядка случайно пристукнули его, или он гниет где-то в тюрьме, — сколько подобных историй она слышала за последние годы. Не только в ее голове роились эти черные мысли. Сначала ее подружки подозрительно на нее поглядывали, шушукаясь за спиной, мол, Эусебио Бельтран попал в лапы властей, а значит, водится за ним какой-то грешок: может быть, он коммунист, затесавшийся, как многие другие, среди приличных людей. Беатрис не хотелось вспоминать о телефонных угрозах и издевательствах, об анонимных записках, просунутых под дверь, а тем более о том, что она никогда не забудет, — как на ее кровать вывалили мусорный бак. В тот вечер в доме никого не было: ушла даже Роса Когда они с дочерью вернулись из театра, все было как будто в порядке, насторожило лишь то, что молчит собака Ирэне стала искать ее, а Беатрис шла за ней по комнатам и везде зажигала свет. И вдруг, остолбенев от изумления, они увидели, что на кроватях навалены горы мусора — пустые консервные банки, грязная шелуха и скорлупа, испачканные калом бумажки. Клео они нашли в шкафу: собака была заперта и казалась мертвой, — только через пятнадцать часов она пришла в себя от снотворного. В ту ночь Беатрис глядела на горы мусора и дерьма на ее кровати, не постигая смысла этой выходки. Она не могла представить себе, кто принес эти пакеты с мусором, открыл отмычкой дверь, усыпил собаку и все обгадил. В то время на первом этаже не было дома престарелых, а из прислуги, кроме Росы и садовника, никого не держали.