Кшиштоф Барановский - Вокруг света на «Полонезе»

• Название: Вокруг света на «Полонезе»
• Автор: Кшиштоф Барановский
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Спорт
• Год: 1976

Автор книги — польский яхтсмен и журналист Кшиштоф Барановский — рассказывает о двух плаваниях, совершенных им в 1972–1973 годах: в IV гонке одиночек через Атлантику и вокруг света на яхте «Полонез». Во время этих плаваний Кшиштоф Барановский регулярно посылал в газету «Трибуна люду» репортажи, цикл которых и предлагается вниманию читателей. Эта небольшая книга написана лаконично, сдержанно и очень искренне, с мягким юмором. В ней много и интересных размышлений автора об одиночном плавании на маленькой яхте. Чтение книги доставит удовольствие всем, кто любит море, парусный спорт и смелых мореплавателей.

---

Балтика и Северное море

Первые мили за кормой

Обычные паспортные и таможенные формальности в Свиноуйсьце могли бы служить эталоном вежливости. Развернувшись в узком пространстве Боцманского залива, «Полонез» начал пробиваться на двигателе против ветра. Холодная погода смела с причала случайных зрителей, и выход в море состоялся без болельщиков и эскорта провожающих. Весьма знаменательно для суеверного мореплавателя!

Теперь можно было спустить с грот-мачты британский и американский флаги: по морскому этикету, перед началом и после окончания рейса на яхте поднимают флаги тех государств, куда она собирается плыть. Зато у входного люка я воткнул две пунцовые розы, перевязанные белой лентой. Их принесли мне незнакомые люди — просто для «Полонеза». Сейчас это неожиданное украшение находилось в совершенно неподходящем для него месте, и скоро первые брызги соленой воды коснулись нежных цветов…

До Англии я шел с попутчиком — Казимежем Яворским, или Кубой. Сильный северо-восточный ветер уже успел раскачать море. Под защитой волнореза мы поставили паруса, и «Полонез», используя порывы ветра, выскочил со спокойной воды в разбушевавшийся залив, где нас сразу же окатило с головы до ног. Это предупреждало нас о прелестях плавания против ветра. Чуть слышно ругаясь, Казимеж переоделся в штормовую одежду, я тоже стал натягивать на себя теплое белье, и в конце концов стал похож на луковицу, когда надел сверху две куртки из непромокаемой ткани. Но стоило мне выйти на нос, чтобы привести в порядок якорь, как в резиновых сапогах захлюпала вода. Пришлось еще раз сменить носки. И замотать вокруг шеи полотенце…

Один за другим открывались огни маяков: Грейсвальдер-Ойе, Засница, Арконы. Вылетавшие из-под носа брызги в темноте окрашивались от бортовых огней в красный и зеленый цвета, за кормой тянулась белая коса вспененной воды. Позади остался и черный мыс Ясмунда, четко выделявшийся на фоне зарева Засница. Эти огни, мысы, заливы знакомы каждому польскому моряку. Они предвещают встречи на суше, они же принимают прощальные вздохи, когда Свиноуйсьце исчезает за горизонтом.

Настроившись на волну Щецина, я часто слушаю несущиеся в эфир слова, которые или рождают радость встречи, когда судно еще далеко в море, или продлевают минуты расставания. В узкой полосе настройки, сквозь атмосферные шумы и помехи десятков других станций, ловлю отголоски чувств, дел государственной важности и повседневных людских тревог. О таком обычно не говорят на суше, но тут, в море, любой радист или случайный слушатель нередко становится участником самых интимных встреч в эфире. Мне кажется, что это роднит, может быть подсознательно, большую моряцкую семью.

Возле мыса Альконы глубоко. Мне помнится, что во время прошлогодней гонки я проходил на «Полонезе» совсем близко от берега. Теперь у меня включен эхолот, и я наблюдаю, как меняется радиопеленг на маяк. Показания эхолота, как обычно, скачут, но я знаю, что он должен показывать, и на безопасной глубине обхожу мыс. Мне виден его силуэт, когда гаснет маяк. Обеспокоенный смотритель включает прожектор, чтобы подсветить для меня скалы, но яхта оставляет их в стороне.

Бросаю взгляд на карту и прокладку курса к Мекленбургской бухте. В полночь — подъем для Кубы и отбой для меня. Утром, когда я встану, меня приятно удивят прекрасная, спокойная погода и огромный спинакер, поставленный Кубой… Кто ж тут яхтсмен-одиночка?

Ритм Северного моря

Наконец мы оторвались от суши, и жизнь на яхте пошла по распорядку, подчиненному переменам ветра и сменам вахт. Ночь… «Полонез», переваливаясь с борта на борт, идет под полными парусами. Мелькающие вокруг огни либо принадлежат судам, спешащим в порты назначения, либо обозначают фарватер, либо предупреждают о навигационных опасностях.

Ветер крепчает, за кормой остается фосфоресцирующий след. Светятся и гребни набегающих волн. Стабилизатор подруливающего устройства (мы фамильярно называем его Вицек-Вацек) колеблется то вправо, то влево, когда яхта сходит с курса. Следом за Вицеком-Вацеком поворачивается вправо-влево румпель, корректирующий курс.

Под палубой относительно тихо. Только время от времени волна покрупнее встряхивает яхту, и все, что не принайтовлено, летит от одного борта к другому, заодно с человеком. Когда-то я принял за шутку совет пользоваться на яхте каской, но сейчас она оказалась бы кстати.

Маленькая лампочка над штурманским столом освещает кусочек карты. Проложенный на ней курс на юго-запад — единственное доказательство, что мы еще не окончательно потерялись в раскачавшемся море. Ежечасно я отмечаю расшифрованные показания пощелкивающих вразнобой приборов: лага, измеряющего пройденный путь, курсоуказателя, указателя направления ветра, измерителя скорости ветра, эхолота, указателя отклонения от курса… Законы навигации одинаковы для всех судов, поэтому оборудование «Полонеза» и больших судов в какой-то мере сходно.

За кормой тянутся удочки. К вечеру ветер утих, и Куба заявил, что такая безветренная погода хороша для рыбной ловли. Я вспомнил, что подготовился и к этому. Правда, я не рыболов и еще ничего не поймал с борта яхты, но поесть свежей рыбки на ужин или завтрак никогда не против. Поэтому я позаботился о рыболовном снаряжении, попросив щецинских друзей-рыбаков прислать мне такие снасти, которые забрасываются в шесть вечера, а в шесть утра вытягиваются с уловом… Настоящему рыболову это покажется смешным, но ведь я — не настоящий рыболов. К тому же на яхте с минимальной командой есть тысяча дел поважнее. Но когда Куба заговорил о рыбе, я с восторгом схватил лески с прикрепленными на концах блеснами. Острые крючки зацепились сначала за меня, потом за тросы и наконец за лески. Когда удалось их распутать, было, как ни странно, ровно шесть часов.

Первое время я с нетерпением трогал удочки — не клюет ли. Но клёва не было. А потом поднялся ветер, яхта пошла быстрее и шансы на улов уменьшились. Удочки я на всякий случай оставил, в расчете на толику счастья.

Куба отправился спать. Качка убаюкивала его, и, чтобы не вывалиться из койки, он загородил ее закладной доской. После полуночи наступит его вахта. В одиночестве он будет стоять на качающейся палубе, сознавая, что все зависит только от его ловкости и умения, что он один ответствен за любую навигационную ошибку и что у него нет шанса на спасение, очутись он за бортом…

Спустя дня два мы вспомнили об этой ночи. Оказалось, Кубу одолевали те же мысли. Находясь на носу, где особенно сильно ощущается неровный ритм взволнованного моря, он размышлял на вахте о том, что один неосторожный шаг на скользкой, залитой водой палубе может стоить ему очень дорого…

В это время я крепко спал. А когда проснулся в шесть утра, сразу же подумал не о трудной вахте моего товарища (трудность одиночного плавания заключается уже в самой его сути), а о вкусной рыбе, которую мы буксируем за кормой. Я бросился к удочкам. Вначале леска не шла, но постепенно ее сопротивление ослабевало, и наконец я вытащил… кусок оборванного поводка. На второй леске блесна исчезла вместе с поводком. Так закончилась ловля мелкой рыбы. У меня еще оставалась снасть для крупной рыбы.

А пока что ветер усилился еще больше и его вой в такелаже стал тоном выше. Такие звуки приятно слушать в теплом доме. Но мы не сетовали на ветер, поскольку он быстро приближал нас к берегам Англии. Возле Хук-ван-Холланда нам встретилась яхта, шедшая в обратном направлении. Под небольшим парусочком она с трудом пробивалась против ветра, то поднимаясь на гребни волн, то опускаясь в долину. Все маленькие суда, тяжело переваливавшиеся с борта на борт при таком ветре и волнении, вызывали мое сочувствие. На этой «гористой» морской поверхности, вероятно, и «Полонез» выглядел несолидно, но мы только чуть уменьшили парусность и считали себя настоящими Покорителями Великого Океана.

Казалось просто невероятным, что яхта, подскакивая все время на волнах, удерживала правильный курс по компасу, а подруливающее устройство справлялось с силами, действующими на паруса. Но вот на ее траверзе появились белые скалы Дувра, и именно в том месте, где мы ожидали увидеть сушу.

Первым английским портом был город Каус на острове Уайт. Это — Мекка яхтсменов всего мира, город, где находится резиденция фирмы Вицека-Вацека.

Ночуем у причала. Опять воет в такелаже ветер. В Северном море мы были обречены плыть в любую погоду, а быстрое плавание доставляло нам и много радости. Но сейчас, лежа на койках под палубой, мы дружно считаем, что в такую погоду лучше находиться в порту. Наконец-то нам тепло и уютно — под одеялами.

Страсти вокруг гонок

Двенадцать лет назад, перед первой гонкой одиночек через Атлантику, Чичестер поспорил с Хаслером на полкроны, что станет победителем. С тех пор многое изменилось. Гонки на трансатлантической трассе, состоявшиеся уже трижды, завоевывали все большее признание яхтсменов. Однако после того как я осмотрел в Лимингтоне яхту «Стронгбоу», у меня появилось желание поднять паруса и двинуться обратно в Польшу. Разве можно меряться силами с такой машиной? Стройный корпус длиной 20 метров весит всего 8 тонн, а «Полонез» при длине 14 метров тянет 11,6 тонны. А мыслимо ли победить «Вандреди трез» — эту сногсшибательную французскую яхту, которую создал американский конструктор Дик Картер? Длина яхты — 40 метров!