Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #1

• Название: Журнал Наш Современник 2009 #1
• Автор: Журнал современник
• Жанр: Советская классическая проза

---

А теперь обратимся к первым автобиографическим записям поэта от 1919 года и прочитаем там о его матери:

"…Родительница моя была садовая, а не лесная, во чину серафимовско-го православия. Отроковицей видение ей было: дуб малиновый, а на ней птица в женчужном оплечье с ликом Пятницы-Параскевы. Служила птица канон трём звёздам, что на богородичном плате пишутся; с того часа прилепилась родительница моя ко всякой речи, в которой звон цветёт знаменный, крюковой, скрытный, столбовой… Памятовала она несколько тысяч словесных гнёзд стихами и полууставно, знала Лебедя и Розу из Шестокрыла, Новый Маргарит - перевод с языка чёрных христиан, песнь искупителя Петра III, о христовых пришествиях из книги латинской удивительной, огненные письма протопопа Аввакума, индийское Евангелие и многое другое, что потайно осо-ляет народную душу - слово, сон, молитву, что осолило и меня до костей, до преисподних глубин моего духа и песни… "

Коштугский приход Олонецкой губернии был одним из центров старообрядцев-беспоповцев филипповского согласия. К началу 1890 годов они были практически вытеснены из этого района, но это совершенно не значит, что их влияние хоть как-то ослабло. Само беспоповство уже издавна было разделено на множество течений и ответвлений, но "Серафимовское православие" - нечто совершенно особое. Эта секта была основана в 1870-х годах в Псковской губернии ризничим Никандровой пустыни монахом Серафимом, как об этом повествовал в 1889 году в "Церковном вестнике" неизвестный автор, излагая историю секты и основы верования сектантов: "Заметив, что простой народ, особенно женский пол, умиляется стройным пением, он завёл певческий хор из девиц и стал водить его с собою по деревням. Народу это понравилось. Серафим завёл подобные хоры в селениях…Толпы его почитателей бродили за ним по деревням, когда ему случалось бывать там с иконою; они во множестве, оставляя обычные работы, стекались к нему и в монастырь, желая очистить пред ним свою совесть таинством покаяния или получить от него духовное наставление. Серафим вообразил, что он действительно есть избранник Божий, и сделался лжеучителем, даже основателем новой секты".

Будучи не в состоянии ужиться с новым настоятелем, Серафим ушёл из монастыря, скрывался в лесах на севере Порховского уезда и, в конце концов,

был найден, взят под стражу и заключён в петербургскую тюрьму. Однако влияние его не уменьшилось, а количество "духовных чад" всё росло. "Учеников Серафима открыли не только в Порховском уезде, в окрестностях Никандрова монастыря, но и в других уездах Псковской губернии: новоржевском, островском и псковском… Письменного изложения учения Серафима нет. Некоторые сведения об учении Серафима собраны при розысках по случаю побега его из монастыря. По этим сведениям лжеучение Серафима состоит в следующем: истинного христианства в настоящее время нет нигде; в мире теперь смрад и духота от нечестия людей; скоро наступит второе пришествие Христово; антихрист уже живёт в мире, и ему покорились все благородные и учёные люди… Ученики Серафима уже не раз назначали и день второго пришествия Христова, приготовлялись к нему переменою одежды, взаимным прощаньем, получением благословения от больших матушек и отпущения грехов. Проходил благополучно назначенный день, и матушки говорили: "Это случилось по нашим молитвам, чтобы иметь время убедить прочих к единомыслию с нами"…Последователи Серафима во все воскресные и праздничные дни усердно посещают православные храмы, поют с причетниками на клиросе, исповедуются и приобщаются св. таин в посты. Но при всём этом они говорят, что священникам не нужно верить, потому что они врата ада и что в них ересь… Во время своих собраний они читают акафисты, поют разные ими же составленные духовные песни, употребляя при этом разные музыкальные инструменты, приобщаются просфорою, разделяя её на мелкие части и влагая их в чашу, наполненную красным вином. В песнях серафимовцев выражается их печальное настроение: эти песни мрачны и унылы; в них высказывается недовольство своим положением на земле и желание как можно скорее освободиться от него в надежде лучших благ. Мрачное настроение духа они выражают и во внешнем своём виде, особенно женщины. Они обыкновенно покрываются тёмными платками, одеваются в тёмные платья и кофты. Такое мрачное настроение между серафимовцами потому особенно удивительно, что между ними преобладает молодой возраст".

И всё же сильное сомнение закрадывается в справедливости слов Клюева, который отнес вероисповедание своей матери к серафимовскому православию. Дело в том, что члены серафимовской секты принимали на себя обязательный обет безбрачия: "Холостые не женитесь, женатые разженитесь". К клюевской семье он неприменим. Речь, скорее, о другом - о знакомстве Прасковьи Дмитриевны с серафимовцами и о вынесенных в материнской памяти сектантских гимнах, на исполнение которых она была большая мастерица.

"Несколько тысяч словесных гнёзд стихами", что "памятовала" Прасковья Дмитриевна, по словам Клюева, - огромный массив песенного северного фольклора, доступный ей, - плачее и песельнице. "Нигде так не сбереглись эти отголоски старины, - писал Павел Иванович Мельников (Андрей Печер-ский) в своём знаменитом романе "В лесах", что был одной из любимейших книг Клюева, - как в лесах Заволжья и вообще на Севере, где по недостатку церквей народ меньше, чем в других местностях, подвергся влиянию духовенства. Плачеи и вопленицы - эти истолковательницы чужой печали - прямые преемницы тех вещих жён, что "великими плачами" справляли тризны над нашими предками. Погребальные обряды совершаются ими чинно и стройно, по уставу, передаваемому из рода в род… Одни плачи поются от лица мужа или жены, другие от лица матери или отца, брата или сестры, и обращаются то к покойнику, то к родным его, то к знакомым и соседям. И на всё свой порядок, на всё свой устав… Таким образом, одновременно справляется двое похорон: одни церковные, другие древние старорусские, веющие той стариной, когда предки наши ещё поклонялись Облаку ходячему, потом Солнцу высокому, потом Грому Гремучему и Матери Сырой Земле".

При том, что в семье хранятся все предания, все заветы староверчества, и "Житие" Аввакума, и "Поморские ответы" - настольные книги ("Раскол бабами держится, - писал тот же П. И. Мельников, - и в этом деле баба голова, потому что в каком-то писании сказано: "Муж за жену не умолит, а жена за мужа умолит") - немало в доме и "отреченных" книг, тайных, чернокнижию принадлежащих. Здесь и "Шестокрыл" итальянского еврея Эммануэля-бар-Якоба, составленный из шести крыл - хронологических таблиц иудеев (описание книги было издано в 1887 году). Здесь и "Новый Маргарит", составленный Андреем Курбским, и скопческие величальные песни о Петре Искупителе…

В "Песни о великой матери", писавшейся на рубеже 20-30-х годов, этом дивном эпическом сказании о праотцах, предках, духовных наставниках и о матери (во многом по её рассказам), Клюев воссоздаёт "круг" своего домашнего чтения:

Двенадцать снов царя Мамера И Соломонова пещера. Аврора, книга Маргарит, Златая Чепь и Веры Щит, Четвёртый свиток Белозерский, Иосиф Флавий - муж еврейский, Зерцало, Русский виноград, - Сиречь Прохладный вертоград, С Воронограем список Вед, Из Лхасы шёлковую книгу И гороскоп - Будды веригу - Я прочитал в пятнадцать лет.

Здесь, уже в поэтическом тексте, добавляется "Сказание о двенадцати снах царя Мамера" в русском переводе с персидского, эсхатологическое толкование снов о конце мира и пришествии антихриста, бытовавшее в старообрядческой среде; добавляется "История иудейских войн" Иосифа Флавия (выдержки из неё присутствовали и в "Цветнике странническом" - культовой книге старообрядцев-бегунов), "Виноград российский" Семёна Денисова - ещё одна культовая книга староверов, "Аврора" Якова Бёме, Веды, китайский гороскоп… Ясное дело: поэма - не документальное свидетельство и даже не автобиография. Ну как тут не скажешь - всё придумал, всё сочинил, сам начитался со временем, а мать-то тут при чём?

При том, что семья Клюева была книжной семьёй, как издавна велось у староверов. "Старообрядцы, - писал Ф. Е. Мельников, - в общей своей массе были всегда грамотнее и культурнее никонианской массы. Николаевская эпоха особенно ярко отличалась этим различием. В то время были созданы в каждой губернии особые комиссии для обследования умственного состояния местного населения. Весьма показательны обследования Нижегородской комиссии: "Подъезжаем, - пишут члены комиссии, - к селу, спрашиваем название его. "Василевы", - отвечают.

- Кто живёт? - Раскольники. - Грамотные есть? - Все грамотны. И, действительно, оказывается, сплошь грамотны. Едем дальше.

- Что за деревня? - Сукино. - Кто живёт? - Православные. - Есть грамотные? - Один деревенский писарь. И так - по всей губернии", - удостоверяет губернская комиссия".