Александр Эртель - Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

• Название: Гарденины, их дворня, приверженцы и враги
• Автор: Александр Эртель
• Жанр: История

---

Баловство. Пороли вас мало. Вас не в острог, а именно драть нужно. Я, брат, Николая драл.... Вот и вышел человек. Теперь он женился, например (Мартин Лукьяныч понизил голос), то сё, из простых, дескать, из доровых...

а тут купец Еферов с дочерью навязываются, приданого пятьдесят тысяч... Другой бы разве не польстился? Но Николай умен. И я ему говорю: "Николя, Татьяна Емельяновна хотя, мол, из простого звания, но ты вглядись..."

- Королева - одно слово! - подтвердил Гараська.

- Ты вглядись, говорю. Неописанной красоты, умна...

Да пропадай они, пятьдесят тысяч!.. Я знаю, болтают раз- Блажен, кто верует, - тихо возразил священник и, как будто испугавшись своих слов, быстро добавил: - Конечно, конечно, все от господа. Не знаете, Татьяна Емельяновна, брошюры фирмы "Посредника" имеются еще у Николая Мартиныча?

- Есть, есть. Пять сотен из Москвы прислали.

- И новенькие?

- И новые есть. Толстого вышла очень уж трогательная. "Два старика". Да вы пожалуйте в горницу, там в шкапчике лежат... И журнал там. Кажется, последнюю книжку фельдшерица назад отдала. Пожалуйте в горницу!

- Амельяновна! Гвоздочков бы мне, однотесу...

- Умница! Почему у тебя железо полосовое?

- Хозяюшка! Покажь-ка чугунок, эдак в полведерки...

- Здравствуй, обворожительная женщина! - раздался нетвердый, сиплый голос, и Косьма Васильич Рукодеев крепко пожал Татьянину руку. Он едва держался на ногах; вид его был совершенно лишен прежнего великолепия:

опухшее лицо, мутные глаза, спутанные, с сильною проседью волосы, - все говорило о беспробудном пьянстве.

Рядом с ним, улыбаясь гнилыми зубами, стоял человек с какою-то зеленоватою растительностью на лице, с бегающими неопределенного цвета глазами, в прекрасном пальто нараспашку, в шляпе котелком, с толстою золотою цепью на животе.

- Коронат Антонов! - кричал Рукодеев, патетически размахивая руками. Всмотрись! "Есть женщины в русских селеньях с спокойною важностью лиц, с красивою силой в движеньях, с походкой, со взглядом цариц..." Понимаешь, о ком сказано?.. Вот она!.. А, впрочем, ты не можешь этого понимать, ты свинья... Извините великодушно, Татьяна Емельяновна: свинье красоту вашу хвалю, непотребному пройдохе стихи декламирую... Ах, пал, пал Косьма Рукодеев!..

- Это вы напрасно-с, Косьма Васильич, - с слащавою улыбкой возразил Коронат, - что касательно в отношении прекрасного пола...

Татьяна строго сдвинула брови.

- Стой, молчать! - возопил Рукодеев и даже погрозил пальцем на своего спутника. - С кем говоришь? Где находишься? Вот рекомендую, Татьяна Емельяновна... Двенадцать лет тому назад явился наг и гладей в наши палестины. Фортункой народ обманывал, на станции трактир держал и вдобавок известное заведение. Теперь богат, блажен и в первой гильдии... О, времена! О нравы!.. Коронатка, много ли ты по миру сирот пустил? Много ли загубил душ мужеска и женска пола?

- Ежели вы так желаете тлетировать, Косьма Васильич. И притом в публичном месте... - Коронат сделал оскорбленное лицо.

- Ну, и что же?.. От задатку откажешься?.. Врешь!

В морду наплюю - и то не откажешься. Вот полюбуйся Татьянушка, продал имение этому бестии... Вожу его с собой... Срамлюсь... На мерзопакостную рожу его так сказать, смотрю круглые сутки!.. (Коронат отвернулся и с видом человека, уязвленного в своем достоинстве, но стоящего выше подобных пустяков, стал смотреть на улицу)

Зачем продаю, спрашиваешь? - продолжал Рукодеев и вдруг заплакал.-Ах, обидел, обидел меня Володька!..

Прискорбно, Танюша, тоска!.. Юноша семнадцати лет кончает гимназию, так сказать, и вдруг - бац! Двойка в латыни, револьвер, выстрел, и все кончено... Зачем имение, спрашивается? Кому хозяйничать?.. Анна колотовка, это верно, но, однако, родной ведь сын... По крайней мере, продать, жить на проценты... "Кто виноват, у судьбы не допросишься, да и не все ли равно?" А? Ах Володька, Володька!.. Все опротивело, Танюша, все! Были так сказать, помыслы... были чувства. Очень благородные чувства!.. Но для чего? К чему? Муж твой... я его понимаю. Я уважаю твоего мужа... И хвалюсь, что первый заметил в нем искру... Но мне все опротивело!.. А было было время... Вот Илья Финогеныч помер, Володька застрелился... Ах, Татьяна, жизнь есть океан бедствий! Ба ба, ба! Мартин Лукьяныч! Старче крепостниче!.. Что брат, пали стены Иерусалима? Воздыхаешь о старине? Да, брат, ау!.. "Порвалась цепь великая"... Ну, что там толковать, поидем-ка выпьем!.. Эй, Коронат, покупатель, веди нас в трактир!.. Шампанского выставляй, исчадие века сего!.. Так, Николай Мартиныч в собрании? Действует?

Ну, пускай его действует!.. "Суждены нам благие поры, вы, но свершить ничего не дано!" До свидания, русская женщина!.. Простите великодушно падшего... Коронатка веди!

Мартин Лукьяныч, притворяясь, что уступает только из любезности, и избегая смотреть на Татьяну, последовал за Рукодеевым и Коронатом. На мгновение лицо Татьяны омрачилось и сделалось грустным; но ей некогда было вдаваться в посторонние мысли: базар был в полном разгаре, и покупатели не уставали прибывать.

В городе N только что кончилось очередное земское собрание. Перед этим все шли дожди, и гать под городом превратилась в настоящее болото. Крестьянские клячонки с трудом выволакивали из этого болота громоздкие телеги с лыками, кадушками, лопатами и иным хозяйственным скарбом, закупленным на базаре. Разряженные и раскрасневшиеся бабы сидели на возах, ели калачи, грызли подсолнухи, орали песни; мужики немилосердно нахлестывали лошадей, шумно разговаривали. Яркое солнце покрывало блеском мокрые деревья с пожелтевшею листвой, огромные лужи, жидкую грязь, пестрые городские крыши и главы церквей. Все как-то было обнажено, все отчетливо и резко выделялось в прозрачном воздухе. На краю гати, по утоптанной тропинке, шел человек лет тридцати пяти, в калмыцком тулупчике, с узелком в руках. Он по временам останавливался, внимательно вглядываясь в проезжавших мужиков. Вдруг четверка рослых, породистых лошадей, дружно шлепая по грязи, обогнала обоз и поравнялась с человеком в тулупе.

- Стой! - крикнул из коляски молодой человек в военной шинели и белой конногвардейской фуражке. - Зачем вы здесь, Николай Мартиныч?

- Да вот знакомых мужичков посматриваю-с, Рафаил Константиныч... Не подвезут ли.

- Не угодно ли со мной? Доедем до Анненского, там переночуете, а завтра вас доставят. У меня подстава на половине пути. Садитесь, пожалуйста.

Николай поблагодарил и, запахнувши свой тулупчик, влез в коляску.

- Прекрасно вы сказали вчера о школах, - заговорил молодой человек, закуривая сигару и предлагая другую своему спутнику. - Прекрасная речь!

- Что ж, Рафаил Константиныч как хотите, но пора же ведь и честь знать-с, - ответил тот. - В иных земствах шибко подвинулось это дело, особливо в северных, но у нас... Вы не поверите, восемь лет я гласным состою, одолевает черноземный элемент! То есть старичье, крепостники-с...

- Ну, а молодые?

- Все как-то не оказывается, Рафаил Константиныч...

Оно, конечно, есть, да уж не знаю, кто лучше-с. Вы не изволили обратить внимания на список гласных по нашему уезду?.. Двенадцать штаб-ротмистров одних, помилуйте-с! - Николай спохватился, что говорит с военным, и быстро добавил: - То есть я, конечно, не порочу военного сословия, но сами посудите... В ус не дуют, что касается народных интересов...

- Да" Да- Я вполне с вами согласен, - успокоил его Гардении, мягко улыбаясь, и, подумав, повторил: - Прекрасная, прекрасная речь!

- Надо долбить-с!.. Вам большое спасибо: ваша поддержка и сильна и как снег на голову... Рафаил Константиныч, извините, если скажу, благое дело вы задумали, что пошли в земство.

- Да?.. Но у вас есть сочувствующие, насколько я мог Заметить?

- Есть-с, как не быть. От города один, из дворян двое, мужички... Это есть-с.

- Зачем же вы находите нужным благодарить меня за поддержку?

- Так ведь это особая статья, Рафаил Константиныч!.. Без вас разве мы поставили бы такую карту? Школа двухклассная, склад книжек, три тысячи прибавки!.. Помилуйте, да нам и не подумать о такой страсти...

- Но почему же?

- Как же можно-с!.. А ваш гвардейский мундир?

А богатство? А связи?.. Штаб-ротмистры и то нашу руку потянули! Непременный член Филипп Филиппыч Каптюжников направо положил!.. Неужто, вы думаете, ради народного просвещения? Эх, Рафаил Константиныч, как вы еще плохо в черноземную политику проникли!

- Но как это грустно.

- Чем же-с?

- Значит, все зависит от случая, от личности, от мундира?

- Как сказать?.. В нонешнее переходное время, точно, многое от случайности зависит... Но подождите-с!.. Тем местом созидается сознательная сила-с, понятия крепнут, головы привыкают размышлять-с!.. Погодите, Рафаил Константиныч!.. Возьмем город... Купец Еферов, например, был: лет семь как помер... Вот еще дочь его Варвара, за Каптюжниковым, Филипп Филиппычем... Замечательный был покойник... Ум, развитие, дух общественности! - все!.. Много он на свой пай правде послужил... Но что же-с? В общественных делах был одинок, сочувствие находил весьма мизерное... Вы не поверите, в гласные ни разу не выбирали, а кого выбирали, те только к подрядам принюхивались... Однако с тех пор произошла перемена. И знаете, что я вам доложу? Посодействовала война-с...