Асука Фудзимори - МИКРОКОСМ, или ТЕОРЕМА СОГА

• Название: МИКРОКОСМ, или ТЕОРЕМА СОГА
• Автор: Асука Фудзимори
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00449-6

Хитоси по происхождению принадлежит к древнейшему японскому клану Сога.

Хитоси - блестящий ученик, вызывающий всеобщее восхищение.

Хитоси защитил диссертацию на тему "Генезис парадоксов".

Хитоси разработал систему кодирования и создал шифровальную машину.

Читоси Сога - самый закоренелый из известных в Японии преступников.

Вместо того чтобы составлять и решать «уравнения гуманизма и демократии, патриотизма и равноправия», Хитоси Сога стал закоренелым преступником.

---

Еще два отказа – и Умако лично прибыл к принцессе Нукадабэ. Упрашивал он ее, соблазнял обещаниями или угрожал, никто не знает, но после его визита принцесса приняла предложение и, по этому случаю, новое имя. Императрица Тоёмикэ Касикия-химэ вступила на престол с большой помпой, под завывание снежной зимней вьюги и под беспокойными взглядами придворных.

Правление этой императрицы длилось дольше, чем она могла вообразить. Когда после тридцати шести лет славного царствования ей пришла пора отойти в мир иной, человек, которого она боялась более всего на свете, уже давно умер. Дети Сога заняли его позиции, но императрица их не опасалась так, как покойного отца. Длительность правления и то, что она пережила Умако, – эпохальное событие, ничего не скажешь, – окружили ее образ неким ореолом. Еще при жизни она превратилась в известный монумент. Настоящая государыня!

Придворные летописцы чутко отреагировали на веление времени, по мере надобности откорректировали историю, и вместо боязливой, задерганной женщины перед потомками возникла покоряющая грацией и силой духа монархиня-повелительница.

Случались эпидемии и неурожаи, свирепствовал голод; страну населяли забитые, неграмотные крестьяне, грязные суеверные ремесленники, издыхающие от голода и непосильного труда дети, превращавшиеся на третьем десятке лет жизни в старух женщины… Смерть повсюду, смерть от болезней и убийства из-за горсти зерна… А в нескольких днях под парусом – континент, пославший на острова рис, идеографическое письмо, а еще – новое божество с размытыми, некатегорическими догмами, с учением о реинкарнации и отрешенности, о заблуждениях и озарениях, сулившее в конце пути избавление от страданий.

Влиятельные фигуры при дворе воспротивились новому учению. Потребовалось более полувека борьбы, чтобы новая вера смогла утвердиться на островах.

– Бог-иностранец, бог с материка! – восклицал красный от гнева Мононобэ. – Вон эту гадость с земли Аматэрасу!

Сога, однако, поверили новому богу. Они поддерживали контакты с материком и хорошо изучили Добрую Веру. Отец Умако соорудил было храм новой веры, но Мононобэ и Накатоми дважды сжигали здание, сбрасывали статуи в грязные, вонючие каналы. Умако, в вопросах фамильной чести весьма щепетильный, безжалостно уничтожал врагов своего дома. Посадив на престол племянницу, Сога железной рукой правил полудикой, полуязыческой империей.

Императрица вполне понимала устремления своего решительного дяди. Она назначала на ответственные посты членов дома Сога, ускорила сооружение большого храма в Асука и повелела соорудить буддийские святилища в других городах. Добрая Вера быстро распространялась. Крестьяне и ремесленники получили наконец право оплакивать своих умерших и надеяться на лучшую судьбу для них. Они даже смирились с налогом на строительство новых храмов. Приобщение к цивилизации обходилось недешево.

От нововведений выигрывали все. Синтоистское духовенство поняло, что новая религия не затрагивает их жизненных интересов. Торговля и ремесла получали прямую прибыль от связей с континентом. Крестьяне могли повысить цену на свою продукцию. Правительство могло увеличивать налоги. Сога получали выгоду от всего – а как же иначе! Императрица перестала опасаться покушений.

– Кажется, я могу себе позволить это новое церемониальное платье. Похоже, я даже смогу надеть его не один-единственный раз.

Она ела с большим аппетитом и перестала вздрагивать при малейшем шорохе. Двор ценил чуткость и хороший вкус государыни, ее умение утешить и приласкать. Указания Умако она выполняла не вслепую, а взвешивая их последствия, и два-три раза смогла даже вежливо, но твердо отказать.

– Новая императрица, – бормотали в дворцовых кулуарах, – показывает себя с наилучшей стороны.

– Да, эта женщина – почти совершенство.

– Гм… почти…

– Да, если б не принц…

Принц… Единственная слабость монархини – принц Умаядо. Она обожала его, как собственного ребенка, выполняя любые его желания. Она вырвала бы для него собственное сердце, пожелай он того. Сохранявшая достоинство в общении с министрами и советниками, она полностью теряла его, как только вблизи появлялся принц Умаядо. Его круглая кукольная физиономия, его большие развеселые глаза, его не по размеру большая одежда, а тем более причудливые порывы принца безмерно умиляли императрицу. Если кто-то ворчал, что принц ведет себя недостойно, она возражала:

– Что поделаешь, такие выдающиеся дети всегда капризны.

Вне всякого сомнения, своевольным принца можно было назвать. Несколько раз в день он врывался в ее помещения с хныканьем:

– Мама, мама, сисю!

И императрица открывала свою левую грудь, уже несколько увядшую. Принц тут же присасывался к ней на несколько минут. Сцена могла бы вызвать умиление, если бы принцу не исполнилось уже двадцать лет. Он обзавелся официальной супругой и несколькими неофициальными прелестницами из дворцового персонала.

– О Высочайшая, – обращался к ней, помявшись, один из советников. – Принцу следовало бы проводить больше времени с официальной супругой, чтобы произвести на свет наследника.

– Ах, его официальная – это горе какое-то! – сокрушалась императрица. – И зачем только его на такой балде женили… Я единственная отдушина в его жизни, и вы хотите мальчика этой радости лишить. Бедный ребенок!

– При всем уважении, о Высочайшая, принца трудно назвать ребенком. Он бестактно лапает всех встречных служанок во дворце.

– А иных еще и использует, извините, в задний проход, – добавил другой советник. – Служанки жалуются, что это очень больно.

Все разговоры такого рода оставались без последствий. А если кто-то пытался поговорить с самим принцем…

– Мама, мама! Твои советники злые, злые! Они меня обижают!

– О, мой бедный малыш! Не плачь, мамочка сейчас поцелует тебя звонко-презвонко.

И она нежно гладит уже несколько плешивый череп принца, искоса неодобрительно поглядывая на провинившегося советника, поспешно покидающего поле проигранного сражения. Уже полгода как императрица не на троне, ибо она добилась для своего любимца титула принца-регента.

– Регент?! – взвился Умако. – Вы хотите сделать этого тупого придурка, этого дегенерата, этого…

– Он один из самых способных детей в империи, – спокойно, но твердо перебила дядю императрица.

– Кучу на стол навалить он способен! – в свою очередь не дал ей договорить Умако. – Нам надо всю страну преобразить, укрепить религию, заткнуть пасти этим деревенщинам, долдонящим про засилье иностранцев. И вы хотите сказать, что ваш слюнявый сопляк на все это способен?

– Я запрещаю вам так называть принца! Он чуткий и очень сообразительный ребенок. Вот увидите, как сильно вы заблуждались. Он еще покорит вас.

– Черта с два!…

– В любом случае, дорогой дядюшка, нельзя оставить его без внимания. Ведь он имперский принц. Его следует чем-то занять.

– Что ж, – вздохнул Умако, – поручим ему сношения с континентом. Задача несложная. Королевства Шираги и Мимана у нас под башмаком, в случае затруднений тамошние буддисты всегда помогут, стоит только обратиться к ним за советом. Они всегда все лучше всех знают. Как вы думаете, осилит это наш мелкий кретин?

– Дядюшка! Я ведь уже сказала вам… Да, полагаю, принц Умаядо справится. Конечно же справится! Он выдающийся мальчик.

Умако вовсе не был с нею согласен, но ему не хотелось снова прибегать к убийству. В последний раз, с Хацусэбэ, вышло неплохо, но снова испытывать судьбу… К тому же Добрая Вера учит, что убивать нехорошо. Новая религия быстро завоевывала позиции в стране, и могущественный министр все больше ее придерживался. Конечно, он не считал, что смахнуть с дороги одного-другого мешающего ему типа столь уж зазорно, но, как знать, сколько сотен трупов выдержит его карма. «Так, чего доброго, и нирваны не увидать!» – опасался Умако.

– У малыша врожденная склонность к такой деятельности, – нежно улыбнулась императрица,

– Горничных трахать у него врожденная склонность.

– Дядюшка, я…

– Ладно, ладно. Пусть регент. Но регент – это только титул. Итак, континент. И пусть не вздумает принимать решений, не поставив меня в известность, не то я ему…