Игорь Ефимов - Суд да дело

• Название: Суд да дело
• Автор: Игорь Ефимов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Кипер вскочил и быстро пошел к боковой двери. Велосипед, привязанный стоймя к крыше автомобиля, проплывал за окном. Долли иногда брала с собой велосипед, отправляясь к нему на свидание. Они гуляли по парку, разделенные велосипедом. "Он дает мне иллюзию независимости, - говорила она. Независимости от тебя. Захочу - прыгну в седло, и только ты меня и видел".

Кипер почти бежал. Автомобиль с велосипедом двигался зигзагами. Наконец нашел себе просвет в дальнем углу стоянки. Дверца открылась, и грузная тетка начала вылезать из нее ногами вперед. Она то подтягивалась на руках, то выгибалась животом вверх, то ерзала, пытаясь оторвать зад от сиденья. Велосипедные спицы, казалось, начали дрожать и сгибаться от одного ее вида.

Разочарованный Кипер поплелся к своему "фалькону". Окунулся в его банную духоту. Опустил стекло. Ждать дальше не было смысла. Но он все сидел, тупо глядя на шкалу приемника. Но не включал. Но "тук-тук-тук" в его висках без помех заполняло горячую тишину.

Старый израильтянин просеменил снаружи, растерянно озираясь. Подкатил коляску к телефону-автомату, набрал номер.

- ...потому что один человек не может разорваться сразу на двадцать частей, - расслышал Кипер.

Что-то показалось ему необычным, почти таинственным в этой фразе. Но мысли его кружили бесцельно, как рыбы в аквариуме. Но привычная мстительная горечь затекала в сердце. К ней, на нее. За то, что не дождалась, за то, что - да-да! - бросила его одного. С этим глубоким порезом в душе. Который так болит без нее, а при ней так сочится счастьем.

- Долли, - сказал он вслух. - Долли, так больше нельзя.

Израильтянин с коляской перестал озираться, остановился и показал телефонной трубкой на пыльные носки своих сандалий. Белая "тойота" вынырнула неизвестно откуда и с собачьей послушностью подкатила к его ногам. Тоненькая девушка в прозрачном платье выпрыгнула из нее, пошла открывать багажник, на ходу что-то объясняя старику. Она сердито жестикулировала, показывала пальцем то на себя, то на фотоаппарат в руке, то куда-то назад, на прошлые обиды и ошибки.

И тогда Кипер узнал ее.

Узнал эту круглую головку, похожую на яичный желток. Которую он хотел бросить под бензовоз сегодня утром. Вместе с белой автомобильной скорлупкой.

И ему вдруг открылось, чтоi было таинственного во фразе, сказанной только что стариком. В ней каждое слово было чистым, промытым, без тени акцента.

И в памяти всплыл кашалот Ларри, предупреждавший его о наведенных на него биноклях, подсунутых микрофонах, спрятанных телекамерах. И стало понятно, что девица - утром - и старик - днем - не могли кружить вокруг него по чистой случайности, а потом так случайно оказаться отцом и дочерью.

И мысль о том, что он сам - сам! - без просьб и угроз! - все рассказал старому притворщику про Долли, пронзила его стыдом, страхом, ненавистью, тоской. До слез, до кома в горле, до стиснутых пальцев на ключе зажигания: включить мотор, врубить скорость, нажать на педаль газа и оставить этих двоих валяться посреди раскатившихся помидоров, в луже подсолнечного масла, обсыпанных кошерной солью и кофе-эспрессо.

ПРЕСТУПНИК СКРЫЛСЯ ТАК БЫСТРО, ЧТО НИКТО НЕ УСПЕЛ ЗАМЕТИТЬ НОМЕР ЕГО "ФАЛЬКОНА".

I-4. Полина

На двери дома белела записка:

"У меня прием до 10. Пожалуйста, не включай музыку слишком громко. В прошлый раз твой Вивальди не дал моей пациентке погрузиться в гипноз. Целую, Полина".

Дом они покупали с Полиной в первый год после свадьбы. В первый год они были переполнены нежной уступчивостью друг другу, вслушивались в оттенки желаний, готовы были угождать причудам и прихотям. Причудой Полины была мечта найти дом, пронизанный снизу доверху бесшумным лифтом. Так, чтобы из гаража в нижнем этаже можно было бесшумно попадать в столовую на первом, в кабинет на втором, в спальню на третьем. Причудой Кипера был дом, имеющий хотя бы одну комнату с окнами во всех четырех стенах. Добрая бабушка Дженни подарила Киперу необходимый аванс. Но улыбка агента по продаже недвижимости делалась все более усталой и кислой с каждым их появлением в его конторе. ПОКУПАТЕЛЕЙ С НЕВЫПОЛНИМЫМИ ЖЕЛАНИЯМИ СЛЕДУЕТ ПОСЕЛЯТЬ В БАРАКАХ.

И все же, каким-то чудом, он отыскал им такой дом. Старый художник, доживавший жизнь в инвалидной коляске, выстроил себе лифт - правда, не внутри, а снаружи дома. И этот лифт возносил владельца до самой верхней комнаты, в которой была устроена четырехсветная мастерская. Ведь утренний, дневной, вечерний свет - сменяя друг друга - изливаются на полотно непредсказуемыми сочетаниями красок. И если ловить их терпеливо и доверчиво, не исключено, что когда-нибудь, в следующем веке, какой-нибудь небольшой местный музей приоткроет для тебя калиточку в вечность - отыщет для твоей картины место на стене в небольшом зале с прогуливающимся охранником. Смерть художника обернулась для агента источником бессердечного ликования и принесла ему увесистые комиссионные.

Да, пусть они с самого начала были не равны - Кипер и Полина. Она была на три года старше, зарабатывала поначалу в два раза больше. Она знала, какие обои должны быть в спальне, какие - в столовой. Поставщики мебели слушались ее распоряжений и обращались с вопросами к ней, а не к Киперу. Она умела с первого раза попасть молотком по шляпке гвоздя, в то время как он должен был для начала пристреляться по пальцам.

Но разве не уравновешивалось это тем, что он был, как-никак, художественной натурой, творцом? И то, что изначально он оказался в ее кабинете в качестве пациента, вовсе не ставило его в подчиненное, зависимое положение. Полина всегда умела это подчеркнуть. Ведь что такое психотерапевт? Он - как настройщик рояля человеческой души, квалифицированный техник по смазке тонкого инструмента, обслуга. Рояль и вся музыка, заключенная в нем, неповторимее настройщика. Разве не так?

Нет, никогда она не позволяла себе принять по отношению к нему покровительственный тон. Конечно, они оба помнили, что это она вытащила его из очередной затяжной депрессии. Он был тогда как кусок камня - бесчувственный, замерший, опасный. Так что у него были потом все основания в минуты нежности называть жену "моим Пигмалионом". Она польщенно улыбалась и отмахивалась. Ничего особенного, о чем тут говорить! Просто ей повезло нащупать в нем несколько важных перетянутых струн - и ослабить их.

Шаг за шагом она прошла тогда вместе с ним историю его детских и юношеских травм. И его невиноватость возрастала с каждой находкой. Стало ясно, что его трудности в колледже были вызваны вовсе не ленью, а тем явным предпочтением, которое его отец отдавал в детстве его старшему брату. А его панический страх высоты - гибелью того мальчика в их школе, который покончил с собой, выбросившись из окна. А его неумение выбирать себе одежду в магазине чувством вины перед тем продавцом обуви, которого он однажды заставил примерять себе пару за парой. И уж конечно, положить на гроб матери вместо цветов бейсбольную рукавицу он захотел вовсе не для того, чтобы огорчить или шокировать собравшихся родственников, а лишь потому, что в его подсознании ее образ был навеки слит с некой повелевающей, хватающей, удерживающей силой.

Возможно, какую-то роль в успешном излечении сыграли также колени Полины. Тогда в моде были очень короткие юбки. И за время психоаналитического сеанса эти колени имели возможность глубоко проникнуть в подсознание пациента. Произвести там благотворное терапевтическое воздействие. Отвлечь больное сознание от тупиковых мыслей о себе самом.

И еще - был момент - она обронила мельком одну фразу.

Он не помнил слов, помнил только, что сказанное вдруг ожгло его стыдом. Они обсуждали - вернее, она выспрашивала, что больше всего огорчает его, даже мучает в окружающих людях. И он сознался - хотя это было далеко, далеко не все, - но он назвал это одним словом: предсказуемость. То есть когда одно обязательно тянет за собой другое. То есть когда учитель говорит только правильные вещи. А родители непременно переживают за детей. А солдат смело сражается с врагами. А попутчик в метро спрашивает тебя, с каким счетом кончился вчерашний матч. А женщина говорит "нет", когда ты еще не успел попросить ее о свидании.

Полина слушала его заинтересованно. И вдруг перебила, сказала каким-то непрофессиональным тоном:

- Но ведь и вы...

- Что я? - не понял он.

- Ведь в этом своем раздражении и нетерпимости вы тоже ужасно предсказуемы.

И вот тогда он почувствал острое жжение в щеках. Она заметила, попыталась смягчить. Но сделала еще хуже.

- Это же так очевидно, - сказала она. - Либо у вас есть характер - и тогда вы предсказуемы. Либо вы непредсказуемы - и тогда у вас нет характера, личности. Приходится выбирать что-то одно.

И эти ее слова сильно врезались ему в память. И, конечно, колени тоже. Так или иначе, через три месяца еженедельных визитов в кабинет Полины Кипер ожил, окреп, заново научился снимать телефонную трубку, доставать письма из почтового ящика, иронизировать, варить себе кофе, являться на работу в положенное время. Полина даже уговорила его остричь длинные волосы, сама орудовала ножницами и любовалась. А еще через три месяца они поженились.