Павел (Песах) Амнуэль - Право на возвращение

• Название: Право на возвращение
• Автор: Павел (Песах) Амнуэль
• Жанр: Научная Фантастика

В 2006 году издательство «Амадеус» собралось выпустить серию книг «Открытый космос» — о том, как Россия осваивает пространство. Первые две повести написал В. Рыбаков. Третью — продолжение — я. Проект так и остался в проекте. В. Рыбаков свои повести объединил в роман «Звезда Полынь» (ЭКСМО,2007). А моя повесть так и повисла в воздухе…

---

Что от него сейчас зависело? Ничего.

Гинзбург монотонно повторял одно и то же, адвокат слушал с видимым интересом, кивал головой и делал какие-то пометки, а потом неожиданно захлопнул блокнот и встал, протянув Гинзбургу через стол руку. Рукопожатие оказалось безразмерно-долгим, Гинзбург держал руку адвоката в своей, будто боялся отпустить, будто этот жест — единственное, что еще связывало его с миром, уходившим теперь безвозвратно.

На лице Беринсона промелькнуло странное выражение — смесь удивления с пониманием, — сразу же сменившееся прежним невозмутимым спокойствием.

— Подумайте, — сказал адвокат. — Я приду завтра. Буду сделать все с меня возможное, чтобы… как это… изменить пресечение. Да. Мера пресечения, я иметь в виду.

Гинзбург молча кивнул.

* * *

Беринсон перешел на английский, как только они покинули стены полицейского участка.

— Я поеду сейчас к Ноаму, — сказал он, — и мы обсудим, как вести расследование. На то, что Михаила отпустят под залог, надежды мало, это убийство, а по таким делам судьи обычно не рискуют. Я очень надеюсь на то, что Берман не станет копать достаточно глубоко. Я имею в виду — по знакомству Михаила с убитым. Прокуратуре тоже невыгодно искать тут глубинную подоплеку, это только затормозит расследование, им это ни к чему. Дело предельно ясное. Защите остается одно: доказывать, что Гинзбург действовал по инструкции. Непреднамеренное убийство.

— То есть, — сказал Анисимов, — если удастся убедить суд, что Гинзбург действовал по инструкции, то его могут и оправдать?

— Вряд ли, — покачал головой адвокат. — Проблема в том, что Михаил видел Кахалани раньше. Если говорить откровенно, мы можем надеяться на три года с возможностью условно-досрочного освобождения после отбытия двух третей срока.

— Два года… — разочарованно протянул Карпухин, поняв лишь эти два слова.

— Убийство, — сказал Беринсон, — все равно ведь это убийство.

Они подошли к посольской машине, надо было прощаться — точнее, договариваться о следующем месте и времени встречи, ясно было, что встречаться им теперь придется часто. Скорее всего, каждый день.

— Да! — сказал адвокат неожиданно и, сунув руку в брючный карман, достал маленький смятый листок. — Это против правил, господа, и в другой раз я не стану…

— Что это? — потянулся к листку Анисимов.

— Сейчас, — сказал Беринсон, расправил листок на ладони, заслонившись то ли от солнца, то ли от попутчиков, подумал и протянул листок Карпухину. — Это вам. Лично.

Карпухин взял расправленную адвокатом бумагу размером с восьмушку обычного тетрадного листа. Вверху твердым почерком было написано: «For Semion Karmadanov, privately».

— Что это? — повторил Анисимов. Карпухин повернулся к нему спиной.

На листке были две колонки чисел, в каждой колонке по шесть чисел, в основном, семизначных, но были и трехзначные — в верхней строке: 493 и 185. Что это могло значить? Если Гинзбург обращался к Карпухину, а не к представителю посольства, то означать это могло только одно: написанное каким-то образом имело отношение к «Грезам». И следовательно…

— Извините, Николай Федорович, — сказал Карпухин, опуская листок в карман, — это действительно личное.

— Вообще-то, — прищурившись и с плохо скрытой угрозой произнес Анисимов, — я могу потребовать… Вы тут, мягко говоря, никто…

— Не будем спорить, — примирительно сказал Карпухин. — Скорее всего, даже наверняка, без вашей помощи мне все равно не обойтись. Но я хотел бы сначала подумать, это ведь не возбраняется?

— Вот что, — решительно сказал адвокат по-русски, — мне много дел. Я иду, а вы тут… Кстати, господа, никакого я не видел. В руке не держал. Всего хорошего. Будем на связи.

— Это что-то, связанное с «Грезами»? — понимающе спросил Анисимов, когда Беринсон отошел. — Даже если так…

— Не знаю, — откровенно признался Карпухин. — Может быть… Вы дадите мне день?

— Здесь мой мобильный телефон, — Анисимов протянул Карпухину визитку. — Позвоните сразу, когда…

— Хорошо, — кивнул Карпухин.

— Александр Никитич! — услышал он и, обернувшись, увидел бежавшую к ним Юлю.

* * *

Карпухин не возлагал надежд на свои дедуктивные способности и, тем более, на свои отсутствовавшие таланты в области криптографии. Но не попытаться он считал ниже своего достоинства. К тому же, вопрос был, по его мнению, совсем в другом: Гинзбург передал листок именно ему, значит, предполагал, что Карпухин поймет написанное правильно. Может, на самом деле все очень просто?

Руфь плескалась в ванной, а больше никого дома не было — Роза повезла Симу в какой-то местный клуб, где собирались продвинутые подростки, демонстрировавшие друг другу свои недюжинные таланты в самых, как сказано было, разных областях человеческой деятельности. «В употреблении наркотиков, например», — заметила Руфь, на что Роза сухо отозвалась: «Это не талант, а комплекс». Мирон уехал на работу с утра, время от времени звонил и спрашивал, что слышно о Гинзбурге, будто тот был его давним приятелем.

Карпухин расправил листок на столе, пригладил ладонью и долго внимательно изучал столбики чисел, ничего не говорившие ни его сознанию, ни, по-видимому, интуиции, поскольку она и не думала подавать голос. Что-то простое, — повторял он про себя, — что-то очень простое…

Это не шифр, для шифрованного текста здесь слишком мало чисел, если только не принять, что каждое число соответствует какому-то блоку сведений, и, если так, то без кодовой таблицы делать тут нечего.

О чем хотел бы Гинзбург сообщить человеку, связанному с «Грезами»? Он, конечно, надеется, что выйдет на свободу, но понимает, насколько эта надежда эфемерна, и значит… Карпухин с самого начала, только взяв в руки листок, подумал, что Гинзбург хочет, чтобы в «Грозах» узнали о его новых идеях, о том, с чем он мог бы прийти к Карелину. Однако, двенадцать чисел — не описание идеи, это тоже понятно.

Значит, сведения о месте, где хранится информация. Это тоже пришло Карпухину в голову практически сразу. Вопрос в том…

Компьютер. Конечно, Гинзбург все хранил в своем компьютере — на жестком диске или на сидишках. Прощаясь недавно с Юлей у дома Гинзбургов, Карпухин спросил ее, конечно, есть ли у свекра компьютер. Естественно, ответ был положительным: лет еще семь назад он приобрел в кредит лэптоп и возился с ним все время, когда бывал дома.

Попытавшись что-то скомбинировать из двенадцати чисел и поняв, что заниматься этим можно до морковкина заговения, Карпухин решил все-таки обратиться за помощью к Юле, хотя и понимал, что, скорее всего, нарвется на отказ.

— Юля, — сказал он, услышав в трубке звонкий голос, — это Карпухин.

— Да, — сказала она, — извините, я разговариваю с Беринсоном по другому телефону.

— Есть что-то новое?

— Нет, извините…

— Я перезвоню.

Не ответив, Юля отключила связь.

Не будет она говорить со мной, — понял Карпухин. Ни она, ни Маша, жена Гинзбурга, ни, тем более, сын, с которым, похоже, говорить было и вовсе бессмысленно. Карпухин сложил листок, спрятал в бумажник и принялся надевать сандалии, крикнув:

— Руфочка, я поеду к Гинзбургам в Тель-Авив! Когда вернусь — не знаю.

— Не заблудись! — отозвалась Руфь, прикрутив воду.

Вообще-то, Карпухин рисковал — дома у Гинзбургов он мог застать одного Игоря или вовсе никого, но разговаривать по телефону тоже не было смысла, и ему повезло: дверь открыла Юля, а за столом в гостиной расположился мужчина лет тридцати, совершенно лысый, но с коротенькой черной бородкой клинышком. На мужчине была майка с изображением башен-близнецов и надписью REMEMBER и мятые длинные шорты — типичная израильская летняя одежда. На столе лежал раскрытый ноутбук, на экране которого Карпухин разглядел довольно мелкий ивритский текст.

— Это Ноам Мейер, частный детектив, — сказала Юля. — Он не понимает по-русски, и вообще-то…

— Я не помешаю, — быстро сказал Карпухин. — Если что-то очень важное, вы мне переведете? Потом… у меня к вам будет одно дело… Важное.

Юля показала Карпухину на диван, и он сел, оказавшись у детектива за спиной, но зато на глазах у Юли, пожелавшей, видимо, не выпускать гостя из поля зрения.

Мейер заговорил о чем-то, Юля слушала и коротко отвечала, в промежутках между ответами успевая сообщать Карпухину короткими фразами:

— Маша в полиции, дожидается свидания… Игорь с Аркашей гуляют на набережной… Я им сказала, чтобы до вечера не возвращались… Судья не разрешил отпустить под залог… Дал полиции три дня…

Мейер быстро пробежал пальцами по клавиатуре, потянулся и, обернувшись к Карпухину, вежливо, но твердо, произнес фразу, на которую Юля сразу же ответила — коротко, но, видимо, исчерпывающе.

— Он спрашивает, — объяснила Юля, — как давно вы знаете Мишу, и имеете ли информацию, способную помочь… Я сказала, что вы ничего не знаете, и это ведь так на самом деле?